— Полная противоположность Эдо, — сказал он, — где половина людей, которых видишь, — это самураи.
— В городе много храмов и святынь, насчитывающих сотни лет, — отозвался Татсуно. — Это все, что осталось с тех времен, когда город был столицей Японии.
— Где обитель О-Мива?
— Она не здесь, — сказал Татсуно, — до нее ехать один день на юг.
— Я желал бы увидеть ее, — сказал Сёкей.
— Разве ты не помнишь то, что сказал нам бумажный мастер? — спросил Татсуно. — Ты не должен ходить туда.
— Но если судья не раскрыл дела, — заметил Сёкей, — то должен.
— Если сделаешь по-своему, избегай горы.
— Почему?
— Потому что там ты и найдешь убийцу.
Сёкей засмеялся. Он не мог сдерживаться.
— Тогда именно это мне и надо сделать.
Татсуно покачал головой.
— Думаешь, что храбр, но в действительности ты безрассуден. Есть время нападать и время поберечь собственную жизнь.
— Каждый должен умереть вовремя, — сказал Сёкей, — а значит, нужно выбрать честь.
Татсуно фыркнул.
— Звучит так, будто это взято из книги, — сказал он.
— Так и есть, — признал Сёкей, — но от этого слова не становятся менее истинными.
Татсуно запустил руку в кимоно и вынул маленький черный предмет. Он вручил его Сёкею. Это был камень с зелеными прожилками на грубой черной поверхности.
— Что это такое? — спросил он.
— Это надо взять с собой, если окажешься настолько глуп, что пойдешь на ту гору, — произнес Татсуно.
Сёкей повертел в руке камень, который по размерам был под стать утиному яйцу. Он походил на обыкновенный камень, за исключением своего необычного цвета.
— Понятия не имею почему, — продолжил Татсуно, — но я решил, что твою жизнь стоит сохранить.
— Как это сохранит мне жизнь? — спросил Сёкей.
Вместо ответа Татсуно указал на большой дом.
— Вот резиденция управителя, — сказал он. — Твой отец будет там.
Сёкей направился вперед, однако внезапно он понял, что не слышит позади шагов Татсуно. Он обернулся, чтобы увидеть, куда тот делся.
Татсуно исчез. Группа монахов в желтых одеждах шла мимо того места, где он стоял. Они перебирали свои четки и читали молитвы. Крестьянин разгружал тележку, полную дынь. Два мальчика гонялись за собакой. Другая часть улицы была пуста. Сёкей спрятал камень в кимоно и пошел к дому управителя. Два самурая-охранника стояли у передней двери особняка. Они неодобрительно посмотрели на Сёкея. Он понял, что их смущает его вид. Солома все еще цеплялась местами за одежду. Юноша выбрал щепотку соломы из рукава и поклонился стражникам.
— Я — Оока Сёкей, — представился он по полной форме, — сын судьи Ооки Тадасукэ, который, как я уверен, гостит здесь.
Стражники переглянулись.
— Нам велели ожидать вас, — сказал один из них. — Возможно, вы хотели бы сначала помыться. Общественная баня находится на следующей улице.
— Меня постигло несколько злоключений во время моей поездки, — объяснил Сёкей, — но я должен как можно скорее доставить судье сообщение.
Самураи пожали плечами и встали по бокам от Сёкея, чтобы провести его в дом. Они указали на прихожую, которая вела к задней части здания.
— Вы найдете их в саду, — сказал стражник.
Сёкей направился к задней части дома. Он услышал смех и, подойдя к дверному проему, обомлел от вида красивого каменного сада с землей, посыпанной гравием, и с рядом крупных камней. Камни были выбраны с большим вкусом и казались совершенно естественными.
В дальнем конце сада находился бассейн неправильной формы с плавающими в нем серебряными карасями. Там, под деревом гингко, сидели, угощаясь рыбой, двое мужчин, которые походили друг на друга, как близнецы. Один из них увидел Сёкея и подозвал его. Это был судья.
Удивительно, но управитель (а им должен был быть другой мужчина, как догадался Сёкей) был еще более тучным, чем судья. Они словно срослись с этим местом и гармонично вписались в каменный ландшафт.
— Ичиро, вот наконец и мой сын Сёкей, — произнес судья. — Сёкей, это — почтенный управитель области Ямато, мой друг Камура Ичиро.
Управитель Камура кивнул головой, Сёкей поклонился в ответ.
— Не желаете ли выпить? — поинтересовался управитель. — Сливовое вино? Саке? Это вас согреет.
