— Зубы болятъ. Вчера мы баню топили и, извините за выраженіе, парились всѣмъ домомъ съ чадами и домочадцами. Была и она. Ну, неосторожна, что-ли… Вѣдь наша баня простая… хоть и солому стелемъ, а съ пола дуетъ; ну, ночью ее и схватило. Часто она зубами мучается.
Сухумовъ былъ взбѣшенъ неудачей. Самъ отецъ Рафаилъ былъ ему вовсе не нуженъ. Уговориться насчетъ панихиды Сухумовъ могъ и въ другой разъ. Принялъ онъ его сухо и чуть не наговорилъ грубостей. Однако, пришлось священника поить чаемъ, пришлось выслушивать его жалобы на тестя и условиться насчетъ панихиды. Панихиду рѣшили отслужить черезъ четыре дня, въ воскресенье. Такъ какъ Сухумовъ въ концѣ-концовъ пересталъ поддерживать разговоръ и сталъ отмалчиваться, то священникъ вскорѣ сталъ собираться домой. Сухумовъ его не задерживалъ и не просилъ остаться ужинать, хотя ужинъ и былъ заказанъ на три персоны, со сладкимъ блюдомъ спеціально для Раисы.
Въ слѣдующій вечеръ гости, наконецъ, пришли. Пришли они по-деревенски, часу въ шестомъ и подняли съ постели только что легшаго послѣ обѣда отдохнуть Сухумова. Онъ ужъ не ожидалъ гостей. Они застали его врасплохъ. Камердинеръ Поліевктъ принялъ ихъ въ гостиной, гдѣ они и дожидались Сухумова, пока тотъ того разбудилъ и далъ ему переодѣться. Пришли: учитель Ивановъ съ женой, учительница Хоботова и Раиса,
Переодѣвшись, Сухумовъ тотчасъ-же далъ приказаніе освѣтить кабинетъ и, заказавъ ужинъ камердинеру, вышелъ къ гостямъ.
Рукопожатія… Извиненія, что помѣшали хозяину отдохнуть съ одной стороны и извиненія, что заставилъ дожидаться съ другой стороны. Затѣмъ гости разбрелись по гостиной и спальнѣ. Учитель Ивановъ, осматривая комнаты, говорилъ Сухумову:
— А вѣдь у насъ по селу ходятъ разговоры, что здѣсь у васъ въ домѣ по ночамъ привидѣнія показываются. Я, конечно, какъ учитель и образованный человѣкъ не долженъ вѣрить этому, но у насъ есть въ селѣ старикъ-крестьянинъ, который торжественно увѣряетъ, что лѣтъ тридцать тому назадъ чистилъ дорожки въ паркѣ, заночевалъ въ бесѣдкѣ и самъ видѣлъ, какъ это самое привидѣніе въ бѣломъ саванѣ…
— Ну, это ужъ совсѣмъ изъ другой оперы! — махнулъ рукой Сухумовъ. — Напротивъ… Мнѣ разсказывали, что привидѣнія тутъ разгуливаютъ по дому въ генеральскихъ мундирахъ временъ Александра Перваго, Павла и Екатерины.
— Вотъ, вотъ… — подхватила Раиса. — И дѣдушка нашъ, отецъ Григорій… Этотъ старичекъ-священникъ, котораго вы у насъ видѣли… И дѣдушка этотъ разсказывалъ намъ, что встарину тутъ именно въ генеральскихъ мундирахъ показывались привидѣнія. Тутъ у васъ портреты генераловъ есть. Такъ вотъ эти генералы выходили изъ своихъ портретовъ и бродили по комнатамъ, по саду… Есть у васъ такіе портреты? — спросила она Сухумова.
— Есть, есть. Но вѣдь это-же вздоръ. Это можетъ показаться только человѣку болѣзненному, нервно-разстроенному.
— Старикъ этотъ, который мнѣ разсказывалъ, вовсе неболѣзненный. Онъ и сейчасъ крѣпокъ, какъ дубъ, — продолжалъ учитель. — Вся штука въ томъ, что у васъ въ паркѣ будто-бы кладъ зарытъ, зарытъ вашимъ дѣдушкой или прадѣдушкой во время нашествія французовъ.
