Большинство экипажа посматривало на незнакомцев с чувством опасливого любопытства: русские!.. Особая непонятная порода людей... Так вот они какие русские!..
И лишь Чарльз Тэккер и его ассистент Кестер никак не выражали своего отношения к трем незнакомцам. Профессор и Кестер сидели, запершись в салоне, и негромко разговаривали.
— Вы проделали все хорошо, Боб,— говорил Тэккер.— Жаль, что документы размокли и трудно разобрать что-либо. Это удостоверение личности. «Доро...» — дальше неразборчиво. Другой — матрос. Картина для меня совершенно ясна: советская подводная лодка потерпела аварию. Может быть, даже столкнулась с блуждающей миной. Этого добра еще много плавает вокруг. Нам тоже нужно усилить наблюдение... Но кто тот, третий? Он интересует меня больше двух первых.
Кестер услужливо протянул целлофановый пакет:
— Здесь кое-что уцелело. Штатские преувеличенно боятся воды — завернул документы в целлофан. Приятная предусмотрительность...
Веснушчатые руки профессора потянулись к пакету. Некоторое время он изучал документы, затем задымил глиняной трубкой.
— Тысяча водородных бомб! Я начинаю понимать! Не я буду, если вас, Боб, в самое ближайшее время не повысят в звании.
Кестер застыл в почтительном молчании.
— Это инженер,— продолжал, между тем, Тэккер.— А как вы думаете, почему он оказался на подводной лодке? А что дело было именно так, я не сомневаюсь.
— Не могу знать, сэр!
— Разведчик должен обладать интуицией. Прочтите внимательно вот это письмо.
Кестер прочитал и вопросительно приподнял брови.
— Все очень просто, мой мальчик. На лодке установлен новый прибор. Испытания его прошли успешно. Вот это мы и узнаём из письма к некоей Инне, по всей видимости, сотруднице Румянцева. Обыкновенное рекомендательное письмо, с которым должен явиться в лабораторию главный старшина Буняков Петр Степанович. Вы улавливаете мою мысль, Боб?
— К сожалению, не совсем.
— Все документы следует вернуть их владельцам, за исключением письма. Письмо мы отправим в штаб. Очень важное письмо. Оно может сослужить большую службу нашей разведке. Нужно немедленно вызвать гидросамолет. Этих троих следует переправить в штаб. Остальное разведчики сделают сами. А наша задача — определить место гибели советской лодки. Вот тут- то и может пригодиться ваше водолазное искусство. Мы должны знать, что за аппарат испытывают русские. Счастливая случайность... Эта случайность— большой бизнес, дружище! Румянцев — инженер. Этого уже достаточно. Штатский инженер на военном подводном корабле. Если бы его прибор не имел большой ценности, то, думаю, подводная лодка не стала бы удаляться на такое расстояние от своих берегов. За всем этим кроется нечто интересное для нас. Не забывайте, что советский подводный флот занимает первое место в мире. У этих парней головы работают отлично. Запуск русскими ракеты в сторону Луны заставил задуматься кое-кого из наших военных деятелей. Мы- не можем знать, какой сюрприз преподнесут нам русские завтра. А мы обязаны это знать. Мы должны любой ценой достать этот прибор. Не воображайте, что разговор с Румянцевым в штабе даст какие-нибудь положительные результаты. Или я плохо знаю этих фанатиков. Нам нужен прибор! Да, любой ценой... Вы должны неотступно наблюдать за нашими Пленниками. Не позволяйте им общаться с кем бы то ни было из экипажа. Этот сентиментальный болван Дильворти может все испортить. Не упускайте его из поля зрения. Позаботьтесь, чтобы тех троих, когда они придут в себя, не выпускали на верхнюю палубу.
— Будет исполнено, сэр!
Чарльз Тэккер действовал оперативно. Он сам
стоял на мостике и отдавал распоряжения капитану Дильворти. «Кассиопея» утюжила квадрат за квадратом. Акустики прослушивали дно. Иногда главный инженер Бэртон погружал в пучину камеру телевизионной установки.
Над океаном опустилась ночь. Погода снова начинала портиться. Волны, высокие, как горы, с шумом ударяли о корпус судна.
В десятом часу сигнальщик неожиданно доложил:
— Вижу проблески света на воде!
Тэккер кинул взгляд на черную, как деготь, массу воды и явственно увидел белые проблески...
— Аварийный буй! — крикнул капитан Дильворти.— Они живы!..
Да, сомнений быть не могло: на волнах покачивался аварийный буй и посылал сигналы бедствия. «Кассиопея» застопорила ход. Можно было опустить шлюпку на воду, подойти к бую и переговорить по телефону с экипажем затонувшей лодки. Но Чарльз Тэккер не торопился.
— Мистер Бэртон! — позвал он ведущего инженера.— Опустите на дно камеру!..
Снова заскрипел блок. Тэккер спустился в салон. Кестер бесшумной тенью последовал за ним. Профессор включил телевизор. Экран был темным и безжизненным. После того как был включен подводный прожектор, экран ожил. На черном фоне глубинной воды вспыхнули светлые точки, словно маленькие звезды, планктонные организмы. Рыбы с мохнатыми хвостами налетали на металлическую арматуру, которой была окружена передающая камера. Тэккер почти механически повернул верньер. Экран залило голубоватое сияние. Черная иззубренная стена, слегка покачивающиеся белесые водоросли, в трещине притаился маленький осьминог... Освещение несколько изменилось, появились багрово- красные тона.
Кестер даже приподнялся, когда в поле зрения появился расплывчатый предмет сигарообразной формы. Тэккер ухмыльнулся, нажал кнопку механизма фокусировки объектива. Изображение прояснилось. Подводная лодка!.. Четкость изображения была так велика, что Кестеру казалось, будто можно дотронуться до осклизлого металлического корпуса.
Корма лодки увязла в расщелине подводной скалы. Форштевень повис над бездной. Здесь, по- видимому, заканчивалось подводное плато. Еще несколько метров — и лодка навсегда бы ушла в темную глубину.
— Им дьявольски повезло... — пробормотал Кестер.
— Глубина не превышает восьмидесяти метров,— констатировал Тэккер.
Камера подошла вплотную к корпусу лодки и двинулась вдоль него. Профессор все время бросал взгляды на указатель компаса.
