Дом был старой постройки, ещё пятидесятых годов, с высокими потолками, большими прихожими. Но и эта большая прихожая была, казалось, целиком завалена пальто. Они висели на вешалках, лежали внавалку в кресле. Иван примостил своё сверху и прошёл в комнату. Ещё на пороге окинул всех взглядом. Почти все были знакомые. Увидел Тольку Короткова, Серёжку Вьюна, Женьку Курочкина. Навстречу ему спешила виновница торжества с приветливой улыбкой на лице:
— Здравствуй, Ваня. Молодец, что пришёл. Проходи.
«Иры нет. Зря пришёл!» — мелькнула в голове Ивана мысль. Но в это время из соседней комнаты, откуда раздавался стук расставляемых тарелок, выглянула Ира. Иван заметил, как благодарно приветливо распахнулись её серые глаза, и он радостно улыбнулся в ответ, шагнул к Лиде и сказал, глядя по-прежнему на Ирину:
— Поздравляю тебя, Лида. И вот подарок — «Сердце на ладони».
Протянул ей книгу. Лида проследила за его взглядом и лукаво засмеялась:
— Книгу — мне, а сердце — другой?
Иван, обычно быстро смущающийся, на сей раз даже внимания не обратил на её шпильку. Обошёл Лиду и заспешил к Ире. Подойдя к ней ближе, он заметил, что поверх праздничного красивого платья на ней был надет домашний фартук.
— Помогаешь по хозяйству?
— Как видишь.
— Может, что надо по физической части? Так я могу…
Ирина словно погладила его взглядом и засмеялась:
— Нет уж, сами как-нибудь обойдёмся. А то от твоей помощи половина тарелок в осколки может превратиться. Иди лучше к ребятам, поболтай с ними.
Она скрылась в столовой комнате. Иван поздоровался со всеми. К последнему подошёл к Женьке Курочкину, одиноко приткнувшемуся в углу.
— Привет, старик!
— Здорово, — хмуро ответил Женька.
— Ты что какой пасмурный?
— Зато ты сияешь, как медная кастрюля после чистки кирпичом.
Но и его язвительность никак не отразилась на благодушном настроении Ивана. Он вспомнил разговор с Ириной.
«Переживает, — подумал он. — Нина-то не пришла. А он, наверно, ждал».
— Ничего, старик, — сочувственно проговорил он. — Всё ещё образуется.
Но это только ещё больше разозлило Женьку, который терпеть не мог жалости. Дёрнул плечом и сквозь зубы зло проговорил:
— А пошёл бы ты со своими сентенциями знаешь куда…
Иван и на этот раз не обиделся. Он понял, что Курочкина надо оставить одного, пожал плечами и отошёл к стоящим возле радиолы Тольке Короткову и Серёжке Абросимову. Они, как обычно, спорили.
— Да что ты понимаешь! — наскакивал Серёжка. — Адамо — это новая классика эстрады!
— Какая уж там классика! — лениво отмахивался Толька. — По-моему, Эдуард Хиль нисколько не хуже.
— Что он говорит, что он говорит! — в отчаянии всплеснул руками Серёжка, обращаясь к Ивану. — Ты слышишь? Адамо и Хиль! Да это же несравнимо.
— Это в тебе рабское преклонение перед всем иностранным сказывается.
— Вань, скажи хоть ты ему, — умоляюще произнёс Серёжка.
— Нет, Анатолий, это ты зря, — укоряюще сказал Иван, сходу включаясь в розыгрыш. — Если уж и сравнивать Адамо с кем-нибудь, так это только с… Володей Сурковым.
Сергей онемел от возмущения. Толька не выдержал и засмеялся — Володя Сурков был участником местной клубной самодеятельности.
— Невежды вы провинциальные! Профаны вы дебильные! — обрёл наконец дар речи Серёжка. — Вам не музыку крутить, а хвосты у коров, чтобы они мычали погромче!
— Может, тиснем его за оскорбление личности? — заговорщически понизив голос и оглянувшись по сторонам, спросил Толька Ивана, но в это время в дверях показалась Лидина мама.
— Лидушка, приглашай всех к столу!
Все прошли в другую комнату, с шумом стали рассаживаться. Иван несколько замешкался, Ирина потянула его за руку и усадила рядом с собой. С другой стороны от Ивана пристроился Анатолий Коротков. Он подтолкнул Ивана локтем в бок:
— Смотри-ка ты, даже шампанское!
Иван только теперь обратил внимание на сервировку стола. А посмотреть было на что! Колбаса нескольких сортов, белая, похожая на сало, рыба, салаты, и ещё что-то совершенно непонятное, но выглядящее очень аппетитно. А в центре стола, окружённые бутылками лимонада, высились чёрно-белые башни шампанского.
Взрослых за столом почти никого не было. Только во главе стола, рядом с Лидой, сидела её мать и справа от них моложавая женщина, видимо, с мужем.
