Со своего места поднялась Лидина сестра. Она постучала ножом по бутылке:
— Тише!
Дождавшись, когда за столом все смолкли, она подняла бокал. Иван взглянул на неё и поразился: на коротких, толстоватых пальцах были нанизаны четыре или пять золотых колец и перстней.
«И куда ей столько? — неприязненно подумал он. — Деньги, что ли, некуда девать?»
— Дорогая Лидуша! Мы с Николаем, — Лариса коротко кивнула в сторону своего мужа, — сердечно поздравляем тебя с днем рождения, желаем тебе большого-большого счастья, и в подарок преподносим вот это!
Она поставила бокал, взяла со стола небольшую коробочку, раскрыла её и подняла над головой, поворачивая из стороны в сторону, чтобы все могли рассмотреть. В электрическом свете ярко сверкнули две фиолетовые капли.
— Серёжки! Золотые! — ахнули девчата.
Лида порывисто вскочила с места, подбежала к сестре и пылко поцеловала её в щёку. Та, довольно улыбаясь, снисходительно приняла её благодарность. Лида вынула серёжки из коробки, приложила к ушам.
— Идут! — одобрила мать.
— Покажи, Лида, — попросил кто-то из девчат.
Лида уложила серёжки в коробку и пустила по рукам вокруг стола. Девчата восхищённо перешёптывались, мальчишки смотрели довольно равнодушно. Когда коробочка дошла до Женьки Курочкина, тот, прищурившись, взглянул, потом повернул к свету и снова посмотрел.
— Аметисты, — определил он и передал коробочку дальше.
— О, вы разбираетесь в камнях, — заинтересованно проговорила Лариса.
Женька пожал плечами. Не станет же объяснять ей что у его матери таких украшений раза в три побольше.
— Древние утверждали, — медленно продолжал он, — что аметисты защищают владельца или его близких от пьянства.
— Слышишь, Лида, — обратилась Лариса к сестре, — значит, муж у тебя пьяницей не будет.
— О, я и другое средство найду, чтобы с ним справиться, — сверкнув глазами, пообещала Лида.
— А что вы про этот камень скажете? — вкрадчиво спросила Лариса и протянула к Курочкину руку с отогнутым средним пальцем, на котором сверкал большой перстень с желтовато-лунным камнем.
— Опал, — коротко взглянув, заявил Женька. — Только его надо носить в ансамбле.
— Как это понять?
— Ну, то есть в сочетании. Чтобы была не одна вещь, а две. Например, перстень и кулон, или серёжке и колье. А в одиночку, считают, этот камень может принести владельцу несчастье.
Лариса сердито поджала губы.
— Ты слышишь, Николай? — повернулась она к мужу.
Тот послушно кивнул головой.
А коробочка, совершая свой путь вокруг стола, дошла до Серёжки Абросимова, но он демонстративно отставил её в сторону.
— Да ты хоть посмотри! Правда, красивые? — сказала ему Ира Саенко.
Но в Серёжку сегодня, видно, вселился бес противоречия, или, может быть, он был обижен за Тольку Короткова.
— Ничего красивого я не вижу, — отрезал он. — И вообще, если хотите знать, страсть к золоту — это мещанство!
— Уж не хочешь ли ты сказать, что и стремление выглядеть красивой — это тоже мещанство? — обрушилась на него Лида.
— А что значит выглядеть красивой? — вопросом на вопрос ответил Серёжка. — Согласен: красивое платье только подчеркнёт природную красоту девушки, скроет или по крайней мере сделает менее заметными какие-то недостатки. Ну, а золотые побрякушки для чего? Только потому, что они блестят и не окисляются? Так сейчас в химии появилось столько сплавов, которые золоту сто очков вперёд дадут и в том и в другом смысле. Так нет, если вам подарить колечко или серёжки из такого сплава, вы, пожалуй, обидетесь! Вам только из золота подавай!
Напрасно Толька Коротков дёргал Серёжку за полу пиджака, тот в пылу спора пришёл в состояние неуправляемости, и остановить его было невозможно. Правда, помня о конфузе своего друга, он вместе со стулом немного отодвинулся от стола, чтобы случайно не смахнуть рукавом стакан или тарелку.
— Как можно сравнивать! — вскинула плечами Лариса. — Золото — это драгоценный металл.
— Вот-вот, — обрадованно повернулся к ней Серёжка, — именно драгоценный! И носят эти кольца и перстни не для того, чтобы стать красивее, а чтобы показать своё богатство!
— А вы что, против достатка? Как же тогда вы понимаете политику партии на улучшение благосостояния трудящихся?
— Так это же совершенно другое дело!
— Нет, погодите! Вот вы кончите школу, поступите на работу. Вам предложат хорошую квартиру, большую зарплату. Вы что, откажетесь?