— Слышалъ я и про это! — махнулъ рукой Сухумовъ. — Но вѣдь это-же досужая фантазія.
— А отчего не допустите вы, что это есть? — спросила учительница Хоботова. — Встарину зарывали клады въ землю. Вѣдь банковъ-же не было, куда можно-бы было свои деньги класть на проценты или отдавать на храненіе. Ну, и прятали въ укромное мѣсто въ землѣ.
— Старикъ-то вотъ и говоритъ, что привидѣнія появлялись только тѣмъ, кто начиналъ отыскивать этотъ кладъ, — подхватилъ учитель. — Привидѣнія охраняютъ этотъ кладъ и вотъ, когда кто отыскиваетъ его — они появляются этому человѣку и пугаютъ его. Онъ чистилъ дорожки, у него была лопата, а привидѣніямъ показалось, что онъ пришелъ съ лопатой кладъ отрывать — и вотъ, когда онъ заночевалъ въ бесѣдкѣ, они стали показываться ему.
— Вѣрно, вѣрно… — кивнула Раиса, — а только привидѣнія эти не въ бѣломъ, а совсѣмъ особенныя, съ портретовъ, въ генеральскихъ мундирахъ. Ну, и пугаютъ. У насъ говорятъ, что даже и бабушка ваша умерла, напугавшись этихъ портретовъ, когда они вышли изъ рамокъ. А бабушка ваша дня за два до этого только говорила старушкамъ-компаньонкамъ, что хочетъ начать кладъ искать. При вашей бабушкѣ состояли старушки-компаньоики, — пояснила она Сухумову. — Правда это? Вы имѣете объ этомъ какія-либо свѣдѣнія? — спросила она его.
Сухумову непріятенъ былъ этотъ разговоръ. Онъ не хотѣлъ его поддерживать и сухо отвѣчалъ:
— Мало-ли что здѣсь толкуютъ! Но я не придаю этому значенія.
— А вѣдь всѣ толкуютъ. Я слышала даже, что ужъ и вамъ они успѣли показаться и напугать васъ. Привидѣнія то-есть…
— Это вамъ кто-же сказалъ? Докторъ Кладбищенскій, что-ли? — улыбнулся Сухумовъ.
— Нѣтъ. Но наша работница, кажется, въ лавочкѣ Неумытова слышала.
— Прекрасный источникъ. А что до легендъ о привидѣніяхъ, то легенды эти существуютъ вездѣ, повсюду и даже за границей, гдѣ есть старые деревенскіе барскіе дома или замки.
— Знаете, вѣдь и мы въ лавочкѣ слышали, — проговорила жена учителя Иванова. — И такъ слышали, что будто вы отъ этого-то съ перепугу и заболѣли.
— Не мели, Глашенька, вздора! — остановилъ ее учитель и сдѣлалъ ей строгіе глаза.
— Я и не говорю, что это вѣрно. Но я слышала, — не унималась жена.
— И я слышала, но я ничему этому не вѣрю! Я почти ничему не вѣрю, что фантастическое и не осязательное, — похвасталась учительница Хоботова, тряхнула стрижеными волосами и поправила свои очки.
Дабы перемѣнить ненравившійся ему разговоръ, Сухумовъ предложилъ заняться осмотромъ библіотеки и выбрать книги, для чего и повелъ гостей въ кабинетъ.
Кабинетъ былъ освѣщенъ, горѣлъ каминъ, но темныя стѣны и потолокъ стараго дуба, коричневые темные обои все-таки дѣлали его очень мрачнымъ.
— Богатая комната, — сказала жена учителя, осматривая кабинетъ. — А жутко какъ-то здѣсь… Вотъ, дай мнѣ Богъ знаетъ какія деньги — ни за что, кажется, не осталась-бы здѣсь ночевать. А ты, Ваня?
— Не мели, Глашенька, вздора.
— Да вѣдь и ты-бы не остался. Я знаю тебя… Знаю, какой ты храбрецъ. Ты вонъ въ хлѣвъ ночью боишься одинъ заглянуть. А здѣсь… Да, право, здѣсь такъ жутко, что если даже и не водятся привидѣнія, то они навѣрное покажутся, особливо женщинѣ.
