цветущей поляне, оседлав Горисвета, сказал, что не желает слушать бредни
свихнувшегося колдуна и унесся в солнечную даль. Юноша до рези в глазах
всматривался вслед тарсянину, пока тот не превратился в черную точку, которая
бесследно исчезла в окоеме. Сутки сидел в оцепенении, потом на глаза навернулись
слезы, рыдал, уткнувшись носом в траву. Повторял, что нужно быть сильным, что
слезы – удел женщин, а он почти волхв… и снова безудержно рыдал.
Сабельщик был опорой, поводырем и вот… Без роду и племени, не зная
откуда, Авениру оставалось лишь искать Путь избрания. В сердце осталась
предательская рана, она понемногу подтачивает здоровье, убивает тело и разум.
Как вода, пробивающая камень за долгие годы.
– Твоя тв… животинка много дерев унесет?
Бакун нес топор, дышал тяжело, лицо алело, как роковой закат.
– Муравит силен. Ты и железку зря прихватил, можно было только жилы взять.
Авенир что-то нашептал черноголовому. Тот исчез в чаще. Раздался треск, как
будто камнем били о дерево – муравит передними лапами и жвалами терзал
вечный кедр. Вдали что-то надломилось. Послышался шелест – это ветки ломались
друг об друга. Шагах в двадцати оземь ударил ствол. Потом опять – треск, надлом, шелест, удар. И еще. Через полчаса Бакун с Авениром, пыхтя перевязывали деревья
жилами. Руки ободраны о заледеневшую кору, пальцы раскраснелись, горят, изо
рта и нагрудка валит белесый пар.
– Ничего этот твой короед… муравит то бишь, дает. Да столько на всю зиму
хватит. И на следующую тоже. Не думал, что он это… так.
– Я тоже не думал.
Авенир погладил муравита по шее.
– Он как огромный… – акудник замялся, – только телом на медведя
шестилапого похож. И под шкурой пластины костяные. До хаты поедем сверху.
Бакун вытаращил глаза.
– Как сверху? А бревна на чурки кто…
– Да он так во двор утащит. И нас тоже.
– Ну, я в этих магических штуках не смыслю…
– В каких магических? – удивленно переспросил Авенир.
– Ну в этих – чудозвери, защитные круги и такое прочее. Еще скажи, что ты не
маг и отношения к чародейству не имеешь.
– Не совсем так – молвил юноша. Он смотрел на подернутые пленкой глаза
муравита, тихонько сопел, Бакуну показалось даже, что парень заснул с открытыми
глазами.
– Я хорошо обучен, но…
– Но что? – перебил бородач.
– Не прошел воплощение. Понимаешь, там, откуда я, всех с детства учат
колдовству. И в пятнадцать-семнадцать лет основная часть проходит первую битву
магов. Так, между собой, ничего серьезного. Это позволяет наставникам увидеть
способности учеников и определить каждому свой путь.
– А другие, которые не основная часть?
– Особые? Я был в их числе. Такие как мы, бьются в восемнадцать-двадцать.
Три дополнительных года для освоения защиты, выработки силы. Ну, и чтобы дар
подоспел. Но… я сначала проиграл. А потом сбежал. Теперь у меня много знаний, сил защитных – я потому, наверное, и прошел через преграду твоей жены. А от
воплощения убежал и на что способен, не ведаю.
– То есть ты это, как кузнец без кузни?
– Истинно сказал. Все знаю, а молота в руках не держал.
В избе, больше похожей на небольшое становище, пахло мясом. Евлампия
ловко разделала оленя и укладывала сочные куски на сковороду. Жир шипел, дымился, куски покрывались твердой хрустящей коркой. Женщина ловко
перекидывала мясо, добавляла лук, редьку, заливала молоком и лихо замешивала
чеснок с медом.
– Быстро вы что-то. Ну да сейчас уж приготовится. Детки накормлены,
резвятся во дворике.
Авенир наблюдал за готовкой с нескрываемым восторгом. Видом деревенская, а готовит получше Глинтлейских поварих. Те все козырнуть норовят – а ведь нет
лучше для мужчин еды, чем простое мясо. Ну, разве что, мясо с чесноком.
Мужчины сели. Кедровая лавка после заледеневшей шкуры муравита казалась
государевой периной. Евлампия вывалила мясо в таз, брать руками – кому сколько
охота, не у знати, чай.
Юноша протянул руку. Корка хрустела, лопалась, по щекам тек ароматный
сок, запах бил в ноздри. Желудок благодарил хозяина за щедрость и перехватывал
еду еще у глотки, сжигал без устали. Рука ткнулась в пустой таз. На него удивленно
посматривали Бакун с женой.
– Да-а-а, худ как комар, а ешь как Аззар. Взбодрила тебя лесная погулка.
