Священникъ также отказался отъ встрѣчи Новаго года.
— Утреню долженъ служить… Тоже не могу… Вѣдь господскій праздникъ… Да и Василій Великій… — сказалъ священникъ. — Надо рано лечь съ вечера и рано вставать. Происходило это на елкѣ, въ школѣ.
— Въ деревнѣ новогоднихъ встрѣчъ не бываетъ. Онѣ не въ ходу, — прибавилъ докторъ.
— Но мнѣ-то хочется устроить у себя встрѣчу… — проговорилъ Сухумовъ. — Я петербуржецъ… Я ужъ привыкъ, иначе будетъ очень скучно.
Не отказались отъ приглашенія только учитель Ивановъ съ женой, и учительница Хоботова, но Сухумову нужна была главнымъ образомъ Раиса.
— Пріѣзжайте тогда ко мнѣ встрѣчать Новый годъ, — предложилъ докторъ Кладбищенскій. — Баба моя васъ пельменями угоститъ. Гуся съ капустой зажаримъ… Только предупреждаю, у меня шипучки нѣтъ.
— Это мысль! — сдѣлалъ радостный жесть рукой Сухумовъ. — А шипучее я привезу… Иванъ Иванычъ, согласны? — обратился онъ къ учителю.
— Лошадей нѣтъ. Крестьяне ночью наканунѣ Новаго года не повезутъ.
— Лошадей я дамъ. На моихъ всѣ поѣдемъ… Вы, ваша супруга, мадемуазель Хоботова… Отецъ Рафаилъ Раису Петровну съ нами отпуститъ. Отпустите, батюшка Рафаилъ Васильичъ?
Отецъ Рафаилъ взглянулъ на жену и, не встрѣтивъ съ ея стороны возраженія, отвѣчалъ:
— Пусть ѣдетъ. Ей утреню не служить. Но только ужъ на ваше попеченіе отпускаю.
— Подъ росписку… — шутилъ докторъ. — Ну, вотъ и отлично. Стало быть я такъ и женѣ скажу, что у насъ встрѣча Новаго года, — прибавилъ онъ.
Сухумовъ сіялъ. Ему предстояло сдѣлать довольно долгій путь наединѣ съ Раисой.
«Въ училище пошлю большія сани, а самъ на маленькихъ заѣду за Раисой Петровной», — рѣшилъ онъ сейчасъ-же.
Къ доктору пріѣхали встрѣчать Новый годъ гости изъ Сухумовки по-петербургски, часу въ десятомъ вечера. Сухумовъ заѣхалъ къ священнику, захватилъ Раису и ѣхалъ съ ней вмѣстѣ. Въ головѣ его сложилось множество темъ и вопросовъ для разговоровъ съ ней наединѣ, но какъ только онъ усадилъ ее рядомъ съ собой въ сани, закуталъ, и лошади тронулись, всѣ эти темы и вопросы сейчасъ-же выскочили изъ головы, и онъ не зналъ, съ чего начать разговоръ. Говорила больше Раиса, называя ему тѣ мѣста, мимо которыхъ они проѣзжали, сообщала сплетни и легенды о жизни ихъ владѣльцевъ, семейное положеніе этихъ лицъ. Она такъ и щебетала, а Сухумовъ только время отъ времени спрашивалъ ее, не холодно-ли ей, не озябла-ли она, натягивалъ ей на лицо съѣзжавшій на затылокъ платокъ и окутывалъ ея ноги овчинной полостью. Только въ концѣ пути, когда они поровнялись съ плотиной, на которой стояла мельница, и Раиса сообщила ему, что мельничиха, молодая вдова, два мѣсяца только какъ овдовѣвшая, послѣ Крещенія уже сбирается замужъ выходить за волостного писаря, онъ задалъ ей вопросъ:
— Ну, а вы не собираетесь? Нѣтъ у васъ жениха?
