отказывается в это верить! Недоразумение!
– Но я слишком стар для камер-юнкера и это стало бы мне унижением…
– Напротив. Это великая честь!
Тон императора сомнений не оставлял: это не ошибка, он впрямь решил таким странным образом «осчастливить» поэта.
Пушкин сделал глубокий вдох, выдержал паузу, чтобы немного успокоиться и не наговорить лишнего.
– Николай Павлович, я не могу принять его. Это придворный чин, а мы с Натали не думали оставаться в Петербурге.
Государь помрачнел.
– Обращайтесь ко мне, как подобает, Пушкин – Ваше Императорское Величество. Все же хорошо, что меня не отправили в этот ваш лицей. А то я бы тоже не знал своего места, – он сделал акцент на последних словах, потом улыбнулся и с вызовом добавил, – и, по моему опыту, женщины предпочитают императоров камер-юнкерам.
Пушкин не верил своим ушам: неужели император все это затеял, чтоб отомстить за те слова про поэтов? А может, ему так приглянулась Наташа, что он готов даже на… Нет, надо сейчас же остановить эти мысли, иначе его точно снова занесет не туда.
– Николай Павл… Ваше Императорское Величество, позвольте поинтересоваться: вы приняли решение о судьбе бунтовщика Пущина?
– Да. Я ведь его помиловал. Думаю, этого довольно, – безмятежно ответил государь и жестом указал Пушкину на дверь.
31 декабря 1833 года Пушкин был пожалован придворным званием камер-юнкера, что в 1830-х не являлось должностью, а означало лишь присвоение почетного звания. Однако им дорожили, так как оно давало доступ на официальные церемонии императорского двора и на балы в Зимнем дворце.
Пушкин, после лицея получивший чин коллежского секретаря, за время службы в Коллегии иностранных дел (1817–1824) по разным обстоятельствам совершенно не продвинулся по служебной лестнице. И только в 183 I году, снова начав службу в Коллегии иностранных дел, он стал титулярным советником, чиновником X класса. Согласно Табели о рангах и системе чинопроизводства, Пушкин не мог претендовать на что-то более значимое, чем камер-юнкер-ство. Однако сам поэт вовсе не хотел этого и еще в юном возрасте сознательно отказался от карьеры чиновника.
Пожалование звания камер-юнкера оскорбило Пушкина по нескольким причинам: в 34 года становиться камер-юнкером наряду с 18-20-летними юношами было неприлично по возрасту.
Это назначение в обществе связывали с желанием императора видеть при дворе его жену – Наталью Николаевну (для участия в придворных балах и церемониях было необходимо придворное звание). К тому же, еще в 183 I году Пушкин сам отказался от предложения Бенкендорфа сделать его камергером (а это более высокое звание, чем камер-юнкер), так как вообще не хотел быть придворным.
Но если от предложения Бенкендорфа он мог отказаться, то от царской «милости» отказаться было невозможно.
Узнав о назначении, Пушкин был вне себя, друзья были вынуждены его всячески успокаивать, чтобы он не помчался во дворец и не наговорил грубостей царю.
6 января в день именин императора камер-юнкер Пушкин должен был явиться к 10 часам утра в Зимний дворец «для принесения поздравления Их Императорским Величествам и Их Императорским Высочествам» в парадном мундире и в сапогах. Пушкин сказался больным, чтобы не надевать мундира, которого у него еще и не было (это был дополнительный расход, весьма значительный для семьи Пушкиных). Однако совсем пренебрегать придворными обязанностями было нельзя, и Пушкин купил у портного готовый новый мундир князя Витгенштейна (князь пошил себе мундир, но перешел в военную службу, и он ему не понадобился).
Вечером того же дня Пушкины были в театре, где великий князь Михаил Павлович поздравил поэта с получением придворного звания, а Пушкин, поблагодарив, ответил: «До сих пор надо мною смеялись, вы первый меня поздравили».
Натали, в отличие от мужа, была в восторге от этого назначения, она могла танцевать на всех придворных балах.
11 февраля в Зимнем дворце Пушкин представлялся императору в звании камер-юнкера. С 1834 года Пушкин должен был регулярно присутствовать при дворе.
Ему снился ряженый поэт с бала. Он размахивал лирой перед лицом Пушкина и хохотал: «Знай же, надменный поэт. Вчерашний фортуны любимец. Лира моя болваном отныне тебя наречет». Десятки смеющихся лиц сомкнулись в кольцо, кто-то набросил на его плечи яркий шутовской костюм камер-юнкера, в небо полетели фейерверки, ревущий хохот перекрывал звук взрывов… Пушкин старался спрятаться, метался, в поисках выхода, в конце концов, начал задыхаться и… проснулся.
Рядом стоял сын Саша и испуганно смотрел на отца.
– Маман просит идти к завтраку… – пролепетал мальчик.
Пушкин прижал к себе сына, поцеловал его и пошел в столовую. Он чувствовал себя разбитым и страшно уставшим, а отражение в зеркале показало, что не только чувствовал. Может, и прав был пижон Дантес: Пушкин действительно почти старик? Хм. Откуда только этот Дантес в его голове с самого пробуждения? Чего не хватало! Пошел прочь!
За столом сидела Наташа, их дети и сестра Наташи – Катя. Младших детей кормила именно она, жена была увлечена чтением почты. На тумбе поодаль расположились две ровные стопки – цветные приглашения в одной и счета в другой. Натали, разумеется, изучала приглашения.
– Bonjour, la famille![18] – он устало опустился на стул.
– Bonjour, papa![19]
Аппетита совсем не было, он протянул руку к счетам и стал их перелистывать.
– Bonjour… – откликнулась Наташа и обеспокоено добавила, – Саш, не нужно начинать день со счетов.
– Нужно начинать его с приглашений на бал? – съязвил он в ответ.
– Катюш, отведи детей поиграть, пожалуйста, – как только сестра с детьми вышли, Наташа мягко продолжила, – Саш, я ищу супруга для Кати. Бедняжке двадцать пять лет. Ты же не хочешь, чтобы она у нас вечно жила?
– Супруга для Кати или поклонников себе?
– Дорогой мой муж, дала ли я вам каким-нибудь своим словом или, может быть, действием повод усомниться во мне?
Пушкин опустил глаза:
– Нет. Прости.
– Саша, зачем вся эта ревность? – она подошла к мужу и обняла его. – Я же тебя всегда зову. Пойдем сегодня с нами?
– Я постараюсь.
Пушкин поцеловал жену, взял счета и вышел.
Надвинув на глаза цилиндр и подняв повыше воротник, он поспешно пересекал улицу, надеясь быть не узнанным. Но его узнали. И нет, вовсе не поклонники, а кредиторы, которые уже не первый день поджидали и выслеживали его повсюду. И началось:
– Господин Пушкин! Господин Пушкин, вы месяц назад обещали вернуть деньги…
– Да погоди ты, он мне тысячу рублей уже полгода как вернуть не может.
– Пушкин, сколько можно? В долговую тюрьму хотите?
Пушкин ускорил шаг и запрыгнул в
