– Отчаянная ты голова, Крысун. Вот уж воистину, алчность паче трусости. Сколько ж ты хочешь за такую службу?
– За поход – полсотни серебряных кун, да полных, а не резаных, – с готовностью ответил Крысун. – А коли чудные вещи найду… – Крысун прищурил темные глаза и холодно взглянул на купца. – Ну, тогда за каждую вещь отдельно сговоримся.
Бава сложил руки на толстом животе и глубоко задумался.
Охоронец выждал немного, потом сказал:
– Тебе нечего терять, купец. Коли сгину, так ты не внакладе. А коли вернусь, путь в самую сердцевину Гиблого места укажу. Решай.
– Вельми прелестные слова говоришь, – изрек Бава после паузы. – Что ж… устоять перед такими словами не могу. Ладно. Будет тебе полсотни кун.
– Договор наш на бересте скрепим, – заявил Крысун и в четвертый раз облизнул тонкие губы. – Кровью. Как заведено у вас, купцов.
– Идет, – кивнул Прибыток. Он повернулся к двери и громко позвал: – Тунгирка!
Дверь распахнулась, и в горницу вошел раскосый слуга.
– Тащи сюда бересту для договоров, – приказал ему Бава. – Да поживее!
Тунгир кивнул и скрылся за дверью. Бава Прибыток перевел взгляд на гостя.
– Ну, Крысун, ежели дело справим, богачом тебя сделаю. Ты это… – Прибыток чуть подался вперед и проговорил, понизив голос: – Бурую пыль примечай. Потом мне на карте места те укажешь.
– Само собой, – кивнул Крысун. – И за это ты мне отдельно заплатишь.
Бава ухмыльнулся.
– Ловок ты, брат. Тебе бы не охоронцем, а купцом быть. А ты вещи-то чудны́е когда-нибудь видел?
Крысун мотнул тощей головой:
– Нет.
– Найдешь – осторожничай. В руках не мни, а сразу в котомку или мешок пихай. А то бывали истории… Не приведи Перун! – Купец богобоязненно обмахнул лицо ладонью. – Один добытчик ветку красную узорчатую нашел. Начал ее ломать, а она в воздух взлетела и огнем его оплевала. Сказывали, у добытчика опосля голова заживо сгнила.
– Как это? – изумился Крысун.
– А вот так. Обезмясила до самой кости. Голова гниет, а смерть не приходит. Уж чего только с собой ни делал. И в петлю лез, и отраву пил. А все одно жив. Говаривают, что боги от него отвернулись.
В горницу вошел Тунгир. Положил на стол бересту и бронзовое писа́ло, повернулся и, ни слова не говоря, вышел из горницы.
Крысун взглянул на закрывшуюся за слугою дверь, перевел взгляд на Баву и тихо спросил:
– А что будет, когда в сердце Гиблого места доберемся? Ведь путь туда никто, кроме тебя и твоих людей, знать не должон. Охотник Громол человек опасный и ушлый. Ежели что найдет – отдавать не станет. Как поступишь?
Прибыток прищурил черные, глубоко посаженные глаза и задумчиво проговорил:
– Силой и мечом богатство добывается. Пока рубль в крови не обмоешь, в карман не положишь. Понимаешь, о чем?
Крысун усмехнулся:
– Как не понять.
– Ну и ладно, – улыбнулся Прибыток. – Давай договор писать.
9
Туманной изморозью обложило с утра поселок. На жердях изгородей, на тесовых крышах домов лежал иней.
У забора стояли лошади, а рядом – четыре вьючных вещевых мешка с припасами. Ратники и полонцы обменивались шуточками. Состояние у всех было возбужденное. Старец Осьмий беззлобно подтрунивал над Васькой Ольхой. Путята шутейно подначивал бесстрастного богатыря Алатыка. Только Глебу было не до шуток. После ночного происшествия он был мрачен и неразговорчив.
С крыльца его окликнул Вакар:
– Эй, Глеб, поди-ка сюды!
