И плот с горящим домом. И вода вокруг бурлит.
— Пойдемте-ка, — сказал я. — Кто знает, что у него там рванет еще. Вдруг там газовые баллоны остались?
— Правильно, — согласился Егор. — Рванет, а мы туда провалимся…
Но рвануло совсем по-другому. Зашипело, засвистело, затрещало, и через горящую крышу стали вылетать разноцветные шары. Вдруг и много. Величиной с кулак, эти шары разлетались по сторонам, разбрасывая слепящие искры, стрекоча и взрываясь, превращаясь в клубы огоньков, меняя цвет.
Как живые цветы, они превращались из зеленого в синий, потом в оранжевый, затем в красный и ослепительно белый. Шары, огоньки и искры метались по водохранилищу, сталкивались друг с другом, отскакивали от стен, с визгом взмывая мимо нас к потолку, с шипением погружаясь в воду. Егор восторженно охал при каждом новом хлопке, вздрагивал, когда огонь пролетал слишком уж близко, и закрывал глаза при наиболее ярких вспышках.
Это продолжалось долго. Плавучий дом хранил в себе огромный запас веселья, наверное, мертвец, горевший вместе с остальным на своем диване, был при жизни человеком жизнерадостным, и уход его получился ярким, громким и настоящим. Так и должны уходить люди.
И вот дом вздохнул. Громко, точно внутри у него лопнул плавательный пузырь, собственно, так оно и было — под брюхом плота начали плавиться пластиковые бочки и лопаться резиновые камеры, дом накренился, хлебнул черной водички и неожиданно быстро затонул, выбросив над собой белое облако пара. Потемнело.
— Глядите — они и под водой тоже… — указал пальцем Егор. — Еще стреляются…
Огненные шары продолжали вспыхивать и в глубине и почти немедленно гасли, и при их скудном свете было видно, как проплывают над ними продолговатые тени.
Кто-то там определенно… Сомики.
Я представил, как жил человек на плоту. Один, окруженный этими водными тварями. Храня на чердаке дома ящики с огнями радости, дожидаясь, когда их можно будет пустить в ход по какому-нибудь стоящему поводу.
Но не дождался. То есть дождался, но уже мертвым.
Какое-то время мы сидели почти в темноте, лампа светила слабо, пришлось отвернуть кран посвободнее…
— Бежим! — вдруг заорала Алиса. — Бежим!
— Что?! — встрепенулся Егор.
Алиса схватила его за шиворот и поволокла по мосту, я взглянул вниз, успел. Вода светилась неприятным малиновым светом и надувалась пузырем. Ничего хорошего этот пузырь не предвещал, я поспешил за своими.
Мы преодолели мост, вбежали в тоннель, в точно такой, как на противоположном берегу, Алиса остановилась, и Егор привалился к стене, но я рявкнул и поволок их дальше, впрочем, отойти мы не успели, надо было падать…
Мощно, видимо, все-таки газ. Или что посерьезнее. Сомиков глушить. Мертвец приготовил своим соседям последний сюрприз, это да.
Взрыв случился в воде, она расширилась и толкнула воздух, нас ударило в спины мокрой волной, не успели ни залечь, ни за кабель схватиться.
Полетели.
Вытянул перед собой руки, но все равно ударился сильно, локтем, левую ладонь вообще чуть не проколол чем-то, и колено… Но самое худшее было другое. Немножко потерял равновесие и снова ударился головой, шлемом. Карбидка ударилась о рельс, рефлектор сплющился, лампа соскочила со шлема, свет погас, и залило водой, мгновенно промок.
— Да будет тьма, — сказала Алиса совершенно спокойно. — Живы, покойнички?
Некоторое время у меня перед глазами кружились колючки, похожие на репейные семена, только треугольные, потом они рассеялись, и тьма вступила в свои права.
Я поднялся, попробовал то есть. Опять качало, теперь даже небольшое сотрясение вызывало головокружение, наверное, мозгом все же стукнулся, подняться не удалось, опустился обратно. В голове закручивались дикие спирали, надо зацепиться за что-то глазом, но вокруг непробиваемая кромешность и вода за шиворотом, неприятно. Но могло быть и хуже, взрыв в замкнутом пространстве, могло выбить перепонки, выдавить глаза, высосать легкие, перемолоть сердце, печень и селезенку, а повезло.
— Давайте, что ли, свет зажжем, — недовольно буркнула Алиса. — А то мы сейчас все себе поломаем… Скользко. Рыбинск, давай огонь!
Огонь.
Огниво. Мне подарил его Гомер, принес из очередного похода, снял его с трупа врага, не просто под кустом нашел, настоящая вещь. Заостренный напильник и трубка, из которой высекаются искры, не знаю из чего, то ли камень, то ли металл, кремень, так его у нас называли. Стоит чиркануть немного — искры, крупные, даже бересту поджигают. Соединено цепочкой. Хранил огниво в кожаном футляре с тройной застежкой, как Алиса пустилась ругаться на тьму, так я руку в кошель и сунул. А огнива нет.
