Люди из соседних деревень уже прибыли, чтобы принести пищу и напитки в подарок для ками этой обители. Каждый, кто мог себе это позволить, надевал новое кимоно. Оставив подношения в святилище, люди остались посмотреть танец, игры и праздничные церемонии, которые были частью новогоднего празднества.
Сама обитель показалась Сёкею небольшой. Вокруг основной постройки имелось несколько строений, где священники и путешественники ели и спали. Главное строение выглядело до странности маленьким. Оно имело традиционное место для молений и размещения приношений, которое заканчивалось там, где должна находиться самая священная часть. В том месте, у основания горы, находилась просто еще одна симэнава, протянутая между двумя деревянными шестами. Вокруг обители были сосновые рощицы. Они становились более густыми по мере того, как постепенно поднимались к облакам. Серо-зеленый туман спускался с конусообразной вершины, которую из самой обители невозможно было увидеть. Сёкей почувствовал некий холодок, был здесь дух чего-то заветного, что и подсказывало людям не подниматься на гору.
После того как Сёкей и судья оставили своих лошадей в конюшне, путников вышел встретить молодой священник. На нем была высокая черная шапка в форме гриба и длинное простое коричневое кимоно с рукавами, достававшими почти до колен.
— Управитель прислал вчера гонца, чтобы сообщить нам о вашем приезде, — сказал он. — Я сожалею, что мы не можем встретить вас, как вы того заслуживаете, ваша честь, поскольку празднество занимает почти все наше время.
— Мы понимаем, — сказал судья. — Но на самом деле все, в чем мы нуждаемся, — это в месте для ночлега. Завтра мы пойдем на гору.
Священник покачал головой.
— Никому не разрешается подниматься на гору за пределами обители, — сказал он.
— И все же некоторые проникают туда, — ответил судья. — Я полагаю, что кто-то находится на горе в настоящее время.
— Если это так, — вежливо объяснил молодой священник, — то он получил разрешение каннуши[15].
— Тогда мы тоже должны получить его разрешение, — сказал судья.
20. Что сказал каннуши
Они ждали два дня, прежде чем предстали перед каннуши. Сёкей был удивлен, что кто-то смеет столь дерзко оскорблять чиновника сёгуна. Если бы судья пожелал, то мог бы обратиться к управителю с просьбой послать воинов самурая, чтобы выполнять его распоряжения.
Сёкей не понимал реакцию судьи. Он действовал так, будто приехал в обитель, чтобы принять участие в недельных новогодних празднествах. Они с сыном смотрели игры и танцы, которые были частью новогоднего ритуала, пробовали моши-моши[16], а судья принял участие в кручении деревянного молотка, используемого для обмолота риса. Сёкей признался, что вкус моши-моши напомнил ему о тех лакомствах, которыми он наслаждался в детстве. В течение новогодних празднеств даже его отец-торговец отдыхал и однажды танцевал в их местной обители при всем народе.
Но те дни остались в прошлом. Теперь он должен думать о серьезных делах. После длительной поездки, которая привела Сёкея в это место, он стремился завершить дело. Они не могут вернуться в Эдо до тех пор, пока человек, который нанял убийцу господина Инабы, не будет обнаружен. Зная, что сам убийца находится на горе и посещает обитель, Сёкею эта задержка становилась почти невыносимой.
— Что, если он уйдет? — спросил Сёкей судью на утро их второго дня ожидания.
— Кто? А, ниндзя? — отозвался судья. — Он не оставит гору, пока мы здесь. Я сказал тебе, что она — источник его мощи.
— Вы думаете, что он слишком силен для нас, чтобы мы победили его?
— Я думаю, именно это каннуши и предстоит решить, — сказал судья.
— И что вы сделаете, если он решит не пустить нас на гору? — спросил Сёкей.
— Позволь сначала узнать, что он скажет, — ответил судья.
На следующее утро явился молодой священник и сообщил:
— Вы удостоены чести. Каннуши призывает вас к себе после утренней молитвы.
— Спасибо, — поблагодарил судья.
После того как священник ушел, судья сказал Сёкею:
— Ясно, что каннуши принял решение.
— Как вы думаете, каково его решение? — спросил Сёкей.
— Думаю, что оно будет мудрым, — ответил судья. — Святыня не просуществовала бы так долго, если бы ее каннуши не принимали мудрых решений.
После молитвы судья и Сёкей оставались в молельном зале обители, как и те, кто исполнял обязанности по несению службы. Молодой священник повел гостей в маленькую комнату. Внутри на циновке восседал старик в такой же одежде, как у молодого священника. Однако его одежды были как бы изрядно поношенными. Его кожа была сухой и тонкой, как старая слоящаяся рукопись, череп был лыс, а лицо казалось столь изнуренным, что Сёкей подумал, что старик не ел ничего в течение многих лет.