— Откуда! — воскликнула она. — Владыко обѣщалъ дяденькѣ, что весной онъ пришлетъ къ намъ жениховъ-семинаристовъ, но я знаю, какіе это женихи! Хорошихъ не посылаютъ. Хорошіе сами себѣ въ городахъ ищутъ невѣстъ. Да и вообще я за духовнаго не пойду. Ни на дьяконское, ни на священницкое мѣсто не польщусь. Нѣтъ, не пойду, — прибавила она, сдѣлавъ маленькую паузу. — Можетъ быть, я дяденькѣ и въ тягость, хотя и стараюсь семьѣ быть какъ можно болѣе полезной, но не пойду…
— А изъ свѣтскихъ никто къ вамъ не сватался? — поинтересовался Сухумовъ.
— Можете вы думать, нашъ урядникъ! Но это тоже… онъ не старый… недуренъ собой… франтъ… разыгрываетъ изъ себя офицера, но ужъ совсѣмъ неотесъ… Даже говорятъ, что у него есть деньги…
— Конечно-же вы достойны лучшей участи.
— Мало-ли что достойна! Но хорошій женихъ ко мнѣ и свататься не будетъ. Я сирота, безприданница… Дяденька и приданаго мнѣ не сошьетъ. А сама, что я могу?.. Учительница Варвара Захаровна мои кружева продаетъ чиновникамъ въ земской управѣ, но это такіе гроши. Нѣтъ, мнѣ надо мѣсто учительницы искать… Мѣсто учительницы церковно-приходской школы, — закончила она.
Вскорѣ они въѣхали въ деревню. Мелькнула мелочная лавка, освѣщенная керосиновыми лампами, съ расписными чашками и чайниками на окнахъ, со щепенной посудой на крыльцѣ, промелькнула чайная лавка и сани остановились около двухъэтажнаго деревяннаго дома, гдѣ жилъ докторъ Кладбищенскій и находился земскій врачебно-амбулаторный пунктъ. Ивановы и Хоботова уже пріѣхали и выходили изъ саней, отряхиваясь отъ инея и дорожнаго снѣга.
У воротъ доктора Кладбищенскаго горѣлъ красный фонарь. Входъ былъ со двора. Въ первомъ этажѣ помѣщалась амбулаторія, земская аптечка и была квартира фельдшера, въ верхнемъ этажѣ жилъ самъ докторъ.
По деревянной лѣстницѣ, слабо освѣщенной жестяной лампочкой, гости поднялись во второй этажъ. Ихъ уже ждали, и, заслышавъ шаги, сейчасъ-же отворили дверь, обитую войлокомъ и зеленой клеенкой. Пріятно пахнуло жаренымъ гусемъ. Пришлось идти черезъ кухню, гдѣ что-то рубила сѣчкой въ корытѣ стряпуха-работница въ платкѣ, съѣхавшемъ на затылокъ. Изъ дверей слѣдующей комнаты выглядывала косматая фигура доктора Кладбищенскаго.
— Пожалуйте, пожалуйте, дорогіе гости! — привѣтствовалъ онъ. — Что такъ поздно? Мы ужъ заждались. Думали, не случилось-ли что въ дорогѣ. Впрочемъ, да… Вѣдь вы деревню-то все еще на петербургскій аршинъ мѣрите. Старуха! Лукерья Савишна! Встрѣчай гостей! — крикнулъ онъ женѣ.
Сухумовъ и другіе гости вошли въ слѣдующую комнату безъ оконъ, составлявшую у доктора прихожую и заставленную платяными шкафами и сундуками и гдѣ стояла вѣшалка. Прислуга, оставившая рубить мясо, бросилась снимать съ нихъ верхнюю одежду. Въ дверяхъ прихожей показалась «старуха», то-есть жена доктора Лукерья Савишна, миловидная, круглолицая, нѣсколько расплывшаяся женщина лѣтъ подъ тридцать, гладко причесанная, въ сѣрой суконной блузѣ, опоясанной чернымъ лакированнымъ кушакомъ съ большой пряжкой. Сухумовъ, уже бывшій у доктора одинъ разъ, поздоровался съ докторшей, какъ со старой знакомой. Дамы чмокнулись, кромѣ Хоботовой, которая пожала руку и произнесла:
— Господи! Какъ васъ разноситъ! Вотъ здоровье-то! Я думаю, вамъ пришлось всѣ платья разставлять.
— Тьфу, тьфу! — нѣсколько разъ плюнула докторша вмѣсто отвѣта.
