– Не знаю, – пожимает плечами мужчина – Пушкинская, 17 дробь 2. Это единственный адрес, который она указала, как место проживания.
Не прощу.
Я выскочил на улицу в надежде застать там Катю. Но ни моей жены, ни её отца нигде не было видно.
Почему она назвала адрес родительского дома? Значит, Катя поехала туда?
Но почему? Я не понимаю.
Да, я не был образцовым мужем. Но терпела же она меня как-то этот год, а в последний день перед её исчезновением, насколько я помню, ничего особенного не произошло.
Неужели с Катей случилось что-то страшное? Такое, что она решилась избавиться от ребенка и уйти от меня?
Мысль о малыше вновь больно полоснула по сердцу.
Но... моя жена так решила. И я просто не имею права её попрекать. Все свои права я растерял за этот год нашей совместной жизни.
Но я собираюсь вернуть свою жену. И именно сейчас я ей нужен, как никогда.
Ведь Кате сейчас плохо. Я знаю это. Я чувствую.
Не представляю, как моя жена решилась на этот поступок, имея такой добрый нрав.
Мне просто необходимо узнать, кто виноват в этом. И если это Марина... Я ей не завидую. Ни ей, ни её брату.
Я уже подбегаю к машине, когда телефон вибрирует в моих руках.
– Да – отвечаю я.
– Дмитрий Андреевич, – голос моей секретарши звучит взволнованно – Вам не может дозвониться Виктор Иванович из компании "Домостройка". Он очень зол. Что ...
– Я понял тебя, Вика. Я свяжусь с ним.
– Еще у вас заплани....
– Отмени все встречи. Перенеси на завтра. Тех, кто будет сильно упираться, свяжи с Виктором Геннадьевичем. Все. Меня нет.
– Но... Дми... – Виктория пытается еще что-то сказать.
– Вика, все... – перебиваю я её. – Позже я с тобой свяжусь.
Я кладу трубку.
Что еще понадобилось самому крупному нашему партнеру? По всем совместным проектам договоренности достигнуты.
Мы уже начали закладывать фундамент сразу нескольких крупных торговых центров, которые спроектировали архитекторы его компании.
Надо бы ему позвонить.
Но когда я подхожу к машине, и называю Паше адрес Катиного отца, решаю сначала поговорить с тестем.
Он долго не берет трубку, но потом все-таки я слышу его напряженное:
– Да.
– Как там Катя? – без предисловий начинаю я.
– Нормально – отвечает мужчина. И молчит.
А мне его этого "нормально" катастрофически мало.
Мне надо знать все – как она себя чувствует, что с ней случилось и... самое главное, почему она поехала к отцу.
Но как только я хочу спросить о самочувствии своей жены, тесть жестким тоном говорит:
– Я сейчас за рулем. Не могу разговаривать. Перезвоните позже.
И кладет трубку.
Да, бл...ь, что происходит? Утром он тоже был за рулем, но это не помешало ему позвонить мне и сообщить о том, что Катя нашлась.
Сейчас то что изменилось?
Я начинаю нервно постукивать по своему телефону.
Мне вот совсем них...я не нравится то, что происходит вокруг моей жены.
Она так убивалась из-за выкидыша, а теперь САМА едет и делает аборт. И тут же мчится не домой, а к своему отцу.
ЧТО. ЖЕ. БЛ...Ь. С НЕЙ. СЛУЧИЛОСЬ?
Вскоре показывается дом тестя.
Еще чуть – чуть, и я смогу поговорить с Катей. Возможно, мне удастся даже забрать её домой.
Выхожу из машины и направляюсь к широким воротам. Я нажимаю на звонок и жду, когда кто-нибудь ответит мне.
Но проходит несколько минут, а я все также стою у входа.
Я еще сильнее жму на кнопку и жду.
Вскоре из динамика домофона доносится голос тестя:
– Уходи, Дим… Катя не хочет тебя видеть.
Я смотрю вверх и только сейчас замечаю глазок видеокамеры.
– Я никуда не уйду. – смотрю прямо в камеру. – Мне надо поговорить с Катей.
Я стараюсь сдерживаться и не выдавать своего гнева.
Бл..., почему меня не допускают до жены? Что я такого сделал, я не понимаю? Ведь мое хамское поведение она терпела. А сейчас, когда я хочу все исправить, не дает мне сделать это.
– Дим, пожалуйста. Катя итак на меня обиделась, когда узнала, что я тебе позвонил и рассказал, что она нашлась. А если я тебя пущу...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Что с ней хоть случилось?
