Как мог этот откровенный эгоцентрист так ее понять?
Норт поставил бокал и достал из шкафчика бутылку вина.
— Это все похоже на то, как вы отказываетесь продавать сигареты в «Разбитом дымоходе», верно?
Провернув штопор, он вытащил пробку.
— Откуда вы узнали?
— Даже такой отшельник, как я, не смог избежать столь пикантной городской сплетни.
Он наполнил бокал и принес Тесс. Было почти пять часов, так почему бы и нет?
— Я хочу, чтобы девушки уважали себя, — сказала она. — И не хочу, чтобы они занимались сексом, внушая себе, что это единственный способ найти парня. Я также не хочу, чтобы и девочки заставляли мальчиков заниматься сексом до того, как сами мальчики будут готовы. — Она сделала большой глоток. — Боже, какое хорошее вино.
— Наслаждайтесь. — Норт глотнул виски. — И вам нужно обязательно вмешиваться.
— Знаю. — Тесс отставила бокал. Слинг натер ей плечо, и когда Норт отошел к окну, она вытащила слинг вместе с Рен из-под фланелевой рубашки и завернула голенькую, в одном памперсе малышку в пеленку, которая висела на подлокотнике дивана. — Чем вы занимаетесь в лесу?
— Брожу. А вы что подумали?
Норт уклонялся от ответа. Тесс положила спеленатую малышку рядом с собой на подушку. Когда потянулась размять затекшие плечи, то кончики грудей коснулись ткани рубашки. Хотя Норт стоял к ней спиной, она почувствовала себя безоружной без бюстгальтера и скрестила руки на груди.
— Вы думаете о Бьянке?
— Конечно.
— Я тоже о ней думаю все время. Как она доверяла мне. — Тесс вновь тысячу раз переживала те моменты, когда у Бьянки начиналось кровотечение, выискивала то, что пропустила, ничего не находя, но все еще не могла принять свою беспомощность. Она подавила желание допить вино одним махом. — Почему Бьянка заставила меня поверить в то, что вы женаты?
— Бьянка весьма вольно обращалась с правдой.
— Я думала, что вы ей житья не даете.
Он отвернулся от окна и хрипло, невесело рассмеялся.
— Если вы имеете в виду, что видели, как я пытался контролировать как можно большую часть ее жизни, тут вы правы. — Он сильнее сжал стакан, в голосе послышалась горечь. — И посмотрите, чем это в итоге обернулось.
Тесс обвела большим пальцем край бокала.
— Вы пытались ее оберегать.
— Только чтобы в конце концов она умерла.
— Нет, неправда! — Тесс вскочила с дивана. — Не вы отвечали за ее роды. Только у одного из нас этот груз на плечах.
Норт наставил на нее палец.
— Прекратите сейчас же. Я говорил с врачами. Они ясно растолковали, почему она умерла.
— Это лишь их предположения. Никто не может ничего сказать, пока не проведут вскрытие. И даже тогда…
— Не берите это на себя, — резко оборвал он. — Вся вина на мне. Не стоило позволять ей приезжать сюда.
— Это было ее решение, я думаю. Она могла уехать в любой момент.
— Она ждала ребенка. Беременные женщины не всегда мыслят здраво.
— Вы это вынесли из своего широкого опыта общения с беременными?
Норт пожал плечами.
Тесс уселась на подлокотник дивана и взглянула на Рен убедиться, что она не вознамерилась перестать дышать. — Я до сих пор не понимаю, почему вы пытались держать меня подальше от нее.
— Читали «Великий Гэтсби»?
— Конечно.
— Бьянка копия Дэйзи Бьюкенен. Такая же легкомысленная и импульсивная. — Норт сунул большой палец в карман джинсов. — Она вцеплялась в кого-нибудь — заводила тесные отношения — в точности, как у нее складывались с вами, я же видел. А потом разрывала их, вообразив, что ею пренебрегают. После этого она впадала в депрессию.
— Вы пытались не допустить, чтобы такое случилось. — Тесс подумала о Рен. — Бьянка говорила, что вы не в восторге от ее беременности.
— У нее имелась тенденция поступать под влиянием момента, а потом терять интерес.
Многое из того, что Тесс думала об Иене Норте, оказалось чистейшей ложью.
— Она и с вами порывала?