Молодой священник показал Сёкею и судье, где присесть. Когда они это сделали, каннуши поднял на них глаза. Хотя жизненная сила покинула тело старика, глаза его все еще сохраняли остроту и живость. Они напоминали последние два пылающих угля в почти потухшем костре. После короткого взгляда на судью каннуши сосредоточился на Сёкее. Его глаза словно проникали в душу юноши. Сёкей понимал, что его изучают.
— Зачем вы приехали сюда? — Голос каннуши был пронзительным, как трескотня сверчка. Удивительно, что он направил свой вопрос Сёкею. Юноша посмотрел на судью.
— Я — Оока, чиновник правительства сёгуна, — ответил судья каннуши. — Мы ищем ниндзя, который убил господина Инабу, в то время как князь пребывал в Эдо под защитой сёгуна.
— Почему вы думаете, что этот ниндзя здесь? — спросил каннуши.
— Поскольку он оставил красную бабочку, сделанную из бумаги, которая была продана вашей обители. И потом известно, что ниндзя расценивают Миваяму как место своего прибежища.
— Они имеют серьезные основания, — сказал каннуши. — Ками горы — их защитник.
— И вы разрешаете им входить в самое святое место обители?
Каннуши кивнул:
— Ниндзя щедры в своих подношениях, и горный ками принимает их.
— Если ками принимает ниндзя, — сказал судья, — тогда он примет и нас.
— Вы самураи, — произнес каннуши. — Вы приносите сюда свои мечи. На этой горе не может быть никакой смерти. Ками не допустит этого.
— Этот ниндзя принес смерть в другое место, — сказал судья, — и все же он возвратился к горе.
— Он очистил себя, — изрек каннуши.
Наконец-то Сёкей понял, почему ниндзя оставил красную бабочку рядом с телом господина Инабы. Это действие было его собственным очищением. Он должен был рассеять злого ками, чтобы быть в состоянии возвратиться к горе.
Каннуши снова перевел глаза на Сёкея.
— Вы не ответили на мой вопрос, — сказал он.
Сёкей был взволнован, пробуя вспомнить вопрос.
— Я… Я приехал сюда, потому что я желаю видеть, как свершится правосудие, — сказал он, — и потому что путь, выбранный моим отцом для меня, привел меня в это место.
Небольшие морщинки появились в уголках глаз каннуши, как будто он хотел улыбнуться, но забыл, как это делается.
— Вы принесли кое-что с собой, — сказал каннуши. — Покажите мне это.
Сёкей подумал, что старик подразумевал бабочку. Рассердится ли судья, узнав, что та потеряна?
— При мне нет этого больше, — сказал Сёкей. — Это было необходимо, чтобы очистить другое место, где произошла смерть.
— Вы ошибаетесь, — произнес каннуши. — Покажите мне, что у вас под одеждой.
Сёкей достал набор для письма, монеты, проволочную оправу лекаря Генко, а затем коснулся камня, который дал ему Татсуно. Камень теперь казался еще более теплым. Именно это просил каннуши. Его глаза просияли особого рода почтением, когда Сёкей показал камень.
— Где вы его взяли? — спросил каннуши.
— Один человек дал это мне, — ответил Сёкей.
— У вас щедрый друг, — сказал каннуши. — Это гофу, очень сильный, который сможет защитить вас, если ваше сердце чисто. — Он посмотрел на судью. — Его сердце чисто?
— Я верю, что да, — произнес судья.
Каннуши направил пристальный взгляд на Сёкея.
— Вы можете пойти на гору, — сказал он. Затем добавил: — Один.
— Ты не обязан делать это, — сказал судья, когда они шли к симэнаве у подножия горы. — Я не уверен, что должен позволить тебе идти. Я ничем не смогу защитить тебя там.
Сёкей обернулся и посмотрел на него.
— Отец, — сказал он, — в первый раз, когда вы поручили мне следовать одним путем, вы тайно послали Бунзо, чтобы следить за мной. И во второй раз, когда вы оказали мне доверие, дав следовать одним путем, сами спасли меня, когда моя жизнь была в опасности. Даже в той поездке, которую я только что совершил, вы поручили Татсуно охранять меня. — Сёкей глубоко вздохнул. — Но, отец, — продолжал он, — я хочу быть достойным того, чтобы называться вашим сыном, сыном самурая. Я могу заслужить это, только если, оказываясь перед опасностью, готов пожертвовать жизнью. А если вы всегда будете защищать меня, это будет просто игра в войну мальчиков, притворяющихся воинами. И как однажды написал Басё: «Даже если бы я должен умереть в дороге, это было бы волей Небес».
