то, что нас поздним вечером без каких-либо вопросов принимают, это как минимум странно.
— Моя старшая сестра здесь замом работает. Для нее это не проблема.
Отчего-то его взгляд кажется мне напыщенным.
— И что, даже не спросили, зачем тебе внезапная свадьба? — я усмехаюсь. Верится с трудом.
— Ну, я сказал, что это для друга нужно, потому что ему рейс в аэропорте поменяли, — кривит губы, взлохмачивая русые волосы, — ты только не обижайся. Я подумал, правда всё усложнит.
Тут он прав. Ложь крылья отращивает, а правда их с корнем выдирает.
— Ты всё правильно сделал, — спешу заверить, не чувствуя никакой уверенности в том, что он не передумает.
Эту свадьбу я точно запомню как самую быструю и удобную. Никаких долгих и нудных речей. Через десять минут штамп уже в паспорте.
Недаром говорят: женщинам вечно всё не так. Дело улажено, но на душе кошки скребут. Проблема точно лишь в том, что мама мне успешно одну глупую мысль с детства вдалбливала — брак это нечто торжественное и волнительное.
Ну, не в моем случае.
— Эм, — пытаюсь подобрать правильные слова и прочищаю горло, — спасибо за помощь. Я позвоню, когда смогу развестись с тобой.
Неловко обнимаю, не зная, как выразить свою благодарность, и внезапно слышу до жути странный вопрос.
— В смысле развестись? Ты о чем вообще? — опешив, Дима отстраняется.
Я тоже чувствую себя не в своей тарелке.
— Ты не представляешь, как сильно меня выручил.
— Только не говори, что на спор это сделала.
— Что ты! Конечно же нет.
— Тогда почему?
Я сжимаюсь, потому что в отличие от него не смогу сказать правду.
Долго молчу, не понимая, как реагировать на происходящее. Неужели он принял всё за чистую монету? Мне казалось, я ясно выразилась с самого начала. В конце концов, я даже предложила ему деньги в обмен на услугу, а взаимная симпатия стерлась расстоянием и временем.
Стоит ли теперь в закрытую дверь головой биться?
— Дим, а что не так? Разве ты не забыл меня, уехав в свою Флориду?
— Я надеялся, что мы начнем сначала, — хмуро басит и кладет ладони на плечи, притягивая ближе.
Мы с ним одинакового роста, поэтому этого достаточно для того, чтобы наши лица практически соприкоснулись. И, о чудо, мое сердце даже не екает. Я и правда его отпустила.
— Мне жаль, если я неясно выразилась, и ты по-своему истолковал мою просьбу, но никакого «начала» для нас уже не будет. Я не хочу, а тебе и подавно это не нужно. Отпусти, пожалуйста.
Кое-как выскальзываю из его рук и, пока он молча пережевывает мои слова, вызываю такси. Уже темно и холодно, да и брат наверняка заждался.
Кстати о нем.
— Не говори никому о том, что мы расписались, хорошо?
Ничего вразумительного не добиваюсь. Стоим, как чужаки, и воздух зря сотрясаем. На экране мигает предупреждение.
Машина будет через минуту.
— Я забуду о том, что произошло, но только при одном условии, — наконец выдавливает Дима.
— Каком?
Интересная реакция — все горазды условия ставить, отчего крошечное желание оставаться рядом сразу потухает.
— Мы будем с тобой периодически видеться.
Лучше бы денег попросил.
— И каким же образом? — благо, дел у меня скоро прибавится. — Сам знаешь, я и работаю и учусь одновременно. Мне особо некогда.
— Я найду способ, ты только не избегай меня, ладно?
Безразлично киваю, не видя никаких вариантов. Ну, не фасовщиком же он в наш магазин устроится?
— Мне пора. Еще раз спасибо за помощь.
Таксист не успевает притормозить, а я уже дверь открываю. Всё равно нам с Димой больше не о чем говорить.
Судя по угрюмой мине, он не особо доволен. Не понимаю — у него вата в ушах или что?
Мог бы и не соглашаться на эту аферу. Сказал бы нет, я бы тут же отстала, другого нашла. Благо, в Москве людей дофига, даже есть из чего выбрать.
Странный он. В Америке позабыл смысл русских слов?
Дороги свободные. Уже через двадцать минут я выхожу на улицу и поднимаюсь к брату в квартиру. Он встречает меня злющим взглядом и окидывает с ног до головы сонными глазами.
— Ты в этом по улице ходила?
— Нет. Специально для тебя нарядилась, — отвечаю с сарказмом и бросаю сумку в дальний угол.
Больше никаких каблуков. Ноги отваливаются, а спина ноет так, словно я скоро согнусь пополам и уже не выпрямлюсь. Еще никогда его холостяцкая квартирка не казалась такой привлекательной.
Я прохожу в ванную и начинаю расплетать волосы. Во мне еще теплится надежда, что Никита перенесет свои нравоучения на завтра, но братец не торопится уходить. Напротив, он пристраивается сзади и начинает дергать за заколки, вырывая и без того настрадавшиеся пряди волос.
— Ауч, больно!
— Заслужила. Ты вообще вкурсе, что Алина тебя потеряла, а я, как пес дворовый, под дверью ждал, пока от усталости не рухнул?
— Прости. Не думала, что задержусь.
— Ты вообще в последнее время не думаешь, Мира, — сердито шипит. — Если так продолжишь, я твоей матери настучу.
Пахнет жареным. Он называет меня по имени, отбросив шуточный тон и свою любимое прозвище оторвы.
— Не верю. Ты, конечно, засранец, но не настолько, чтобы ябедничать.
Никита опускает руки, признавая поражение, и кивает на чистую стопку одежды.
— Приводи себя в порядок и выходи. Поговорим.
— Утро вечера мудренее, — хмыкаю я.
Он только ладонью махает и просит поторопиться. Уходит на кухню, чтобы приготовить кофе и сделать этот день еще более болезненным.
Я отписываюсь Алине, сообщая, что переночую у брата, и выключаю телефон. Пусть хотя бы до завтра меня ничего не тревожит.
Удивительно, что братец все еще хранит мои шмотки. Когда я с мамой жила, нередко к нему сбегала и поэтому часть вещей здесь оставляла. Розовая пижама с мишками — не предел мечтаний, но зато в ней тепло и комфортно. Ничего нигде не стягивает, корсет не душит. После пытки с платьем это чуть ли не лучший вариант.
Быстренько принимаю душ, желая как можно скорее завалиться в кровать, накидываю на волосы полотенце и торопливо выхожу из ванной. Глаза краснющие, как от часовой истерики, но я списываю это на тонны макияжа, травмирующие мои кожу.
Иду на аромат кофе и плюхаюсь на диван, с предвкушением подтягивая к себе тарелку со сладостями. За весь день во рту ни крошки не было, поэтому я чувствую дикое желание наброситься на все шоколадные конфеты, однако одна наглая ручонка отбирает у меня тарелку и ставит её на другой конец стола.
— Пока всё не расскажешь,