Ладно, закусили, пора серьезно поесть. Ягода, принеси нам еще яств.
Рыжеволосая вспыхнула, вздернула носик, но послушалась. Через минуту на
подносах выплыли жареный гусь, картошка в мундирах и гора салата. На столе
появились кувшины с морсом, развернулась облитая яблочным соком баранья нога.
Авенир не подал виду, что удивлен. Колдуны, чего сказать. С Бакуном
бросились уничтожать пищу. Здоровяк жевал, рвал на части, хлопал себя по пузу –
вкусны дочкины яства – не стрепня Евлампии конечно, но всем Дольснейским
поварихам фору даст.
Юноша отвалился на спинку, смотрел осоловелыми глазами. Это Марх мог
после пира сразу на коня, а ему продых нужен – поспать, поваляться. С усилием
приосанился. В голове мелькнула шальная мысль, нужно было высказать, пока
горяча:
– А скоро ли восстание? Может, помогу вашей земле освободиться от ига
джунгаров?
Бородач перестал жевать, изо рта вывалися пережеванный кусок. Евлампия
остановила кухонную суету, прислушалась.
– Как ты нам поможешь?
Бакун ковырял стол, задумался.
– Хотя сколько уже можно окольными… Хорониться от всех?
Авенир говорил обдуманно, руки сложил на стол, лоб нахмурен, брови, того
глядишь и столкнуться, как два тура по весне.
– Мне нужно знать, сколько людей способно встать на войну. Земли Дольснеи
обширны – дивлюсь, что ваш каган ничего не делает.
Кович заулыбался:
– Так это у джунгаров каган, а у нас сцер. Джунгары хватку потеряли за это
время, дань берут, в бороду не плюют. Наверное, и сабли держать разучились. Но, даже если нас будет тридцать тысяч супротив их пяти, железа то нет! Они все
забрали и данники у них сохи точат. Какое там оружие!
Сцер заперся в своей крепости, распустил опричников – в стольный град
лучше не соваться – хуже джунгар.
Что ты сможешь? Гиблое это дело…
Юноша улыбнулся, глянул исподлобья:
– Знание, как и железо, не должно ржаветь. Если жена твоя меня обучит, да
поможет чуток, крестьяне будут биться получше отборных янычар.
Глава 13. Тулай
Пришла весна. Из черной жирной земли пробивалась молодая зелень,
щебетали отогревшиеся птицы, с деревьев сползала ледяная перина. Струились, журчали ручьи, в воздухе пахло хвоей, солнцем и грязью.
Со всех земель сходились угнетенные. Евлампия провела чаровской круг -
теперь джунгарским шаманам и волхвам не увидеть, что твориться под сенью
вековых древ, как собираются и разбивают поселения люди. Худые, усталые, нет
сил терпеть иго кагана и сцера – таким уж и смерть в радость. Ведунья третий
месяц обучала юношу использовать дар, постигать глубины души. Вот и сейчас в
его руках горит, переливаясь голубыми звездами, шар ясного видения – водит
вправо, влево, подбрасывает и управляет.
– Магия, дорогой мой, приходится дочерью природным силам, – напевно
поучала Евлампия. – Истинная энергия заключена в созидании. Только кажется, что
природа сильна разрушать – на самом же деле, она своей силой уравновешивает
нашу неправду, наказывает, учит. Стихия – это самая грубая сила, намного тоньше
и разрушительнее энергия мысли, слова. И, чтобы магия была жива, нужно ее
постоянно внутри себя возгревать, поддерживать поток. Без течения река
превратиться в болото.
В сознание врезалась картинка, Авенир дрогнул. Шар вспыхнул, рассыпался
сотнями искр. Ладони горели, до плеч неистово кололо, с трудом мог управляться
руками.
– Пора объявлять сход. Спасибо тебе за посыльных.
Евлампия кивнула. Три месяца отправляла она в селения сов, наспех обучив
тех говору. Мужу в то время пришлось несладко – вместо рубки дров пришлось
скакать по кочкам, расставлять силки, ловить привередливых птиц.
На поляне собралось вече. Бакун тихонько показывал, кто явился по зову. Вот, среди мужиков Сивуш, великан в полтора человека ростом, грудь широка, сквозь
полотняную рубаху играют тугие мышцы, черная как смоль, борода закрывает
шею. Под дубком сидит рыжебородый Корво. Высок, светел, по виду и не скажешь, что богатырь, но крепок – прутки железные, как солому ломает, пальцами может
камни в песок стереть. А тот, что в носу ковыряет, кособокий с грустными темными
глазами Бидын, может сцерские хоромы выстроить так, что любой мудрец голову
сломает. Только с виду простак.
Юноша набрал побольше воздуха:
– Святичи. Все вы устали терпеть джунгар, что разоряют земли, убивают