– Говорит, ничего. Она... хм. Она говорит, что по интернету нашла каких-то дальних родственников матери и гостила все это время у них.
Мысль о возможном любовнике тут же заставляет меня заскрежетать зубами.
Вот нихрена я не верю в эту чушь! Не могла моя заботливая жена распивать чаи с только что обретенными родственничками, зная о том, что здесь её ищут.
Не могла!
– Мне надо с ней поговорить. – упрямо повторяю я. – И пока я этого не сделаю, отсюда не уйду.
В домофоне повисает напряженное молчание, а затем я слышу характерный щелчок двери.
Я облегченно вздыхаю, но меня тут же слышу тихий голос Катиного отца:
– Смотри, я тебя предупредил.
Я иду через небольшой, но современно обустроенный дворик, осматриваясь по сторонам.
Здесь когда-то проходило детство моей жены, и я бы хотел узнать, каким оно было.
Скорее всего, счастливым и беззаботным до смерти её матери, и тяжелым, после появления в доме чужой женщины.
Я подхожу к дому и только после этого обращаю внимание на лестницу. На которой, скрестив руки, стоит ... моя жена.
Я смотрю в её ставшее таким родным лицо и... не замечаю там ни капли радости.
О, нет! её голубые, бездонные глаза полыхают огнем.
Что это? Раздражение? Ярость? ... Ненависть?
– Здравствуй, Катя – стараясь не улыбаться, говорю громко я.
Она ухмыляется, но не произносит ни слова.
– Как ты? – спрашиваю её и вижу, как она с силой сжимает кулаки.
– Что тебе здесь надо? – сквозь зубы цедит она.
– Поговорить – я делаю шаг вперед и вижу, как девушка непроизвольно шарахается назад.
– Не подходи – хрипит она, при этом положа руки на живот.
Наверно, Кате больно после того, что случилось. Хочется подойти и обнять её. Сказать... Я не знаю, что говорят в таких случаях. Но что-то утешающее, ласковое.
– Не подходи – теперь уже без всякой хрипоты в голосе повторяет она.
Это... тяжело. Видеть жену страдающей и не позволить себе успокоить её.
Но я остаюсь на месте.
Сейчас мне Катя все объяснит. В чем я виноват. И после того, как мы все выясним, и я попрошу прощения за свое поведение в прошлом, то, наконец-то, смогу её обнять.
– Зачем ты пришел? – спрашивает меня жена и снова скрещивает руки на груди. – Убедиться – начинает она громко, но затем, кинув взгляд на закрытую дверь дома, понижает голос – что я не побежала в полицию? Или, может быть, удостовериться, что ребенка ... больше... нет.
Последние слова она произносит с такой болью, что я невольно делаю еще один шаг к своей жене.
Но, Катя снова отступает:
– Не подходи – с отчаянием в голосе кричит она, и я замираю.
А потом, на меня накатывает злость. Нет, не на Катю. А на всю эту ситуацию. На то, что я них... я не знаю, что произошло и в чем я виноват. И почему, бл..., я должен бояться её похода в полицию?
– Ты мне можешь объяснить, что случилось? – стараюсь как можно спокойнее говорить я.
– Что случилось? – переспрашивает она – Аа, я поняла. Теперь ты будешь делать вид, что вообще не причастен к тому, что было! Этакий бедный и заботливый муж – не знает, куда пропала его ненавистная жена. Ты, наверно, и поиски организовал, да? Для отвода глаз.
– Кать – я произношу её имя очень тихо, хотя внутри все клокочет – объясни, пожалуйста, в чем я виноват. Я не..
– Замолчи – впервые за все время нашего сосуществования кричит на меня моя жена – Конечно, вы не думали, что я сбегу. Что тебе придется спасать всю свою шайку-лейку. Ты, наверно, уже надеялся, что больше никогда меня не увидишь? Заберете малыша, прикопаете меня в каком-нибудь ближайшем лесочке и забудете, да?
– Да, бля...ь, я не...
– Закрой. Свой. Рот. – Катя сжимает кулаки, и делает шаг ко мне навстречу. – Из-за вас, из-за тебя я пошла на это. Ты во всем виноват. Мне надо было бежать от тебя давно! А я, дура, на что-то надеялась. Но ты хорошо можешь приводить в чувства, да? Придумать такое! Ради своей бесплодной любовницы. У меня в уме просто не укладывается. И после всего этого, ты еще имеешь наглость приходить ко мне?
