Такого просто не могло быть. Изнасиловать женщину-полицейского в ее собственном управлении? Безумие чистой воды. Но все ее попытки вырваться не принесли успеха. Движения рук были нарочито наглыми и грубыми. Ее тискали, к ней прикасались, и вот уже она чувствует его пальцы у себя Между ног.
Она ненавидела себя за те рыдания и мольбы, которые срывались у нее с языка, но так и не могли вырваться наружу. Ненавидела неистово, потому что эти ее стоны заставляли его смеяться, наделяли его еще большей силой.
— Не беспокойся, — прошипел он ей на ухо — первые произнесенные им слова. — Я не трахаю таких, как ты.
Новая вспышка боли — на этот раз от удара по лицу. Фиби понимала: еще немного, и она лишится чувств. Какие-то звуки донеслись до ее затуманенного сознания. Кажется, чьи-то шаги.
Кто-то идет сюда. Нет. Уходит. Это он уходит. Уходит и оставляет ее живой. Фиби застонала. Все в ней плакало, все рыдало от боли. Но даже это не могло заглушить в ней самого мощного из инстинктов — желания жить. Ей было страшно сдвинуться с места, встать на колени, затем — на ноги. Далеко ли от нее ступени? Может, какая-нибудь пара шагов отделяет ее от ужасного, а то и смертельного падения.
Наручники, которые он защелкнул у нее на руках, безжалостно врезались в плоть. Но потребность видеть — а значит, и жить — была сильнее желания избавиться от боли. Наклонив голову, она повернулась вправо, затем влево, после чего, нащупав ступнями пол, слегка подалась вперед. Понемногу, стараясь не поддаваться панике, Фиби стала освобождать лицо от капюшона — сначала подбородок, затем рот, а за ним — нос. Еще немного, и она вновь обрела способность видеть. Сначала она попыталась осмотреться вокруг. Повсюду были видны пятна крови — следы от удара о стену. Эту же кровь она ощущала сейчас в своем горле.
Но главное, она могла видеть дверь — внизу, в нескольких ступенях от нее. Добраться до этой двери означало выжить.
Фиби со стоном перекатилась на бок, после чего неимоверным усилием заставила себя встать на колени. Остатки того, что некогда было юбкой и рубашкой, свисали с ее тела. Вокруг валялись обрывки белья.
В своем желании унизить он бросил ее здесь голой и беспомощной. И все же он оставил ее живой.
Опираясь о стену, она попыталась встать. Дрожащие ноги не повиновались, и ей потребовалось немало времени, прежде чем она смогла наконец выпрямиться. Тошнота и головокружение накатили с новой силой, и Фиби молила лишь о том, чтобы остаться в сознании, не поддаться своей слабости до тех пор, пока ей не удастся получить помощь.
Невзирая на внутренний голос, который постоянно подстегивал ее — скорей, скорей, он может вернуться, — она стала осторожно спускаться вниз, для безопасности прижимаясь спиной к стене. Оказавшись наконец на лестничной клетке, она чуть не упала от изнеможения. Из последних сил, вцепившись в дверную ручку, она повернула ее вниз и толкнула дверь.
Сквозь дверной проем она рухнула прямо в коридор, после чего поползла, содрогаясь от внутренних рыданий.
Раздался чей-то крик. Ей он показался слишком слабым и отдаленным — будто звук колокола в тумане. Напряжение оставило ее, и она тут же соскользнула в беспамятство.
Впрочем, сильная боль очень скоро привела ее в чувство. Теперь Фиби лежала на боку. Судя по саднящему ощущению вокруг рта, с нее наконец-то содрали клейкую ленту.
— Дайте одеяло. Дай сюда эту чертову куртку! Эй, кто-нибудь, принесите ключи — надо открыть эти наручники. Все в порядке, лейтенант. Это Лиз Альберта. Вы слышите меня? Все будет хорошо.
Лиз? Фиби всматривалась в карие глаза. Детектив Элизабет Альберта. Конечно, ей знакомо это имя, как, впрочем, и эти глаза.
— Лестница, — она не столько говорила, сколько хрипела. — Он напал на меня на лестнице.
— Ребята уже там, осматривают. Не беспокойтесь. Сейчас приедут врачи. Лейтенант, — Лиз склонилась к ее лицу, — вас изнасиловали?
— Нет. Он лишь… — Фиби прикрыла глаза. — Нет. Он что-нибудь мне сломал?
— Пока не знаю.
— Оружие, — она снова смотрела на Лиз широко открытыми глазами. — Боже, мой пистолет. Он что, забрал его?
— Пока не знаю. Держитесь, лейтенант. Я хочу снять эти наручники.
Голос раздался откуда-то сзади. Фиби не знала, кто это говорил, — она не отрываясь смотрела на Лиз.
— Пожалуйста… примите мои показания. Я хочу, чтобы вы приняли их.