Глеб неохотно подошел.
– Тебе нужно переодеться и переобуться, – сказал кузнец. – Вот, держи.
Он протянул Глебу какие-то кожаные сапожки с высокими голенищами.
– Что это?
– Охотничьи ичиги. А вот штаны, куртка и пояс.
Глеб взял штаны и куртку, осмотрел, подергал на прочность.
– Крепкие, – с удивлением произнес он. – А из чего они?
– Штаны – из лосиной кожи. А куртка из замши. Пойди в каморку, переоденься. А я пока приготовлю вам обережный отвар. Чтобы оборотни вас обходили стороной.
У себя в каморке Глеб натянул кожаные штаны, надел замшевую куртку, обул ичиги. Затем опоясался широким ремнем. К ремню были прикреплены ножны из твердой невыделанной кожи, а из них торчала костяная рукоять. Глеб вынул кинжал и невольно залюбовался зеркальной гладью лезвия. Он, как это делают в фильмах, выдернул из головы волосок и в шутку провел по нему лезвием. Каково же было удивление Глеба, когда тонкий волосок распался на две части.
– Блеск! – выдохнул Глеб. – Да этим ножичком бриться можно!
Он опасливо, боясь порезаться, вложил кинжал обратно в ножны.
Когда Глеб вышел на крыльцо, Васька Ольха присвистнул. Громол посмотрел одобрительно. И даже Алатык зацокал языком.
– Выглядишь как воин! – изрек, щербато улыбаясь, Васька.
Громол покачал головой.
– Не воин, – сказал он. – Охотник!
– Точно. – Глеб ухмыльнулся, поднял правую руку и насмешливо отчеканил: – Здравствуй, Винниту, сын апачей! Белый охотник приветствует тебя!
На крыльцо вышла Ольстра. Протянула Глебу какую-то громоздкую темную штуковину, пахнущую кожей.
– А это тебе от меня, – сказала она, смущенно улыбаясь.
– Что это? – не понял Глеб.
– Колчан со стрелами и лук в чехле из барсучьей кожи. Я сама сделала.
– Спасибо, но… – Глеб улыбнулся. – Я ведь все равно не умею из него стрелять.
– Научишься. Только будь осторожен, я смазала стрелы ядом. Поцарапаешься – и тебя уже ничто не спасет.
Глеб покосился на оперенные стрелы и вздохнул: «Час от часу не легче».
Однако на этом сюрпризы не закончились. Едва Глеб успел пообвыкнуться с новой одеждой, как Вакар потянул его в кузню.
– Пойдем, кой-чего покажу.
В кузне Вакар закрыл дверь на крюк и взглянул на Орлова.
– Штуковины простые, но в ратном деле незаменимы, – сказал он. Затем выдвинул неприметный ящичек и достал небольшой нож странной обтекаемой формы, сделанный из белого металла.
– Что это? – спросил Глеб.
– Метательный нож, – объяснил кузнец. – Я называю его «летуном». Ежели эту штуку посильнее бросить, можно башку вместе с шеломом расколоть. Гляди!
Вакар размахнулся и швырнул нож в деревянную доску, висевшую на противоположной стене. Летун со стуком пробил доску насквозь.
Кузнец прищурился:
– Видал? Кидай как хошь, все одно воткнется.
– Классный дивайс! – похвалил Глеб.
– Еще бы. Летун – оружие смелых. Вогулы называют его «трумбаш».
– Он сделан из белого железа?
– Точно! Вообще-то я его из четырех желез варю. А белый он из-за серебра. Лезвие закалено в трех наговоренных водах. С восьми саженей мой летун прошьет человека, будто кусок масла. Дам тебе пять штук. Возьмешь?
– Возьму.
– Я закреплю их тебе возле рукояти щита, – сказал кузнец. – Так делают вогулы. Есть у меня, Глеб, еще одна вещь. Но не простая, а чудна́я.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
