мелкие прорехи, в которые вползал холод. Я набрал полную пазуху ледышек и окоченел, как никогда в жизни.
Пришлось терпеть. Я морщился, вскрикивал от боли, молился то Браму, то Ситрам, то Радхивану. Хоть кто-то да услышит… Пальцы замерзли и болели так, что держаться не было никакой возможности. Я отпустил копье и, отвалившись в сторону, закувыркался по склону. В бок мне врезался Ради, и новая волна боли захлестнула мое тело.
Свалились мы со змея почти у вершины – не дальше, чем в сотне шагов. Валунов и льда наверху было куда больше, чем у подножия. Наг-лох, продолжая шипеть от боли, обвил своим телом самый пик и бросил крик в небеса, жалуясь на нестерпимую муку.
Я попытался прийти в себя, однако конечности не повиновались; удалось лишь качнуть головой, и та безжизненно свесилась набок. В глазах помутилось, и мир куда-то пропал.
Осталась лишь мутная белизна.
Холод просочился внутрь моего тела – никогда не представлял, что такое промерзнуть до костей, – и подобрался к сердцу. Тянул свои ледяные щупальца к моему внутреннему огню, к моим надеждам и устремлениям, к мечтам о свершениях в Ашраме. Он отбирал у меня будущее и нашептывал тихим голоском, что теперь я должен умереть.
Движения змея разрушили верхушку горы, и она просела. Снег и камень ушли из-под наших ног, и мы съехали на лавине вниз по склону. Я лежал на животе, чувствуя под собой острые осколки горной породы.
Рядом со мной торчал огромный камень. Хм, строительный раствор? Похоже на кусок стены весом в тонну, а может, и в две. Такой кусок вполне мог отвалиться от башни.
Например, от Вороньего гнезда.
Жаль, кончились силы, а то я наверняка расхохотался бы.
Наг-лох соскользнул с пика и направился к нам, выстреливая языком, как обычная змея. Вряд ли стоило размышлять, что произойдет в следующую минуту. С нами будет покончено, вот что.
Я задумался о стене башни, о риши Брамья и о плетениях. Похоже, мне так и не суждено их освоить. Нет, словесные формулы я помнил, хотя за последнее, наполненное тяжелыми испытаниями время они ушли в дальние уголки памяти. И все же магические слова всегда были со мной, как история, которую невозможно забыть.
Я припомнил первое плетение, показанное мне Маграбом, его уроки, а еще легенду о Браме-страннике. Легенду о свече, плаще и посохе.
Как же он говорил?
Наг-лох приближался.
Полз он не торопясь, слегка подергивая головой в сторону выколотого глаза. Из раны сочилась сукровица, оставляя на снегу цепочку алых пятен. Огромная пасть открылась, и в воздухе прозвучал хриплый низкий рык.
Я засмеялся и тут же закашлялся – голос все же сорвал. Мной овладел припадок безумия, подобного тому, что давало силы древнему змею. Я снова издал мрачный хохот, и Ради испуганно взглянул в мою сторону, гадая, не превратился ли я сам в чудовище.
В эту секунду я все понял. Если тотчас не создам плетение – умру. Цена мне была известна, принципы я помнил и знал, что надо делать.
Свернув ткань разума, мысленно потянулся к вершине горы, представив себе, как снежная шапка опускается мне в руку. Я тяну ее к себе, и гора следует за ней…
Образ падающей горы отразился в каждой грани восприятия. Она рухнет. Рухнет от моей руки. Она упадет. Уже упала…
Сверху вниз! Так и Рох!
Я закричал – сперва беззвучно, а затем обрел голос:
– Сверху вниз! Повелеваю тебе упасть! Гора, пади и погреби древнего змея под снегом, льдом и камнем! Сверху вниз! Я связываю тебя плетением! Так, Рох!
Мир содрогнулся от моих воплей, и на этот раз я точно сорвал голос.
Мир продолжал трястись, однако больше ничего не происходило.
Гора стояла несокрушимо.
Ради, закрыв глаза, что-то бормотал под нос.
Я продолжал удерживать грани. Я знал плетение, понимал его суть. Линейная формула, которая связывает точку наверху с точкой внизу. Вершина – подножие. Я смогу. Я это сделаю.
Взгляд на побледневшее лицо Ради сказал мне, что пути назад нет. Змей подползал все ближе.
Грани дрогнули, образ ушел. Мне не удалось коснуться горы своей мыслью.
Позорное поражение…
Я вцепился в камень под ногами и, выдернув его из земли, взревел. Швырнул снаряд в Наг-лоха, однако продвижения его не замедлил.
Ради молился все усерднее.
Я присоединился к нему, только молитву возносил про себя и раз за разом повторял формулу.
Ничего не происходило.
Еще один отчаянный бросок… Я собрал оставшиеся силы и метал один камень за другим. Плевать на цену, я все равно уже мертв.
Еще бросок, еще один…
– Черт тебя побери, падай же! Падай! – завопил я, надрывая горло.
Следующий камень пролетел над головой змея и ударился в склон.
Мир тряхнуло, вздрогнул пик горы. Воздух наполнился оглушительным грохотом – словно в тесной пещере ударил разряд грома.
Пласты льда и валуны поехали вниз, снежная шапка начала осыпаться. Ледяная корка, удерживающая ее на месте, обратилась в облако пыли, и оно покатилось по склону.
А потом на нас обрушился снег и камни.
И гора упала.
Белизна…
Холод…
Рухнувшая вершина погребла нас под своим смертельным весом.
85
Под горой
Я помнил, какого цвета снег, как он слепит глаза, но в моем мире царила чернота. Меня встряхнули за плечо:
– Ари…
Голос доносился будто с другого конца света, и в нем была боль.
– Ари… – снова раздался шепот, и меня еще раз тряхнули.
Я сопротивлялся зову. Я стоял перед вратами смерти.
– Ари…
Кто-то приложил руку к моему лицу. Кто-то ухватил меня за мантию, и воротник врезался мне в горло. Я шевельнулся, однако не по своей воле.
Вдруг на меня обрушилась волна жара, обожгла, заколола мелкими иголочками холодную кожу. Под сомкнутыми веками поплыли расплывчатые розовые круги.
На стон у меня не хватило сил, но веки я все же поднял. Было темно, прямо передо мной горел костер, и я заслонил глаза, чтобы не ослепнуть. Сердце заколотилось при виде жестоких языков огня, однако, осторожно отведя руку, я обнаружил, что пламя обычное – желто-оранжевое, а дым – черно-серый.
Огонь безмолвно, подобно Наг-лоху, говорил со мной. Я наблюдал за каждым его язычком, за каждым просящим пищи щупальцем. Огонь хочет есть, огню надо жить. Я постиг его сущность и следил за ним, прислушиваясь к треску дров до тех пор, пока не заслезились глаза.
Вздохнув, расслабленно прислонился к сидящему рядом человеку, и меня снова накрыла тьма. Только на сей