Сначала думал, что мне это почудилось — в мешочке из толстой кожи обнаружилась непривычная пустота, вода. Вытащил пальцы, пошевелил ими, погрузил еще раз. Ничего. Ни привычной ребристой поверхности кресала, ни шершавого холода кремня.
Выскочило.
Последняя вещь, оставшаяся у меня от Гомера. Память. И вещь полезная, но память прежде всего, пропадет огниво, и оборвутся последние нити, и забуду. Вещь исчезнет, и я забуду. Останется только имя, но его-то я буду помнить.
Всегда.
Я опустился, наколенники ойкнули, жалобно и как-то позавчерашне. Пополз между рельсами, ощупывая все вокруг, выщербленные бетонные шпалы, ржавчину, поселившуюся на железе, мелкую гальку, перемазанную жирным маслом, колючки и, как мне показалось, кости, я наткнулся на обломки карбидки и порезал пальцы. Лампа оказалась исковерканной, трубки разорваны, рефлектор смят, все, в темноте не восстановить.
Значит, придется дальше с факелами пробираться, что не очень хорошо, ничего не видно…
Факелы промокли. Не все, один я в бутылке сохранил.
Ладно с ней, с карбидкой, огниво бы отыскать.
Я ползал на коленях, ощупывая окрестности. Ничего. Мусор, грязь, какие-то гайки, огниво будто провалилось, оно вполне могло и провалиться, тут полно дыр…
Ладно, я прекрасно понимал, что найти что-то в темноте да еще в незнакомом месте невозможно. Но все равно искал.
Сбился, дурак, сошел с места, отсутствие света скрадывает расстояние…
Не найти. Огниво исчезло. Навсегда, я это понял уже через пару минут. Сел на рельс. Хотелось подумать. О чем… Темнота наступает, я упустил прибор, рождающий огонь. Знак, что ли… А плевать.
— Прыщельга?! — позвала Алиса.
Егор смолчал. И я.
— Прыщельга! Рыбинск, вы где, придурки?!
Егор молчал.
— Во бараны… Если не отзоветесь, я сейчас топор куда-нибудь кину!
Пообещала Алиса.
— Тебе, Прыщельга, точно в башку попадет, очень пожалеешь! Кидаю!
Алиса лязгнула топором, и Егор тут же отозвался:
— Я здесь.
— А чего молчишь, идиот?!
Алиса нервничает. Никто не хочет оставаться один. Алиса вот, наглая особа, всем плюет в глаза без разбора, а туда же. Человек — стайное животное, ему одному тухло, он все время прижаться хочет…
Особенно в темноте.
— Я не молчу, — повторил Егор. — Просто у меня челюсть парализовало…
— У тебя мозг парализовало. И у меня. А крепче всего у Рыбинска, я это с первого раза заметила. А где Рыбинск?
Я молчал.
— Рыбинск!
Я исчез.
Метрах в пяти от меня. А я думал, совсем в другой стороне, уже успел заблудиться. Раньше у меня в голове вертелся компас, безошибочно определявший направление к дому. Теперь нет. Жизнь — это отсечение, и это тоже Гомер говорил. Сначала зрение, потом слух, потом мозги киснут, киснут, и в один момент тебе просто не хочется жить. Шевелиться, бежать, биться головой о стену, ничего не хочется. Продержаться до кнопки.
— Рыбинск, отзовись! — велела Алиса.
Ага, четыре раза.
— Дэв, ты где на самом деле? — спросил Егор.
Я молчал.
— Нет его… — сказал Егор.
— Нет его, как же… Рыбинск, выходи, а то точно топор кину!
— Не надо, — попросил Егор.
— Кину! — упрямо сказала Алиса. — Он мне надоел! Рыбинск, я кидаю!
— А если в меня попадешь? — заволновался Егор.
— А пусть.
— Погоди, — сказал Егор. — Погоди, не торопись. Если ты топор кинешь, потом его трудно отыскать будет…
— Дэв! — крикнула Алиса бешено. — Выходи!
Сама дура. Куда я ей выйду?
— Он, кажется, запнулся… Упал.
— Надеюсь, он свернул себе шею. Хотя вряд ли такое счастье случится, я не верю в чудеса…
Алиса. Что ты делать будешь, если я на самом деле сверну шею?
— Наверное, он головой ударился, — предположил Егор. — Сознание потерял… Наверное, рядом где-то лежит. Я поищу…
— Стоять! — крикнула Алиса. — Стоять!
Нет, точно нервничает.
— Не надо никуда идти! Не хватало нам еще потеряться! Подождем. Если Дэв ударился, то он очнется… Дэв?
Я решил не отвечать. Слишком умные, тоже мне, сами по себе…
— Дэв, хватит, выходи, — попросила Алиса. — Прыщельга, скажи ему… Прыщельга, ты здесь?
