– Вон пошел!
Глеб, видя в глазах девки искреннее возмущение и решив не испытывать судьбу, повернулся и быстро вышел из комнаты.
Возвращаться в каморку не хотелось. Бесшумно пробираясь через горницу, Глеб сунул руку в карман рубашки и наткнулся на початую пачку сигарет. Что ж, покурить сейчас самое время.
Он сменил направление и, стараясь не наступить на кого-нибудь из храпящих во сне товарищей, направился к двери. Он ожидал, что кто-нибудь из ратников заградотряда окликнет его, но те, по всей вероятности, спали без задних ног.
В сенях Глеб столкнулся с кузнецом и чуть не выронил от неожиданности сигареты.
– Вакар?
Кузнец встал у Глеба на пути, вгляделся в его лицо и тихо сказал:
– Ты, Глеб, на дочку мою не серчай. Она по ночам сама себя не сознает. Особенно в полнолуние.
– Я это заметил, – проворчал Глеб.
– Значит, не серчаешь?
– Нет.
– Вот и хорошо, – кивнул Вакар. – А во двор-то чего? По нужде, что ли?
– Да нет. Курить охота.
Кузнец на мгновение задумался, после чего почтительно переспросил:
– Камлать, что ли, будешь? Ночью?
– Просто подымлю, – сказал Глеб.
Не желая вдаваться в объяснения, он сунул в рот сигарету и, обойдя кузнеца, вышел из дома.
В пачке оставалось четыре сигареты. Не густо.
Во дворе Глеб, чиркнув зажигалкой, закурил и, прислонившись плечом к бревенчатой стене дома, стал пускать колечки дыма. Небо был усыпано звездами. Пахло деревьями, травой и навозом. «Прямо будто у бабушки в деревне», – подумал Глеб и грустно улыбнулся. Хорошо, что хоть что-то в мире остается неизменным.
И все же что-то здесь было не так. Чего-то не хватало. Чего-то такого, без чего деревня – не деревня.
Глеб задумался. И вдруг его осенило – собаки! Они молчали! Во всем селе ни одного собачьего тявканья. И петухи не кричат. Полная тишина. В книжках такую обычно называют зловещей…
Глеб глубоко затянулся сигаретой, бросил взгляд на калитку и вдруг вздрогнул. У калитки стоял человек. Глеб оглянулся на дом, прикидывая расстояние до двери, затем снова перевел взгляд на незнакомца, на секунду задумался и решил заговорить первым.
– Вечер добрый! – сказал незнакомцу Глеб. – Вы тоже здесь остановились?
Человек молча стоял у забора. Его бледное лицо выделялось на фоне ночной синевы белым пятном, и на пятне этом чернели две черные дыры – глаза.
Глеб затянулся сигаретой и выпустил изо рта несколько колечек белого дыма, ожидая, что ночной гость повалится на колени при виде пускающего дым колдуна. Но на молчаливого незнакомца этот трюк не произвел никакого впечатления. Он продолжал стоять и разглядывать Глеба.
Глеб нахмурился.
– Слушайте, уважаемый, вас не учили, что таращиться на незнакомых людей неприлично? – поинтересовался он.
Видимо, слова Глеба усовестили незнакомца. Он тронулся с места и стал медленно приближаться к Глебу. Ратник, понял Глеб. Латы, широкий пояс с ножнами, высокие сапоги. Точно, ратник. Только странно, что без шелома. И меча нет… Да и походка странная… Пьяный, что ли?
Глеб взглянул на него внимательней и ужаснулся. Зубы мужчины, длинные, острые, отбивали дробь, и голова его слегка подергивалась в такт этой жутковатой дроби. И еще глаза – они были темны и пусты, как стволы ружей.
– Вам нужен Вакар? – спросил Глеб дрогнувшим голосом. – Хотите, я его позову?