— Это я и собираюсь сделать.
Когда с нее наконец сняли наручники, Фиби с облегчением вздохнула. Затем осторожно, превозмогая боль, попыталась пошевелить руками.
— Кажется, они целы. Переломов нет.
Она прижала куртку к груди, чувствуя, что кто-то прикрывает ее плечи одеялом.
— Помогите мне сесть.
— Может, вам лучше пока полежать…
Послышался быстрый топот, затем вскрик. И вот уже Дейв опустился возле нее на корточки.
— Что случилось? Кто это сделал?
— Не знаю. Он напал на меня на лестнице, набросил что-то на голову. — Слезы катились у нее по щекам, обжигая ободранную кожу. — Боюсь, он забрал мое оружие.
— Если не возражаете, капитан, я опрошу ее, — вмешалась Лиз. — Я поеду с лейтенантом в госпиталь и там запишу ее показания.
Дейв кивнул, но при этом еще крепче сжал руки Фиби, словно боясь отпустить от себя.
— Только не сообщайте моим близким. Пожалуйста, капитан, ничего им не говорите.
Он опять сжал ее руку, затем резко встал на ноги.
— Обыщите все здание, этаж за этажом. Допросите всех без исключения — и гражданских, и полицейских. Всех, кто находился здесь в это время.
— Это был не гражданский, — тихо сказала Фиби, глядя на разгневанное лицо капитана. — Это был один из нас.
Дальше все поплыло в каком-то тумане, но Фиби была этому даже рада. Врачи, «Скорая помощь», наконец больница. Вокруг раздавались голоса, двигались какие-то люди. Боль сначала усилилась, а затем понемногу стала сходить на нет. Фиби безвольно плыла в этом тумане, позволяя осматривать себя, колоть, переносить с места на место. Когда они начали лечить царапины и порезы, она закрыла глаза. Когда подошла очередь рентгеновских лучей, она вообще отключилась от происходящего.
Позже она сможет дать волю слезам. Наплачется вдоволь. Но сейчас у нее были дела поважнее.
В палату вошла Лиз.
— Мне сказали, вы хотели поговорить со мной.
— Да, — Фиби осторожно села. Ребра ее пульсировали болью, которая обещала проблемы на несколько дней вперед. Зато теперь благодаря повязке на руке не так сильно ныло плечо.
— Легкое сотрясение мозга, ушибы ребер, растяжение плеча.
Лиз подошла ближе.
— На лбу у вас серьезная рана, и глаз уже заплыл. Разбита губа. Челюсть тоже опухла. Сукин сын хорошо потрудился.
— Он не убил меня, и это главное.
— И то правда. Ваш капитан был здесь. Ушел только после того, как врачи подробно описали ваше состояние. Он просил передать, что вернется и отвезет вас домой — как только вы будете готовы.
— Будет лучше, если он останется в управлении. Может, ему удастся найти… Даже не знаю, что там можно найти. Я шла из своего кабинета к конференц-залу, чтобы провести занятие. Все как обычно. Я всегда пользуюсь лестницей.
— Клаустрофобия?
— Скорее тщеславие. Мне не всегда хватает времени на физические упражнения, поэтому я стараюсь пользоваться лестницами вместо лифта. Он поджидал меня.
— Вы сказали, что не видели его.
— Нет, — Фиби осторожно провела пальцами по лицу. Впервые в жизни у нее был подбит глаз, и только теперь она могла понять, как это больно. — Я спускалась довольно быстро и смогла уловить лишь тень движения, и то краешком глаза… Спасибо, — Фиби взяла мешочек со льдом, который протянула ей Лиз, и осторожно приложила его к лицу. — Он напал на меня, прежде чем я успела повернуть голову — не говоря уже о том, чтобы выхватить оружие. Этот человек хорошо знал, что делает. Удар в голову — и я практически утратила возможность сопротивляться. Затем он швырнул меня лицом о стену так, что я почти потеряла сознание. Тут же заклеил рот и защелкнул наручники. Ясно было, что ему это не впервой. Я ничего не смогла поделать, особенно когда на голову мне набросили капюшон — или что там это было…
— Сумка для белья. Она сейчас в числе вещественных доказательств. Вам кажется, что вы могли бы действовать быстрее, бороться более решительно. Это не так.
— Он не оставил мне ни малейшего шанса. Сразу же вывел из игры. Умом я это понимаю, и все же… Мое оружие?
— Его так и не нашли.
Некоторое время они просто смотрели друг на друга. Полицейский, лишившийся своего оружия, — что могло быть неприятнее? Только то, что этот полицейский был к тому же женщиной.
— Никому и в голову не придет осуждать вас за это, лейтенант. При данных обстоятельствах…
— Придет. Кое-кому придет. Мы с вами это знаем. И он это знал. Поэтому и забрал пистолет.
