чтобы расплатиться с долгами – иначе потом дом все-таки отберут. На радостях я была готова его расцеловать.
Я поспешила домой, ругая себя за то, что упустила ситуацию из рук. Уселась в столовой, завалив весь стол старыми письмами с большими красными буквами, неумолимо подтверждавшими наличие финансовых проблем. Подбодрившись немного вином, стала перебирать бумаги. Буквы кружились в бешеном танце, заставляя осознать глубину ямы, вырытой, пока я была занята другими делами. В конце концов я подсчитала, что мои расходы превышают доход втрое. Как бы я ни старалась экономить, долги будут только расти.
Тот факт, что Саймон в глазах властей не умер, а пропал без вести, не позволял мне оформить социальную поддержку. Я угодила в серую зону, которая не регламентировалась черно-белыми законами. Я не могла получать пенсию как вдова, поскольку не было зримых доказательств его смерти, и не состояла на бирже труда, поэтому не имела права претендовать на пособие по безработице. Мне полагалась лишь какая-то мизерная выплата на детей, и этих денег все равно не хватило бы надолго. Я очутилась между молотом и наковальней.
В мареве разочарования я хлебнула еще немного вина, хотя лишняя жидкость и без того сочилась из глаз. Я злилась на Саймона за то, что он бросил меня в нищете, и на себя – что ничего не замечала.
Надо было срочно что-то менять. Хватит себя жалеть, пора примерять роль кормилицы семьи.
Первым делом я продала машину – все равно мы на ней почти не ездили; потом неохотно заложила свои украшения, включая дорогие кольца – обручальное и помолвочное. Я не снимала их ни разу за все годы, что мы с Саймоном прожили вместе: даже во время уборки или ремонта, когда мы драили двери, красили половицы или таскали бетонную плитку. Стоило потереть подушечкой пальца гладкий ободок, и все беды теряли смысл. Я носила их даже при беременности, когда у меня опухали пальцы. С пропажей Саймона кольца стали самым грустным напоминанием о муже. Единственное, что удерживало меня от слез в ломбарде, – это надежда выкупить их обратно, когда я встану на ноги.
Остатки по ипотечному кредиту помогла выплатить фирма барахольщиков, которую я нашла в телефонном справочнике. Я упросила их приехать поздно вечером – чтобы соседи не видели, как чужие люди увозят наше имущество.
Я продала буфет, диван и телевизор из гостиной – мы туда почти не заходили, – письменный стол Саймона, две книжные полки, три шкафа, посудомоечную машину, тумбу, туалетный столик и сервант, лампы и посуду, подаренные нам на свадьбу. И даже – как ни мучила меня совесть – детские велосипеды. Когда грузчики уехали, в доме практически не осталось мебели.
Я сидела с разбитым сердцем, глядя на голые полы и стены. Потягивая вино и поглаживая пустой палец, чувствовала себя безнадежной неудачницей – плохой женой и отвратительной матерью.
Видимо, избавиться от жалости к себе будет труднее, чем я думала.
21 октября
Дети одаривали меня бескорыстной любовью, которая с каждым днем становилась сильнее. Любовь, которую дарил мне Саймон, была совсем другой. С ним я чувствовала себя желанной, уважаемой и нужной. Мне ужасно этого не хватало. Наверное, оттого потеря ощущалась особенно остро.
Впрочем, я все отчетливее понимала, что не так уж нуждаюсь в чужой поддержке. Я могла сама направить свою жизнь в нужное русло – во многом, как ни странно, благодаря местному супермаркету.
Разглядывая объявление на стекле, я сознавала, что кассир – не самая респектабельная работа в мире. Однако нищим выбирать не приходится, поэтому я запихнула свой снобизм куда подальше и заполнила анкету.
В самое первое утро я посмотрела на себя в зеркало подсобки и не узнала женщину в стекле. Оттуда на меня глядела тридцатитрехлетняя нервная тетка в мешковатой кримпленовой униформе коричневого цвета с бейджиком «стажер» на груди.
Я уже привыкла, что зеркала меня не радуют. Каждую неделю я разглядывала себя в ванной, открывая все новые и новые неприятные истины. Сантиметр за сантиметром подтягивала обвислую кожу на потерявшей формы фигуре, осматривала лицо и тело в поисках очередного свидетельства драмы. Вздыхала, разглядев в шевелюре серебристые волоски. Пыталась разгладить морщины вокруг глаз – линии смеха. Они с каждым днем становились все глубже, хотя смеяться давно было не над чем.
Я потеряла не только Саймона, но и молодость. Еще не превратилась в старуху, но оставалось не так уж долго.
Остальные кассирши выглядели лет на десять моложе меня, хотя на самом деле мы были практически ровесницами. Когда у тебя пропадает муж и приходится взвалить на себя заботы о семье, стареется как-то быстрее.
За работой мне не оставалось времени на грустные мысли. Коллеги из тех, что постарше, обсуждали воспитание детей и сочувственно мне улыбались; студентки, подрабатывавшие после занятий, рассказывали о своих гулянках и жаловались на экзамены. Втайне я им завидовала, пытаясь вспомнить, каково это – не иметь на душе шрамов и особых забот.
Иногда я слышала жалобы на ленивых и наглых мужей и с трудом давила в себе крик: «Он у вас хотя бы есть!» Вместо этого приходилось вымучивать улыбку и кивать в унисон с остальными членами нашего маленького кружка.
Разговоры о пропаже моего мужа до сих пор не утихли, словно в нашем городке был Бермудский треугольник. Чаще всего с вопросами лезли пожилые покупательницы, обожавшие навязывать всем свое мнение. «Думаешь, он мертв?» «У него что, была девка на стороне?» «Нелегко, наверное, найти мужчину, готового взять женщину с троими детьми, да?»
Я наращивала толстую кожу и училась пропускать бестактные замечания мимо ушей.
Больше всего, как ни удивительно, я сдружилась со своей начальницей, Селеной. Она была грамотной образованной женщиной, не стеснялась осветлять волосы и казалась в нашей провинции совершенно чуждой. В двадцать лет родила ребенка без мужа – тот сбежал, едва услышав о матримониальных планах, – но это не помешало ей выстроить карьеру.
Селена бросила Кембриджский университет и принялась пахать как проклятая, чтобы прокормить сына. Я хорошо ее понимала, поэтому старалась держаться к ней поближе. И Селена, не знаю почему – то ли выделив меня в качестве любимицы, то ли и впрямь разглядев во мне потенциал, – поговорила с управляющим, и тот вскоре повысил меня до менеджера по закупкам и персоналу.
Платили теперь больше, но и работы прибавилось, и пришлось перестроить свой график. Спасибо Поле – та договорилась с Байшали, что они по очереди будут сидеть с Эмили и забирать мальчиков из школы.
– Сделаем все, что
