В голове у Дорофеева шумело. Он пытался превозмочь слабость, но тело было будто налито свинцом. Иногда он впадал в беспамятство, и тогда потолок каюты начинал вращаться, расцвечивался причудливыми узорами. Потом мерещились огромные набегающие валы. Дорофеев качался на волнах, и не было конца этой тошнотворной зыби. Когда сознание прояснилось, капитан третьего ранга с недоумением огляделся по сторонам. Чистые простыни, солнечные лучи, бьющие в открытый иллюминатор, яркие обложки американских журналов на столике, специфический чужой запах... Не во сне ли все это?..
— Сергей Иванович, вы живы? — неожиданно слабым голосом спросил Румянцев.— Куда это нас занесло?
— Иностранное судно, так я думаю,— сказал Баженов.
— Знать бы, что произошло с экипажем лодки!..— с болью в голосе произнес Дорофеев. Собственное спасение не радовало его. Он был командиром корабля и теперь, может быть, в самые тяжелые часы для экипажа, находился здесь, на иностранном судне, лежал на мягкой постели. А они?.. Возможно, уж и в живых никого нет!.. Но с этой мыслью он не мог смириться.
Вошел Кестер. На губах этого высокого сухопарого человека блуждала улыбка. Он произнес на чистейшем русском языке:
— Мы, кажется, уже чувствуем себя лучше?.. Поздравляю вас, джентльмены, вы легко отделались! Вот ваши документы. К сожалению, они подмокли. Желаю быстрейшей поправки.
— Нам хотелось бы знать, где мы находимся? — спросил Дорофеев.
— О, ваше законное любопытство легко удовлетворить. Вы попали на американское океанографическое судно «Кассиопею». Мы ведем исследования в этой части Японского моря. Руководит работами профессор Тэккер. А я его ассистент Кестер.
Дорофеев, Румянцев и Баженов в свою очередь представились Кестеру.
— Очень приятно, очень приятно. Я давно мечтал познакомиться с советскими моряками. Мистер Тэккер тоже проявил к вам живейший интерес.
— Передайте мистеру Тэккеру нашу благодарность и признательность. Кроме того, у нас есть просьба...
— Да, слушаю.
— Я просил бы вас связаться с ближайшим советским портом или судном и сообщить о том, что три советских человека — можно назвать фамилии — находятся на вашем судне.
— Мы сейчас как раз заняты этим. Можете ни о чем не беспокоиться.
— Благодарю вас, сэр.
— Наш долг помочь попавшим в беду.
Кестер откланялся и вышел.
— Что вы обо всем этом думаете?—спросил Дорофеев Румянцева.
— Наше счастье, что мы попали на борт научно-исследовательского судна. Не сомневаюсь, что им удастся сообщить о нашей судьбе.
— Так-то так. Но все же мы должны вести себя осмотрительно и не принимать все, что они говорят, на веру. Что-то не понравился мне этот Кестер. Очень уж он любезен, а глаза, как у сыщика, блуждают по сторонам. Но дело даже не в этом, а в том, что мы у них в руках...
— Субъективное суждение. Думаю, они постараются от нас побыстрее избавиться. Лишний рот на таком судне — обуза.
— Ладно. Поживем — увидим.
Приходил судовой врач. Он предупреждал, что всем троим нужен абсолютный покой. Не ходить по каюте, не выходить на палубу. Лежать, лежать, лежать... Если нужно вызвать дежурного— следует лишь нажать кнопку.
— Не по душе мне этот госпиталь,— проворчал Баженов.— Ребята, может...
Он не договорил и махнул рукой. Баженов принадлежал к беспокойным натурам. Он отличался недюжинной силой, крепким здоровьем, и всякое бездействие угнетало его. Как только врач ушел, он принялся расхаживать по каюте, чтобы «размяться». Дорофеев тоже попытался встать на ноги, но голова кружилась, к горлу подступала тошнота.
Да, Дорофеев был слаб, очень слаб. Но чувство ответственности даже в этом состоянии не покидало его.
— Мы не имеем права отлеживаться здесь и полагаться на экипаж американского судна, как бы хорошо к нам ни относились. Я не уверен, что нас не подслушивают. Советские люди, да еще вдобавок военные, на чужом судне — это уже накладывает на нас особые обязанности.
Когда все угомонятся, вы, Баженов, постарайтесь пробраться на верхнюю палубу. Осмотритесь. Мы должны знать, куда попали и с кем имеем дело. Осмотрите, как крепится шлюпка. Это может пригодиться. Во всяком случае, мы должны постараться найти средства для связи со своими...
Ночью, когда капитан третьего ранга и Румянцев впали в дремотное состояние (они были еще очень слабы), Баженов выключил свет и неслышно вышел из каюты. «Только бы не повстречать врача или этого долговязого черта!..» — думал он, поднимаясь по трапу. По пути ему никто не встретился, и Баженов благополучно вышел на палубу. Еще в каюте командир посоветовал ему обратить внимание на звезды. По ним можно определить, какой курс держит судно. Но «Кассиопея» стояла на месте. Небо было затянуто тучами. Море волновалось.
Баженов чуть не вскрикнул, когда увидел в кабельтове от судна на воде белые проблески.
Аварийный буй!.. Наша лодка... Живы! Живы!.. Ему хотелось немедленно кинуться в каюту, сообщить эту радостную весть капитану третьего ранга и Румянцеву. Хлопнул выстрел, и огонь внезапно погас. «Неужели померещилось?» Но Баженов так ясно различал проблески!..
Матрос невольно прижался к надстройке, когда через несколько минут по трапу из воды поднялся человек в легководолазном костюме. К нему подскочили двое. Заработала лебедка. Вскоре на палубу вытащили большой шар. Он легонько звякнул, коснувшись настила.
Аварийный буй!.. Вот он лежит в нескольких шагах от Баженова, пустотелый металлический поплавок... Прочный стеклянный колпак прикрывает сверху скрытую в поплавке сигнальную электролампу. Но лампа не горит... Почему она погасла?..
Баженов понял: этот в костюме легководолаза перерезал кабель... Но зачем он это сделал?..
Баженов сжал кулаки, ему хотелось броситься на неизвестного, потребовать объяснения.
Значит, экипаж не погиб!.. Они живы, живы!.. Только слой воды отделяет его, Баженова, от подводной лодки...
