— Им дьявольски повезло... — пробормотал Кестер.
— Глубина не превышает восьмидесяти метров,— констатировал Тэккер.
Камера подошла вплотную к корпусу лодки и двинулась вдоль него. Профессор все время бросал взгляды на указатель компаса.
Было странно сознавать, что на глубине всего лишь восьмидесяти метров в металлической сигаре находятся живые люди и при желании экипаж «Кассиопеи» мог бы сделать для них очень многое: хотя бы подать воздух, связаться по радио с каким-нибудь советским судном или портом, поставить в известность о случившемся. В конце концов, можно было бы переговорить с оставшимися в отсеках подводного корабля, узнать об их состоянии.
Но Чарльз Тэккер думал по-иному.
— Обстановка усложняется, — произнес он мрачно.— Они живы. А я знаю русских: они будут держаться до последнего. Соваться туда сейчас бессмысленно. Мы должны выждать... Когда с ними будет покончено, тогда уж... тогда уж вам придется испытать свой новый скафандр.
— Но сюда могут пожаловать советские корабли!
— Думал об этом. Нужно сбить их со следа, И не будем терять времени...
— Я понял, сэр.
Кестер оказался не таким уж бестолковым парнем, как могло показаться вначале. Нет, у него за плечами была сложная жизнь. Он считался мастером подводной диверсии и прошел хорошую школу у англичан. Еще в 1941 году он был прикомандирован к английскому штабу и здесь познакомился с небезызвестным английским офицером Крэббом и лейтенантом Вильямом Бэйли. Тогда они принимали участие в поисках в Гибралтаре итальянских человеко-торпед, погибших при нападении на английские корабли. Смысл их деятельности сводился к тому, чтобы разработать меры защиты судов на будущее. Это они обнаружили на дне Гибралтарской бухты самолет польского генерала Сикорского, погибшего вместе с находившимися при нем важными документами. Еще во время войны, когда Черчилль дал команду Монтгомери собирать оружие для возможного использования его против Советской Армии, Крэбб вместе со своими помощниками рвался учинить диверсию где-нибудь в районе Кронштадта или Севастополя.
Сейчас Кестер без слов понял, чего хочет Чарльз Тэккер.
Весь экипаж «Кассиопеи» по приказу Тэккера был загнан вниз, в каюты. На палубе оставались лишь капитан Дильворти, профессор и Кестер.
Привычным движением Кестер надел шлем- маску, ласты, ранец с кислородными баллонами, пристегнул к поясу чехол с инструментами и взрывчаткой.
Вскоре он скрылся в темных волнах. Дильворти хотел включить прожектор, но Тэккер коротко бросил:
— Отставить!
Капитан Дильворти был явно озадачен. Что они собираются делать?
Прошло минут двадцать, прежде чем капитан понял замысел Тэккера и Кестера. Внезапно раздался легкий взрыв, и аварийный буй погас. Потом среди волн капитан увидел голову водолаза. Кестер тянул за оборванный буйреп аварийный буй.
Когда буй был поднят на борт «Кассиопеи», Тэккер распорядился:
— А теперь, капитан, следует отойти миль на пять на восток!..
— Это же гнусно! — не сдержался Дильворти. Подбородок его дрожал от негодования.
Тэккер смерил капитана презрительным взглядом, зловеще усмехнулся и отчетливо выговорил:
— Вы забываетесь, капитан Дильворти! Держите язык за зубами, если не хотите, чтобы вас смахнули, как пылинку.
Весь пыл Дильворти мгновенно пропал. Вобрав голову в плечи, он отошел от профессора. Но успокоиться долго не мог. Он стоял на мостике, всматривался в ночную мглу, болезненна щурился и вспоминал, как такие же русские парни-подводники мужественно и благородно вели себя в трудные годы борьбы с фашистами. Ясно представилось ему Баренцево море. Он командовал тогда транспортом типа «Либерти» — одной из этих «рабочих лошадей» второй мировой войны, как их называли в Штатах.
И вот среди сурового, неспокойного моря на большой конвой налетела вражеская авиация. Затрещали зенитные автоматы, в воздухе разгорелся бой. Вокруг судна то и дело поднимались высокие фонтаны воды от падающих бомб. Одна из них угодила в его «Либерти». На транспорте вспыхнул пожар. Попытка сбить пламя результатов не дала. Дильворти получил приказ: «Экипажу покинуть судно». Ему даже не пришлось давать команду о спуске шлюпок. Шустрые парни, узнав еще от радиста о полученном указании, проделали все, что нужно, в несколько минут.
Нажимая на весла, они то и дело посматривали-на судно, над которым стоял огромный столб черного дыма. На транспорте вот-вот должен был произойти взрыв...
Каково же было удивление Дильворти, когда в Мурманске советские моряки передали ему его обгорелый «Либерти».
Оказывается, экипаж одной из русских подводных лодок, находившихся в районе следования конвоя, получил приказ: «Ликвидировать пожар на покинутом американском транспорте». И вот группа смельчаков (он видел тогда этих славных ребят) высадилась на полыхающее среди волн судно, потушила пожар и привела «Либерти» в Мурманск...
Разве может он, Дильворти, забыть такое благородство русских? Правда, за свои восторженные рассказы об этом случае там, в Штатах,
Дильворти пришлось крепко поплатиться. Самые мрачные воспоминания остались у него от вызовов в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности, но еще более горестно было вспоминать годы, когда его, опытнейшего моряка, ни одна фирма не принимала на работу. Только недавно ему снова улыбнулось счастье.
Тэккер, набирая экипаж своей «Кассиопеи», почему-то остановил свой выбор на нем. Правда, при первой же встрече этот странный профессор цинично сказал, что ему нужны безропотные, молчаливые работники, люди, способные за деньги пойти на любой риск. Пришлось тогда согласиться на все условия.
Целый год экипаж «Кассиопеи» занимался довольно странным делом — искал пресную воду на дне океана.
— Никогда не слыхал ничего подобного! — удивлялся Дильворти.
Тэккер только посмеивался:
— Охотно вам верю, капитан. Чтобы уяснить все это, нужно иметь более развитый мозг. Вы, разумеется, никогда не читали Плиния Старшего, Страбона и Лукреция. Эти почтенные джентльмены жили около двух тысяч лет назад. Я сумел поставить их на службу американскому флоту. В своих сочинениях они оставили ценные указания на то, что даже на дне соленого моря на значительных глубинах при желании можно найти пресную воду. Чем мы и занимаемся.