— А это кто? — негромко спросил Иван Ирину, показав глазами на заинтересовавшую его пару.
— Лариса, старшая сестра Лиды. С мужем, — одними губами ответила Ира.
— А отец у неё где?
— По-моему, в командировке.
Поднялась Лида и призывно махнула рукой:
— Открывайте шампанское! Мальчики, кто умеет?
Ребята переглянулись. Потом Женька Курочкин неторопливо взял бутылку, открутил проволоку. С негромким щелчком выскочила пробка, взбурлилось, заиграло в фужерах золотисто-жёлтое вино.
— За именинницу!
Все потянулись к Лиде чокаться. Некоторое время за столом царили шум и беспорядок, которые сменились стуком вилок и звоном тарелок.
Иван отпил немного и отставил бокал в сторону. Показалось неудобным пить сразу до дна, вдруг подумают — не видал шампанского сроду, накинулся.
— Давай поменяемся бокалами, — негромко шепнула Ирина.
— Зачем?
— Говорят, что если пить из одного стакана, то можно прочитать мысли друг друга. Не боишься?
Иван торопливо подвинул свой бокал. Нет, он не только не боялся, что она прочтёт его мысли, он даже хотел этого. Пусть она узнает, что он думает о ней: она самая красивая, самая умная, самая добрая, он любит её и хотел бы быть всегда с нею рядом, вот так, как сейчас.
Ирина маленькими глотками медленно потягивала вино и лукаво посматривала на Ивана.
— А ты что не пьёшь? — шёпотом спросила она. — Не хочешь узнать, что я думаю?
— Боюсь.
— Чего?
У Ивана в голове всё шумело и кружилось, но не от вина, а от близости Ирины, от ощущения необычного счастья. И он осмелился шепнуть ей:
— А вдруг узнаю, что ты меня не любишь!
— Глупый, — ласково шепнула она, положила свою руку на его и наклонилась к нему, но тут же отстранилась. — Смотрят на нас.
— Иван, чувствуя, что предательская краска снова заливает его щёки, склонился над тарелкой. Усилием воли заставил себя прислушаться к беседе, ведущейся за столом.
— Хорошая у вас квартира, — сказал кто-то из девчат.
— Да, да, — согласно закивала Лидина мать. — Теперь таких не строят. Видите, какие высокие потолки! И метраж. Четыре комнаты — семьдесят с лишним квадратных метров.
— Так вам, вероятно, приходится за излишек жилплощади платить? — деловито осведомился Серёжка Абросимов.
— Ах нет, что вы! Ведь Степан Александрович имеет право на дополнительную жилплощадь.
— А Степан Александрович — это кто? — недоуменно переспросил Серёжка.
— Как кто? Мой муж.
Она сказала это с такой гордостью, что ребята переглянулись. Очевидно, авторитет хозяина дома был настолько высок в семье, что даже заглазно жена называла своего мужа по имени-отчеству.
— Впрочем, нам, старикам, многого не нужно. Это всё для Лидуши. Вот выйдет замуж, две комнаты ей с мужем, и нам со Степаном Александровичем двух вполне хватит.
— Мотай, Тюлень, на ус, — коротко хохотнул Сергей, но Толька ответил ему коротким, злым взглядом.
— Мы своё уж отживаем, — продолжала Лидина мать, — теперь больше для дочерей живём. Старшая, слава богу, хорошо пристроена, теперь вся забота о Лидуше.
— По случаю такому не худо и выпить, — вступил в разговор молчавший до этого муж старшей сестры. — Молодой человек, — обратился он к Тольке, — передайте мне, пожалуйста, бутылку шампанского!
Тот поспешно схватился за бутылку, задел свой фужер. Фужер упал, ударившись о край тарелки, ножка со звоном отлетела. Мать недовольно поджала губы.
— Тюлень несчастный, — негромко прошипела Лида. — Ведь хрусталь…
— Ничего, ничего, Лидуша, — остановила её мать. — Посуда бьётся к счастью.
Толька сидел красный, уставившись в тарелку, и готов был провалиться сквозь землю от смущения. Мать Лиды, убрала осколки и поставила перед ним новый бокал — он даже и не взглянул. Все испытывали чувство неловкости.
Между тем Николай взял бутылку шампанского и разлил вино по бокалам.
— Ну что ж, молодые люди, — произнёс он, — причина та же! За здоровье именинницы и её уважаемых родителей!
Все оживленно зашумели и не потому, что хотели выпить, а чтобы быстрее позабыть неприятную историю с разбитым фужером.
Со своего места поднялась Лидина сестра. Она постучала ножом по бутылке:
— Тише!
Дождавшись, когда за столом все смолкли, она подняла бокал. Иван взглянул на неё и поразился: на коротких, толстоватых пальцах были нанизаны четыре или пять золотых колец и перстней.