— А вы развѣ суевѣрны? А еще жена реалиста, естественника. Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ… Давно я васъ не видала и вы ужасно раздобрѣли.
— Не всѣмъ-же тощимъ быть. Кому нибудь-надо и добрѣть, — уколола докторша тощую Хоботову.
Всѣ вошли въ гостиную — небольшую низенькую комнату, освѣщенную двумя лампами подъ желтыми бумажными абажурами, съ мягкой мебелью, съ кавказскимъ ковромъ посрединѣ, съ бархатной скатертью на столѣ и нѣсколькими альбомами около лампы. Надъ диваномъ висѣло зеркало, подъ зеркаломъ большая фотографія доктора, снятаго въ молодыхъ годахъ — въ папахѣ и кавказской буркѣ, а по бокамъ зеркала были прикрѣплены лосиные рога.
У Кладбищенскихъ былъ уже одинъ гость — старикъ акцизный чиновникъ Макаръ Семеновичъ Степановъ съ сѣдой щетиной на головѣ, на бородѣ и верхней губѣ. Онъ былъ въ форменномъ сюртукѣ нараспашку и пощипывалъ струны гитары. Докторъ сейчасъ-же отрекомендовалъ его гостямъ и прибавилъ:
Мой кумъ. Отецъ крестный Павлушки.
XXXII
А столѣ у доктора стоялъ самоваръ и акцизный пилъ пуншъ. Жена доктора тотчасъ-же налила всѣмъ пріѣзжимъ чаю, перекинулась нѣсколькими словами съ ними я поднялась изъ-за стола.
— Ну, а я — гуляй дѣвушка, гуляй да дѣла не забывай… Ужъ извините, гости дорогіе, стряпать пойду, — сказала она. — Вѣдь вотъ и прислугу держимъ, кухарку, а что толку? Все равно ничего ей поручить нельзя. Конечно, рубить мясо въ чашкѣ можетъ, но дальше — ужъ ахъ, оставьте. Да и мясо-то ей отбирай. Сама она не знаетъ, какое нужно для пельменей, напримѣръ, какое для борща. А докторъ мой любитъ, чтобы все было въ аккуратѣ и вкусно, ея стряпни не ѣстъ — и приходятся все самой…
— Ну, ну, ну… Имя доктора всуе не поминай… Докторъ твой все ѣстъ, а только, понятное дѣло, любитъ, чтобы повкуснѣе, — откликнулся докторъ. — Ну, или, или… Вѣдь безъ четверти двѣнадцать надо сѣсть за столъ, а у тебя ничего не готово. Да гуся-то пораспарь, чтобы жестокъ не былъ.
— И пораспарю… Все сдѣлаю… Онъ ужъ изжаренъ… Вотъ сейчасъ пойду, надѣну передникъ и все сдѣлаю, какъ ты любишь. А одно — съ гостями поговорить некогда. Еще разъ извините… Если кому чаю понадобится, такъ попрошу кого-нибудь изъ дамъ налить. Раисочка, вы чайная барышня у отца Рафаила — вотъ васъ и прошу быть за хозяйку, — обратилась докторша къ Раисѣ.
— Самъ я налью, самъ, — сказалъ докторъ.
— Ну, гдѣ тебѣ! — махнула она рукой. — Ты и себѣ-то наливать, когда случится, такъ меня кличешь.
Она говорила часткомъ, скороговоркой и наконецъ удалилась въ кухню.
Озябшіе въ дорогѣ гости, усѣвшись вокругъ стола въ столовой, пили чай съ большой охотой. Столовая была маленькая, съ низкимъ потолкомъ. Въ ней, кромѣ небольшого буфетнаго шкафа съ посудой, стоялъ еще шкафъ доктора съ книгами. Сухумовъ сидѣлъ рядомъ съ Раисой и прихлебывалъ съ ложечки изъ стакана чай, наполовину разбавленный густыми сливками, но говорить съ ней не могъ. Раису то и дѣло отвлекала жена учителя, заведшая разговоръ о какихъ-то двойныхъ особенно прочныхъ прошивкахъ для наволочекъ къ подушкамъ.