Сёкей на самом деле очень хотел есть и предпочел бы рис и горячий чай, но было невежливо сказать прямо. Он понял, что и управитель, и судья выпивали перед его прибытием, несмотря на то что было только едва за полдень. Как бы то ни было, наблюдательность судьи не притупилась. Он передал тарелку суши Сёкею и сказал:
— Они изрядно хороши. Единственною причина, по которой мы не съели их все сами, — так это то, что мы пробуем вновь пережить нашу юность и можем найти ее только в бутылках.
Управитель расплылся в улыбке.
— Ваш отец и я — мы состояли в числе Шести Бессмертных членов Винной Чаши, — произнес он.
— Ладно, мы не должны пускаться в такие детали, уж коли Сёкей находится здесь, — торопливо сказал судья и уже другим тоном добавил: — Надеюсь, не стоит напомнить вам, Ичиро, что означает его прибытие.
Управитель добродушно взмахнул рукой.
— Действительно, Тадасукэ, вы выиграли пари, — сказал он. — Я должен был знать, что тот, кого вы выбрали в сыновья, не позволит никакому препятствию стоять на его пути.
В то время как они говорили, Сёкей съел суши, стараясь не умять всю тарелку неприлично быстро. Но он был столь удивлен услышанным, что незамедлительно произнес:
— Вы хотите сказать, что не думали, что я прибуду сюда? Почему же?
— Как сказать?! — проговорил управитель. — Тот факт, что ваш отец послал с вами ниндзя в качестве наставника… — Вместо того чтобы закончить предложение, он вращал глазами.
— Я попросил Татсуно позаботиться о Сёкее, и думаю, он знал, что я был серьезен, — вставил судья.
Управитель покачал головой.
— Вы не можете доверять ни одному из них, — сказал он. — Они украдут подушку из-под вашей головы, если застанут вас спящим.
— Он спас мне жизнь, — сказал Сёкей.
Управитель был столь удивлен, что едва не пролил вино.
— Вы, верно, ошибаетесь. Он ждет награды снаружи?
— Нет, он исчез, — сказал Сёкей.
— Обычная их уловка, — пробормотал Ичиро.
— Это напомнило мне кое-что, — сказал Сёкей, обращаясь к судье. — В течение всей нашей поездки Татсуно показывал, что мог уйти почти от любой опасности. Как так получилось, что вы сумели захватить его там, в Эдо?
Судья улыбнулся.
— У меня найдется несколько собственных уловок, — ответил он. — Когда ты преследовал бегущего через переулок Татсуно, я знал, что он не ожидает встретить меня на другом конце.
— Это единственный способ захватить ниндзя, — объяснил управитель, — застать его врасплох.
— И действительно ли ты готов сделать это теперь? — спросил Сёкея судья.
— Сделать что? — не понял Сёкей.
— Захватить другого ниндзя.
Сёкей, должно быть, имел глупый вид, потому что управитель добавил:
— Именно поэтому ваш отец и я столь тесно пообщались за эти прошлые несколько дней. Он приехал сюда, как только понял, что ниндзя, убивший господина Инабу, должен находиться в обители О-Мива.
— Так, значит, вы действительно все время знали это? — спросил Сёкей у судьи.
— Да, — ответил судья. — Ты, вероятно, обратил внимание на то, что Татсуно тоже это понял.
— Но тогда… зачем вы послали меня к бумажному мастеру в Шинано? И к домену господина Инабы?
— Ну, относительно бумажного мастера… никогда не помешает проверить правильность своих заключений. Я могу заблуждаться, так и знай.
— Сомневаюсь на этот счет, — промолвил Сёкей.
— Бумажный мастер действительно подтвердил мои подозрения, так? — спросил судья.
— Да, он сказал, что бумага была сделана для обители О-Мива. Он также не советовал мне идти туда.
— Дельный совет, — отметил управитель.
— Я имел другие причины для того, чтобы послать тебя в ту поездку, — сказал судья. — Я хотел, чтобы ты узнал побольше о ниндзя. Ты наблюдал за Татсуно?
— Да, — сказал Сёкей.
— Твое мнение?
— Он умнее и способнее, чем старается выглядеть, — сказал Сёкей.
— Хороший урок, — произнес судья. — Ты сказал, что он спас тебе жизнь. Я надеюсь, что ты выразил ему свою благодарность.
— Ну… Я действительно его благодарил.
— Он говорил тебе о Лисе?
— Он сказал только, что убийцей был ниндзя, называемый Лисой. Но я… — Сёкей заколебался.
— Да?
— Я начал думать, что сам Татсуно был убийцей.
Судья рассматривал юношу.
— Нет, — сказал он, — я полагаю, что убийца уже ушел в обитель О-Мива к тому времени, когда мы встретили Татсуно.
Сёкей был смущен. Он редко подвергал сомнению рассуждение судьи, но это заключение озадачило его.
