– Еще одно убийство на нашу голову?
– Несчастный случай. Сорвалась с подоконника в собственной квартире через несколько дней после исчезновения Лоденбаха.
– А до этого успела… мм-м… подружиться с ним и вступить в переписку? Точно несчастный случай?
– Я разговаривал со следователем, который занимался ее делом. На идиота не похож и вообще… толковый мужик. Если бы там торчали какие-нибудь уши, он бы обязательно их вытянул.
– Я не против толковых мужиков, как ты понимаешь… – взгляд Литовченко снова сконцентрировался на Кристине in live. – Откуда она вообще взялась?
– Из гостиницы, где останавливался Лоденбах. Есть очень большая вероятность, что провела с ним ночь.
– Повезло мужику, – вздохнул капитан.
В памяти Вересня немедленно всплыло фиолетово-черное подобие лица несчастного немца:
– Не очень. Учитывая последствия.
– Ну да, ну да. Записка какая-то странная.
– Меня она тоже смущает. Слишком сложно для девицы, которая продает любовь за деньги. Я, кстати, посмотрел в Интернете, что такое Тимбукту.
– Город в Африке, – неожиданно сказал Литовченко. – Кажется, в Мали. Точно, в Мали.
До сих пор и.о. начальника убойного отдела не производил впечатление знатока географии и вообще – знатока чего-либо. За исключением оперативной работы и связанных с ней прикладных дисциплин. Так что Вересень даже немного удивился подобной информированности. Тимбукту действительно был городом в Мали, когда-то процветавшим, а теперь – полузабытым, из года в год переживавшим собственный упадок. Нужно быть археологом или безумцем, чтобы отправиться туда по собственной воле. И вдвойне безумцем, чтобы пригласить туда девушку.
Но безумцев не убивают таким изощренным способом. И археологов тоже, если, конечно, они случайно не наткнулись на золото инков и еще не успели поведать об этом миру.
– «Не самое лучшее место на земле», – процитировал Литовченко часть послания Крис. – Тут цыпочка права. Не самое. А точнее – дыра дырой.
Дурацкий парень, до того спокойно сидевший на руках у Вересня, неожиданно повернул голову в сторону капитана и изрек очередное слово-мутант. Что-то среднее между «клон» и «клоун». И Вересень, при всем уважении к Литовченко, немедленно склонился к «клоуну».
Корчит из себя умника, клоун.
– Уже успел съездить туда в отпуск?
Это была шутка, и, как все шутки Вересня, – не слишком удачная. К тому же, капитан Литовченко был известен как приверженец лозунга: «не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна». Все свои недолгие и нечастые отпуска он проводил на Ладожском озере, в деревне Коккорево, где ловил рыбу, как подорванный: ряпушку, корюшку, жереха, налимов, плотву, красноперку и даже форель – в зависимости от сезона.
– Я там не был, – ответил Литовченко без тени улыбки. – Но как-то раз поймали мы с ребятами одну интересную рыбешку… Случайно.
Вересень поставил на ладожскую рогатку — рыбу, отдаленно напоминающую бычка, но гораздо менее симпатичную, и – проиграл.
– Замели чувака в ночном клубе, во время планового рейда, – продолжил капитан. – Наркоты при нем не было, только пузырек с парой таблеток. Он сказал, что это – таблетки для поддержания сердечной деятельности. Хотя на сердечника был похож мало – здоровенный такой лось, с меня ростом. Документы тоже вроде в порядке, но что-то мне в нем не понравилось. Задержали, как и положено, до выяснения всех обстоятельств. Как и положено – дали право на звонок. Уж не знаю, кому он звонил, да только поначалу выхлопа никакого не было. Мой лось стал нервничать, а потом и вовсе впал в ступор. Все твердил про этот Тимбукту. Я особенно не вникал, мне этот Тимбукту на фиг не сдался. Но кое-что любопытное проскользнуло.
– О дыре дырой?
– Это как раз не самое любопытное. Хотя характеристики дыры были совсем нелестными. А сказал он следующее. Дословно: «Иногда судьбы мира вершатся в таких местах, где белому человеку выжить невозможно».
Бесхитростный рассказ капитана заворожил дурацкого парня. Он даже отлепился от шеи Вересня и вспрыгнул на колени и.о. начальника убойного отдела. И когда тот ненадолго замолкал, соображая, чем же заполнить лакуны, где раньше вовсю плескался ненорматив, трогал Литовченко лапой: продолжай, не отвлекайся!
– И чем же закончилась история? – спросил следователь.
– А ничем. Через пару часов его освободили. Вроде бы по звонку с самого верха. Больше я его не видел. А вот имя запомнил – Шевляков Андрей Степанович. Паспорт при нем был заграничный, потрепанный весь, живого места нет от всяких печатей.