Незнакомец разомкнул губы, и из горла его вырвалось тихое сипловатое мурлыканье. Глеба обдало запахом гнили.
Правая рука ратника метнулась к Глебу. Холодные и твердые, как железные болты, пальцы сдавили Глебу горло. Изо рта ратника вырывался тошнотворный смрад, а с оскаленных зубов капала клейкая слюна.
Глеб собрал все силы и заорал что было мочи:
– На помощь! Помогите! Зомби!
Затем вскинул руку и воткнул в глаз упырю окурок сигареты. Упырь взвизгнул и на мгновение ослабил хватку, но тут же сжал снова.
За спиной у Глеба хлопнула дверь. Краем глаза он увидел выскочившую во двор Ольстру. Девка, как и прежде, была в одной рубашке и в сапожках на босу ногу. Волосы Ольстры были распущены, а в руках она сжимала вилы.
Мигом оценив ситуацию, Ольстра бросилась к упырю и с разбегу всадила ему в спину вилы. Упырь выпустил Глеба и завертелся юлой, пытаясь ухватить крючковатыми пальцами торчащее из спины древко. Споткнувшись о камень, он рухнул навзничь. Железные острия вил пробили тело упыря насквозь и звонко стукнулись о медный нагрудник.
А из дома уже высыпали мужчины. Первым к упырю подскочил Громол. Быстрым и точным ударом он вонзил кинжал упырю в глотку. Тот захрипел, забил руками и ногами. Громол вынул кинжал и нанес еще два быстрых и сильных удара.
Упырь дернулся еще раз и замер. Громол отер кинжал о стеганый подклад упыря, выпрямился и повернулся к Глебу.
– Ты как? – спросил он. – Цел?
Глеб потер пальцами ушибленное горло и хрипло проговорил:
– Он хотел меня… задушить.
Громол подошел к Глебу вплотную и бесцеремонно осмотрел его горло.
– Вроде чисто. Главное, берегись их зубов. Цапнет – сам в ходячего мертвяка обратишься.
Ратники, держа в руках мечи и кинжалы, обступили затихшего упыря.
– Это княжий дружинник Заброда, – сказал Путята, вглядевшись в его лицо. – Он на прошлой неделе пропал. Думали, в Повалихинские земли за лучшей жизнью убежал, а оно вишь как.
– Что делается, – вздохнул кузнец. – По деревням, как по Гиблому месту, шастают. В былые времена такого не бывало.
Васька Ольха смотрел на поверженного упыря остекленевшим взглядом и обмахивал себя охранными знаками.
Глеб тоже уставился на мертвого упыря, и вдруг его пробрал озноб.
– Этого не может быть… – пробормотал он, стуча зубами. – Не может быть…
– Отведи его в избу, – приказал дочери кузнец. – И дай настойки.
Ольстра кивнула, взяла Глеба под руку и повела к избе.
– Этого не может быть… – продолжал бормотать Глеб. – Такого не бывает… Этого не может быть…
В каморке Ольстра уложила Глеба на тюфяк, накрыла одеялом, потом сбегала в горницу и принесла чашку с какой-то вонючей гадостью.
– Выпей-ка! – велела она.
Глеб сморщился и отстранил чашку рукой.
– Ольстра… – слабо проговорил он, – какой сейчас год?
Девка пожала плечами:
– Не разумею я грамоту. И цифер не ведаю. Да и какая разница?
Глеб вздохнул и прикрыл веки. Итак, он попал в какой-то странный, дремучий мир, населенный чудовищами. Смириться с этой дикой мыслью было невозможно. Но приходилось смириться.
– Слышь-ка, – снова окликнула его Ольстра. – Глотни настойки-то. Поможет.
В губы Глебу ткнулась чашка. Глеб нехотя глотнул. Волнение в душе тут же утихло. Накатило безразличие. Ну, прошлое, ну, девятый век. Ну и что? Вокруг такие же люди… Даже не иностранцы. И язык понятный.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
