от нас зависит, чтобы ты поскорее встала на ноги, – сказала Пола. – Так ведь, Байшали?
Байшали кивнула. Когда Пола включала режим «организатора», спорить с ней не решался никто – особенно Байшали.
Вернувшись с работы, я занималась детьми: купала их и укладывала спать. Потом, когда в доме становилось тихо, откупоривала очередную бутылку вина и бралась за подработку.
30 октября
Когда лето окончательно уступило место осени, Саймона немного потеснило из моих мыслей.
Я предложила соседям, вечно занятым на работе, что буду помогать им со стиркой и глажкой. Брала у них корзины с грязным бельем и каждую ночь пару часов проводила в окружении чужих рубашек и штанов, развешанных по всей кухне.
Я экономила каждый пенни: покупала продукты по скидкам, брала детские игрушки в благотворительных магазинах, стрижку делала сама и ходила пешком, стараясь без крайней нужды не садиться в автобус. В общем, затянула пояс так туго, что стало нечем дышать. Сложнее всего обстояли дела с новой одеждой – дети росли, но стоили их вещи по меркам матери-одиночки непозволительно дорого. Я решила, что гораздо дешевле будет шить самой.
Правда, мысль о том, чтобы снова сесть за швейную машинку, пугала меня до чертиков.
После свадьбы я немного подрабатывала, занимаясь переделкой одежды для себя и для друзей. Подрезала подолы платьев, меняла молнии. Шила простенькие футболки детям, юбки для себя. И наконец взялась за большой заказ – изготовить платья подружек невесты на свадьбу одной знакомой.
Мысли о тех платьях неизбежно тянули за собой воспоминания о Билли. Конечно, я знала, что шитье ни при чем – трагедия произошла исключительно по моей вине, как бы Пола и Саймон ни пытались убедить меня в обратном: что, мол, это был несчастный случай. Однако я все равно убрала швейную машинку подальше с глаз, словно она проклята.
Теперь же я была вынуждена признать: шитье – это единственное, что я умею, а мне нужно чем-то кормить детей. Зарплаты из магазина с трудом хватало, чтобы покрыть платежи по ипотеке и коммунальным счетам, на большее денег уже не было.
Выпив полбутылки вина для храбрости, я вытащила ткань, которую купила на рынке. Подготовила зубчатые швейные ножницы и принялась снимать мерки со школьных рубашек и штанов Джеймса и Робби.
Каждый виток нитки, каждый рывок педали под ногой возвращали меня в тот роковой день, как я ни старалась выбросить его из головы.
Но мои дети нуждались во мне. Поэтому я заперла боль глубоко в сердце и принялась за работу. К последнему стежку я была в стельку пьяна – но у меня все получилось. По правде говоря, вышло превосходно: вещи были совершено неотличимы от тех, что продаются в магазине по умопомрачительной цене.
Среди мамочек на школьном дворе поползли слухи, что я могу сэкономить им целое состояние. Вскоре каждый второй ребенок в округе щеголял в моих вещах.
Затем подруги поинтересовались, не могу ли я сшить что-нибудь и для них, и тут меня осенило. Вот оно – решение всех финансовых проблем! На моем пороге начали топтаться гостьи с охапками тканей и вырезками из модных журналов в надежде, что я смогу повторить эти шикарные наряды. Каким-то чудом мне удавалось воспроизводить самые сложные конструкции. Более того, набравшись смелости, я стала предлагать свои собственные эскизы.
Студентки из магазина, которым не хватало денег на платья из дорогих бутиков, бегали ко мне в день зарплаты, упрашивая сшить что-нибудь модное для их любимых ночных клубов. Даже Селена, отложившая светскую жизнь до тех времен, пока не подрастет ее сынишка Даниэль, и та воспользовалась моими навыками и попросила на скорую руку сшить ей теплую куртку.
Вскоре я все ночи напролет сидела, горбясь над швейной машинкой, в компании бутылки вина и старалась не думать о том, как восемнадцатичасовой рабочий день скажется на моем здоровье.
28 октября
Боль была такая, будто меня каждую минуту с силой пинают в живот. С трудом засунув на полку последнюю коробку кукурузных хлопьев, я застонала.
Живот ныл весь день с самого утра. Постоянно скручивали спазмы, хотя для месячных было рановато. В конце концов я осознала, что дело неладно. Кое-как отдышавшись, бросила тележку с товаром посреди прохода и пошла в туалет, чтобы снять комбинезон и посмотреть, отчего между ног так мокро.
Увидев на трусах большие пятна крови, я запаниковала. Кое-как выползла со склада и поплелась, спотыкаясь на каждом шагу, до приемной врача. Идти было добрых два километра. К концу дороги спазмы стали невыносимы. Как только я легла на койку, внутри словно что-то лопнуло. Доктор Уиллис помогла мне дойти до туалета, где из меня вылился целый стакан крови. Скрутило так сильно, что я потеряла сознание.
– У тебя выкидыш, Кэтрин, – медленно проговорила доктор Уиллис, когда я пришла в себя. – Боль вызвана сокращениями матки. Она расширяет шейку, чтобы вытолкнуть из себя плод. Мы ничего не можем сделать; остается лишь ждать, когда все произойдет естественным путем.
Я с трудом понимала, о чем она говорит. Как я могу быть беременной? Неужели материнский инстинкт прогнил настолько, что ребенка в себе я почувствовала, только когда тот начал умирать?
– У меня же были месячные, – возразила я.
– Такое бывает.
– И какой срок?
– Могу лишь предполагать, но, скорее всего, месяцев пять.
Я вспомнила: последний раз мы с Саймоном занимались любовью в выходные накануне его исчезновения, по моей инициативе. Мы оба молчали, понимая, что действуем скорее по привычке. Я убедила себя, что, если делать вид, будто ничего не изменилось, рано или поздно жизнь наладится. Тогда мне не приходило в голову, что это наш последний раз – и что я забеременею.
Доктор Уиллис отвела меня в палату, велев лежать на боку, пока боль не стихнет. Затем дала мне пачку одноразовых салфеток, горсть обезболивающих и предложила подвезти потом до дома. Я отказалась.
У любой нормальной женщины в моей ситуации была бы истерика; я же отчего-то чувствовала отрешенность. Словно то, что случилось со мной, на самом деле происходит с кем-то посторонним.
Поэтому, когда все завершилось, я спокойно встала и вышла из больницы. Не спеша вернулась в супермаркет и начала работать. Я лепила ценники на бутылки с лимонадом, а мои коллеги даже не заметили, что я уходила как два человека, а вернулась как один.
И что я только что убила второго ребенка.
В ту ночь я уложила Эмили в постель, а Джеймса с Робби попросила лечь самостоятельно, сославшись на то, что у