В душе Вересень позавидовал лосяре Шевлякову, попирающему копытами страны и континенты, а вслух сказал:
– Не сидится людям дома.
Мандарин, который уже успел вернуться к следователю, вякнул. И трудно было сказать, поддерживает ли он Вересня или, напротив, порицает за отказ расширять географические горизонты.
– Это было лирическое отступление, – провозгласил Литовченко. – А теперь будем подбивать бабки за прошедшие три дня.
За прошедшие три дня нарыть удалось не так уж много. Следственная группа до сих пор не имела на руках внятного изображения Вернера Лоденбаха. И все службы, которые могли его предоставить (начиная с отеля «Викинг» и заканчивая аэропортом «Пулково») оказались бессильны. По закону максимальный срок хранения видеозаписей исчерпывается тридцатью сутками, и об этом убийца (или убийцы) были осведомлены даже лучше, чем Вересень с Литовченко. Кабриолет тоже оказался крепким орешком: как ни бились с ним криминалисты, но никаких отпечатков в машине не нашли. Кто-то тщательно замел за собой все возможные следы, вычистил авто до блеска и только потом отправил его в плаванье по озеру близ Канельярве. «а666кв» был арендован на месяц у небольшой частной фирмы «Ложкин-Авто» неким гражданином Карельских Н.Ф. за наличные. Срок аренды закончился несколько дней назад, автомобиль по понятным причинам не вернули, и владелец фирмы Василий Ложкин забил тревогу. Кабриолет был скоропостижно объявлен в розыск, тут-то и выяснилось, что гражданин Карельских Н.Ф. умер от инфаркта и прах его покоится на Большеохтинском кладбище вот уже два с половиной года. За неделю до смерти Карельских оставил в местном отделении милиции заявление об утере паспорта, но новый паспорт ему так и не понадобился. А старый (утерянный или похищенный) всплыл только сейчас.
– Там вроде и права должны прилагаться. К паспорту. При заключении договора. С правами что? – поинтересовался Вересень.
– Были и права, – Литовченко вздохнул. – Того же гражданина Карельских, при жизни ни дня не водившего.
– Липа?
– Липа. Насколько хорошо сделаны – не мне судить, видел у Ложкина только отксерокопированный вариант. Но, думаю, что хорошо. Да и в зубы этому Ложкину сунули, видать, такой залог, что сразу глаз замылился.
– Он что-то рассказал об арендаторе?
– Ничего конкретного. Мужчина средних лет, одет с иголочки, дорогой костюм, начищенные ботинки.
– А из особых примет?
– Перстень на мизинце. Белое золото или платина.
– Может, серебро?
– Те, кто носит серебро, арендуют машины попроще. Там еще фигурировал рубин. Размером с голубиное яйцо, по утверждению Ложкина.
Вересень почему-то вспомнил об Арсене Бартоше – человеке, который появился в «Викинге», чтобы забрать письмо, написанное Вернером Лоденбахом. Или переданное им. В Санкт-Петербурге проживал только один Арсен Бартош – владелец сети аптек «Ученик лекаря», но поговорить с ним так до сих пор и не удалось. Бартош проводил отпуск на Средиземноморье и вернуться должен был лишь к началу сентября. Об этом Вересню поведала его личная секретарша, больше похожая на цепного пса. Удостоверение Вересня никакого впечатления на нее не произвело. В гробу я видала такие удостоверения, – было написано у нее на лице. Вересню лишь оставалось промямлить, что ему необходима консультация по одному интересующему его делу. Раскрывать подоплеку дела он не решился, дабы не давать Бартошу люфт во времени, – для создания линии защиты, если таковая понадобится. Он не решился также спросить, когда именно Бартош отправился в отпуск: это могло навести аптекаря на ненужные подозрения. А в том, что разговор со следователем будет передан ему в мельчайших деталях, Вересень не сомневался ни секунды.
– …Он, случайно, не похож на дона Корлеоне, этот арендатор?
– Опять шуточки? – Литовченко нахлобучил на лицо подозрительную улыбку.
– Просто мелькал один любопытный тип в «Викинге». Копия крестного отца. И тоже в связи с Вернером Лоденбахом. Покойный оставил ему письмо на ресэпшене.
– Да? И крестный отец опустился до стойки в холле? Не мог послать сошку помельче?
– Это, конечно, художественное преувеличение, – крестный отец. Наблюдение, основанное на внешнем сходстве. В миру его зовут Арсен Бартош. У него сеть аптек по городу. И дорогой костюм, и начищенные ботинки.