— Удержи языкъ свой! — прошепталъ учитель Ивановъ и дернулъ жену за рукавъ.
Начали разбирать книги. Изъ русскихъ беллетристовъ нашлись Марлинскій, Гребенка, баронъ Брамбеусъ, Булгаринъ, Даль, изъ иностранныхъ, въ переводѣ на русскій языкъ — Евгеній Сю, Дюма-отецъ, Поль-де-Кокъ, Жоржъ-Зандъ, Вальтеръ Скоттъ.
Раиса была въ восторгѣ и шептала:
— Почитаемъ… Вотъ почитаемъ… Ухъ, на сколько времени тутъ хватитъ читать!
XXVIII
Наступилъ декабрь. Прошли три недѣли со дня прибытія изъ Петербурга Сухумова. Соблюдая предписанія доктора Кладбищенскаго и совсѣмъ не употребляя лѣкарствъ, Сухумовъ чувствовалъ, что онъ понемногу крѣпнетъ. Видѣнія и кошмары прекратились, сонъ сталъ спокойнѣе. Сухумовъ хоть и засыпалъ попрежнему при свѣтѣ лампы, которая горѣла у него всю ночь, но сталъ отсылать изъ своей спальни ночующаго у него на кушеткѣ Поліевкта, но тотъ отказывался слушаться, говоря:
— А вдругъ что-нибудь опять, храни Богъ, случится? Нѣтъ, лучше подождать. Вѣдь я вамъ, не мѣшаю.
— Что можетъ случиться? Что? — крикнулъ на него Сухумовъ.
— А вотъ, что прошлые-то разы? Всѣ говорятъ Леонидъ Платонычъ, всѣ въ одинъ голосъ, что здѣсь у насъ домъ безпокойный. И раньше такъ было и теперь… Вы вотъ панихидку-то обѣщались по сродственникамъ отслужить, чтобъ ихъ успокоить да и забыли, — говорилъ Поліевктъ.
— Въ воскресенье панихида будетъ отслужена. Учитель со школьниками нотные нумера разучиваетъ — вотъ на этомъ и остановилось дѣло:
— Ну, вотъ послѣ панихидки я и уйду. Послѣ панихидки будетъ спокойнѣе. А здѣсь въ домѣ непремѣнно надо молебенъ отслужить съ водосвятіемъ и все окропить водой.
Сухумовъ махнулъ рукой и не сталъ возражать. А мысли о прибавленіи молебна къ панихидѣ ему даже понравились. Въ головѣ его мелькнула мысль, что вмѣстѣ со священникомъ онъ можетъ пригласить на молебенъ и Раису, а для приличія и матушку-попадью и устроить завтракъ, какъ-бы для новоселья.
«Вѣдь это такъ естественно… — разсуждалъ онъ. — Я поселюсь здѣсь на довольно долгое время… Вездѣ въ подобныхъ случаяхъ служатъ молебны. Домъ столько времени пустовалъ. Пусть священникъ отслужитъ молебенъ и окропитъ домъ, Въ самомъ дѣлѣ, надо-же вѣдь и причту дать доходъ. Причтъ здѣсь бѣдный… Священникъ все жалуется на нужду… А главное — Раиса».
Сухумовъ вспомнилъ, что во время посѣщенія его Раисой вмѣстѣ съ учителемъ Ивановымъ и учительницей Хоботовой онъ не имѣлъ и десяти минутъ, чтобы поговорятъ съ Раисой наединѣ, чтобы хоть сколько-нибудь узнать ее и познакомиться съ ея кругозоромъ. Только что онъ удалялся съ ней отдѣльно въ какой-нибудь уголокъ и начиналъ перебрасываться словами, тотчасъ-же къ нимъ подскакивала Хоботова и тарантила, то плачась на земство, то разсказывая о себѣ, что она внѣ предразсудковъ. За чаемъ и за ужиномъ тоже нельзя было говорить съ Раисой отдѣльно, такъ какъ всѣ сидѣли вокругъ стола.