— Не откажусь! Но и культа из этого делать не буду!
— Эх, молодёжь, молодёжь, — снисходительно покачивая головой, вмешался в разговор молчавший до этого Николай. — Пыла и горячки в вас много, а знания жизни — ни капельки. Вот столкнётесь с прозой жизни, вся романтика с вас моментально облетит. Да что далеко за примерами ходить? Ну-ка, кто из вас мечтает жить плохо? Никто? Вот то-то. Да взять вот хотя бы эту осетрину, — кивнул он на блюдо с рыбой. — Вкусно ведь? А цена ей двенадцать рублей килограммчик! И то по знакомству только достали. Так что без достатка её и не попробуешь.
Толька Коротков, нацелившийся было вилкой на кусок рыбы, отдёрнул руку, как ужаленный.
— Иван, а ты что молчишь? — взмолился Серёжа. — Скажи хоть что-нибудь!
Но Иван почему-то вспомнил тоненькие стебельки-ножки Ольги, торчавшие из ботинок сорок второго размера, посмотрел на осетрину и махнул рукой, решив не вмешиваться в этот пустой, по его мнению, спор.
— Я не против достатка, — не дождавшись помощи, решил сам продолжить спор Сергей. — Я против излишества.
— А что вы считаете излишеством?
— Да вот хотя бы рыбу эту! Двенадцать рублей килограмм! А сколько обыкновенная стоит? Пятьдесят, шестьдесят копеек. Так что она в двадцать раз вкуснее, что ли? И не было бы её, ничего бы не изменилось, голодными бы не сидели.
— Ну, а ещё?
— Золото. Хрустали разные, — Серёжка оглянулся на Тольку, видно, не забыл ещё конфуз, произошедший с его другом, — автомашины.
— Автомобиль не роскошь, а средство передвижения, — лениво напомнил Женька Курочкин.
— Это автомобиль как таковой, — ответил ему Сергей. — А личный — роскошь. У нас и без автомобиля средств передвижения сколько хочешь: и автобус, и поезд, и даже самолёт. Садись и поезжай, куда тебе хочется!
— Так за всё платить приходится. И кроме того, там тебя везут, а на своей машине ты сам управляешь.
— Вот именно. «На своей!» «Сам». Примитивное чувство мещанина-собственника!
— Погоди-ка, — с лукавой улыбкой проговорила Лида Норина. — Скажи-ка, Серёжа, ты для чего в каждый выпуск лотереи билет покупаешь? Только не говори, что это для укрепления бюджета государства! Всё равно не поверим!
— Но это же совсем другое дело! — подскочил Сергей.
— Ты не увиливай, не увиливай. Говори честно: что мечтаешь выиграть? Машину?
— Ну машину, — под общий смех признался Сергей.
— Вот так-то, — подвёл итог спору Николай. — Дай бог, как говорится, всем нам в достатке жить. Ну, а если излишек подвернётся, мы и от него не откажемся!
Все зашумели, обрадованные, что спор кончился. Серёжка ещё пытался что-то сказать, но его уже не слушали.
— Танцевать! — призывно махнула рукой Лида, выходя из-за стола и направляясь к двери в соседнюю комнату.
— Танцевать! — подхватили все.
К Ивану и Ире подошёл, сердито бурча, Серёжка Абросимов, ещё не остывший после спора.
— А всё-таки я прав, — упрямо заявил он. — Хотел я им сказать о том, что Ленин говорил: при коммунизме из золота общественные уборные делать будут, да неудобно было за столом.
— Милый Серёженька, — неожиданно ласково проговорила Ирина, — ты как во сне живешь. Проснись, оглядись вокруг! У какой уважающей себя девушки сейчас нет золотых серёжек? У большинства! У какой молодой пары ты не увидишь золотых обручальных колец? Да без этого и свадьба не мыслится! А ты — общественные уборные! Пойдём, Ваня, танцевать.
И она увлекла за собою Ивана, ошеломлённого не менее Сергея, в соседнюю комнату, где уже вовсю гремела музыка.
Иван испытывал непонятное ему чувство какого-то неудовольствия. Во время танцев он пригляделся к девчатам и убедился, что Ирина была права: почти у всех у них были в ушах золотые серёжки, да и у Ирины в самых мочках уха блестели две красные капельки.
— И как только это я раньше не замечал? — удивлённо думал он. — Или они надевают эти серёжки вот на такие вечера, а в школу их не носят? Или просто до этого я не обращал внимания?
Тревожащее чувство не покидало его ни во время танцев, ни после, когда снова уселись за стол пить чай с «фирменным, норинским», как объявила Лида, пирогом с яблоками.
Ушли они с Ирой из гостей раньше всех, только Женька Курочкин исчез до них, как-то незаметно тихо, что обычно было ему не свойственно.
