было в том, что я оказался свидетелем столь сильной любви и душевной боли. Может быть, всему виной был недосып, но главное, открывшись Питеру, прочувствовав его любовь и отчаяние, я оказался не в состоянии с этим справиться.
Питер взял меня за плечо и легким, но настойчивым движением отвел в угол палаты.
– Мэтт, – быстро произнес он, – она что… умирает?
Мне стоило больших усилий взять себя в руки.
– Нет, – сказал я сквозь всхлипы. – Питер, у нее все замечательно. Она идет на поправку.
Он пытался что-нибудь понять по выражению моего лица:
– Тогда в чем дело?
«Когда не можешь утешить пациента, сделай так, чтобы ему пришлось утешать тебя».
Я мысленно был рядом с этим горюющим мужчиной, хотя одновременно находился в другом месте. Мне до смерти хотелось знать, о чем говорили на совещании по заболеваемости и смертности. Сколько человек покачивали головой? Кто проклинал мое имя?
– Мы рассчитываем, что Денис полностью поправится, – как только эти слова вылетели у меня изо рта, мне захотелось вернуть их обратно. Я не был уверен, что имею право рисовать столь радужную картину. Во время обхода все согласились, что состояние Денис улучшается, но оно по-прежнему было критическим.
– Ох, слава Богу, – выдохнул Питер, отшагнув назад. – Слава Богу.
– Да.
Мои слова шли вразрез с эмоциональным состоянием. Питер явно был в замешательстве.
«Вы любите свою жену», – хотелось сказать мне.
Я повернул свои заплаканные глаза в сторону Денис и произнес:
– Я только сейчас все осознал в полной мере. Я сожалею.
Он похлопал меня по плечу:
– Мы все прошли через многое.
Я рассмеялся сквозь слезы, как обычно это делают люди на похоронах. Вот и еще один совет, который нам забыли дать в медицинской школе: когда не можешь утешить пациента, сделай так, чтобы ему пришлось утешать тебя. Мы с Питером уселись обратно, и он снова взял Денис за руку.
– Мы можем просто посидеть? – спросил он, положив свой блокнот на кровать. – Просто посидеть втроем?
– Да, конечно.
Столь дикие перепады настроения были мне в новинку. Я даже забеспокоился, не началось ли у меня какое-нибудь аффективное расстройство. Как старшим врачам удавалось обзавестись достаточно прочной эмоциональной броней, чтобы не выть во всю глотку, при этом не превращаясь в бездушных роботов?
– Знаешь, – сказал Питер. – Меня убивает мысль, что я сыграл в этом свою роль.
Тыльной стороной ладони он коснулся мочки ее уха и нахмурился:
– Именно я рассказал ей про брата. Снова и снова прокручиваю в голове эту сцену – наверное, мне следовало сделать это как-то иначе.
Я вытер слезы о свой белый халат, в то время как по щекам уже потекли новые. Я был раздавлен. Каждый может сломаться, как сказал Байо. Я просто и подумать не мог, что сломаюсь столь быстро.
Глава 14
Когда час спустя мы снова встретились с Байо, я тщательно наблюдал за его глазами в поисках каких-либо признаков того, что про меня говорили на «З и С». Он, однако, так и не упомянул, что там обсуждалось, а я и не спрашивал. Мне было слишком страшно. Совещание прошло без каких-либо последствий, и меня это совершенно устраивало. Мы лишь обсуждали новых пациентов. Час за часом Сотскотт постепенно выходил у меня из головы.
– Слушай, – сказал Байо несколько дней спустя. – Мне нужно, чтобы ты провел ректальный осмотр еще одному пациенту. Палата шестнадцать.
– Само собой, – согласился я и вскочил со стула. За прошедшие дни я неплохо набил руку в ряде процедур. Теперь без проблем мог поставить катетер и наконец понял, как правильно направлять в желудок пациенту назогастральный зонд. – Думаю, я успею это сделать до обхода.
В медицине может ошибиться любой. И если есть сомнение в действиях вышестоящего коллеги, его необходимо озвучить.
Немного освоившись с выполнением этой процедуры, я чувствовал прилив воодушевления. Достав гваяковую тест-пластину с проявителем, я поплелся в сторону шестнадцатой палаты.
Когда я вернулся, Байо встретил меня с поджатыми губами.
– Что такое? – спросил я. Боковым зрением заметил Крутого. Обход вот-вот должен был начаться.
– Быстро ты, – ухмыльнулся он.
Я улыбнулся в ответ:
– Кровотечения нет.
– А ты ведь даже не спросил, зачем нужно проводить ректальный осмотр.
– Чтобы проверить, нет ли кровотечения, – ответил я. – К тому же ты меня попросил это сделать.
На тот момент я уже усвоил свои должностные обязанности: исполнять волю начальства. С учетом моей относительной неопытности неукоснительное соблюдение всех инструкций было наиболее безопасным вариантом как для пациентов, так и для меня самого.
– Действительно, – мы стояли молча, и он сложил руки на груди. – И?
Я не совсем понимал, к чему он ведет.
– Ты даешь мне десятки поручений.
– Это так.
– И я стараюсь выполнять их как можно быстрее и эффективнее.
Его лицо слегка искривилось:
– Энтузиазм поощряется. Но ты не думаешь. Ты делаешь.
– Да, много чего делаю. «Не думай. Делай».
– Слушай, Мэтт, весь следующий год тебе будут говорить, что делать. Хороший интерн выполняет все задания быстро и безошибочно.
– Я определенно пытаюсь.
– Однако отличный интерн остановится и задумается: «Есть ли в поручении какой-то смысл?»
– Что ты имеешь в виду?
– Действительно ли нужно проводить гваяковую пробу пациенту перед тем, как назначить ему антикоагулянт? – спросил он.
Я огляделся по сторонам.
– Я так понял, что это общепринятая практика в отделении.
– А об этом написано в каких-либо официальных рекомендациях? – осуждающе уточнил он.
Мне процедура казалась вполне логичной, но я не мог знать наверняка. Я уже многому научился в уходе за пациентами кардиореанимации, но еще не был экспертом.
– Я не уверен.
– Конечно, не уверен. Суть в том, что в какой-то момент тебе поручат сделать то, чего тебе делать не следует.
О чем он говорил? Эта мысль меня пугала. Что, если не все мои начальники будут такими же смышлеными, как Байо? В конце концов, ординаторы всего на год опережали меня и все еще проходили подготовку. Что, если у них возникнут проблемы с проведением процедуры или же они не смогут принять важное решение? Мысль о последствиях приводила меня в ужас.
Байо похлопал меня по спине и улыбнулся:
– Надеюсь, ты сможешь распознать такую ситуацию.
Обход пациентов начался несколькими минутами позже. Ариэль, дежурившая в ту ночь и не спавшая вот уже двадцать семь часов, начала с подробного описания необычного состояния пяти новых пациентов отделения:
– Женщина, сорок один год, с неишемической дилатационной кардиомиопатией[53] и биполярным расстройством, принимающая литий, поступила в кардиореанимацию сегодня в четыре