— Столько раз, что и не сосчитать, но, в общем-то, ненадолго.
— Это почему же?
Норт подошел к пианино.
— Это длинная скучная история. Поберегите себя.
— Вы шутите. Да мы с Птичкой живем ради таких историй. Поведайте.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
ГЛАВА 8
— Не собираюсь ничего рассказывать, — предупредил Норт.
Тут завозилась малышка. Тесс соскользнула с подлокотника дивана и взяла ее на руки.
— Мы не пророним ни слова. Верно, цветочек? В рассказе упоминается какое-нибудь орудие убийства?
— Самоуничтожение считается?
— Да уж, такая обыденность не утешает, но выбирать не приходится.
Она прижала Рен к груди.
Норт улыбнулся. Лишь тень настоящей, но все же улыбка.
— Мне исполнилось двадцать пять, я только что вышел из тюрьмы, где отсидел за незаконное проникновение, и у меня не было ни цента в кармане. — К удивлению Тесс, он сел. — Я провел год в Европе и завоевал кой-какое имя среди других художников, но на этом все. Я больше не был ребенком, устал от нищеты — ирония судьбы, учитывая, как я презирал деньги своей семьи задолго до того, как меня лишили наследства.
— Лишили наследства — звучит так круто. Прямо из романа эпохи Регентства.
Норт весело вздернул бровь.
— Именно так поступают с нами, паршивыми овцами. — Он допил виски. Свет упал на шрам на тыльной стороне ладони. — Моя работа перестала что-либо значить. То же и с моей жизнью. Я тонул в жалости к себе и наказывал себя наркотиками. Стимуляторы, депрессанты, кокс, когда мог его достать, алкоголь. Перебивался на диванах друзей, пока у меня не кончились друзья. Меня продолжали увольнять с любой черной работы, которую мог найти, потому что просыпал после бессонной ночи, когда наносил трафареты на распределительные щитки или расклеивал плакаты. Отец всегда говорил, что я неудачник, и я раз за разом доказывал его правоту. Вам еще не наскучило?
— Ни в коем случае. — Если проявить сочувствие, он замолкнет. — Я люблю эту хрень про путь художников, выстланный муками и терниями. Продолжайте.
Уголок его рта дернулся.
— Не ожидал такого бессердечия от женщины, совесть которой не позволяет ей продавать сигареты.
— У меня раздвоение личности. А ваш отец — настоящий говнюк. Рассказывайте дальше.
— Хотел заниматься только одним, — единственным, что умел, — клеить подрывные плакаты и рисовать фрески, которые никто не заказывал. Но отсидки в тюрьме уже надоели. Между искусством и вандализмом тонкая грань, и я потерял задор расписывать здания, которые уже не были заброшены. Мне нужны были настоящие заказы, но я их не получал. — Он поставил стакан с виски, поднялся и прошел к старому пианино. — Бьянка нашла меня в разгар зимы, когда я лежал в отключке в дверном проеме рядом с клубом на Восточной Тринадцатой. Я скатился на самое дно. Но вместо того, чтобы пройти мимо, она погрузила меня в такси и заставила швейцара затащить в ее квартиру. Там запихнула меня в душ — прямо в одежде — включила холодную воду и оставила, пока я сам, пошатываясь, не вышел.
Тесс прижала Рен крепче.
— Вы могли оказаться опасным типом. Почему она пошла на такой риск?
— Такая уж она была — взбалмошная и импульсивная. Ей исполнилось всего девятнадцать, она пребывала на пике карьеры и считала себя непобедимой. — Норт оперся локтем на пианино, недалеко от веревки звонка, которая свисала через небольшое отверстие в потолке. — У нее водились деньги, имелась дорогая квартира, и весь город лежал у ее ног. Все, что отсутствовало у меня. Она была просто ребенком, а я — взрослым человеком старше ее на шесть лет. Но она подобрала меня и спасла мне жизнь. — Указательным пальцем Норт покрутил школьный глобус на пианино. — Она арендовала для меня складское помещение и предупредила, что у меня есть два месяца на подготовку к андеграундному арт-шоу. Я спорил с ней, но она не отступила. — Он остановил вращающийся глобус ладонью. — Бьянка купила мне краски, бумагу, холст, большие листы ацетата для трафаретов. У меня не осталось гордости. Я взял все, что она предлагала.
