— Само собой. Малое совещание пройдет безо всякого нашего вмешательства. Пускай они обсуждают на здоровье что угодно.
— Я надеюсь принять в нем участие, — напомнила Ирена.
— Да, да, необходимо туда проникнуть, это будет сногсшибательной удачей. Кстати, тебе денег не надо? — спохватился Черепов.
— Разве бывает, чтобы они были не нужны… — улыбнулась Ирена.
— Хорошо, я тебе выплачу аванс. Остальное получишь после ареста.
— И не забудь, что потом я намерена отправиться в небольшое путешествие, отдохнуть.
— Понимаю, понимаю. Покуда шумиха утихнет, ты сможешь пожить в Париже. Там у меня тоже есть одна работенка для тебя. А теперь на неделю театр военных действий в твоем распоряжении. Мы ничего не видим, ничего не знаем и тихохонько ждем. Ты, наверно, из него веревки вьешь?
— Из Крисона-то? О, он влюблен, как гимназист! Это была для меня легкая победа.
— У тебя все победы легкие. Ну, желаю удачи!
— Прощай.
Ирена ушла. В ее сумочке было несколько крупных ассигнаций. Черепов хорошо платил своим людям.
Два мощных страшных механизма работали друг против друга. Первый знал о замыслах второго, а второй нет. Где же равенство условий, где закон справедливой схватки?
3
Воротясь домой, Ирена почувствовала себя усталой, странная, доселе неведомая апатия охватила ее. Не было желания ни думать, ни что-либо делать, только свернуться клубком на диване и погрузиться в лишенную ощущений и мыслей пустоту. Оконные шторы были спущены, и наружный свет, пробиваясь сквозь зеленую ткань, наполнял комнату зеленоватыми сумерками. Все казалось зеленым: желтоватый паркет, красноватый абажур лампы, белая ваза на каминной полке, даже пестрые обои. Одни лишь мысли Ирены были серы. Не думать, не шевелиться…
Ее тело налилось странной тяжестью, силы покинули ее, и все-таки она ворочалась, нервно двигалась, диван ей казался неудобным. Лишенное желаний безразличие… лучше всего было бы уснуть, но мысли неуемной чередой насильно лезли в мозг, словно осенние мухи зудели в ушах и приводили молодую женщину в мучительное, хаотическое напряжение. Покоя больше не было. Отчего?
Голова не болела, никакие заботы не приводили ее в смятение, все происходило так, как Ирена хотела. Откуда же это беспокойство, эта нервозность, это болезненное ощущение, раз для них нет повода?
Результат переутомления, забастовка нервов, реакция на всю предыдущую жизнь? Ах, что за глупости, ведь она была достаточно закалена, чтобы такие мелочи могли на нее повлиять! Просто — дурное расположение духа и больше ничего.
Но отчего же все-таки? В жизни все у нее шло успешно, карьера Ирены шла в гору, благодаря личности Илмара Крисона она получила по-настоящему серьезную и большую работу, и к тому же сегодня подполковник Черепов вручил ей несколько крупных банкнот — закончит дело и сможет поехать в Париж. Ведь все это было прекрасно, настоящее счастье. Но что-то не чувствует она радости от этого счастья.
Неужели же этот посторонний ей человек, этот Илмар Крисон, вошедший в ее жизнь на краткий миг, как до него входили многие другие, произвел такой переворот в ее душе? Вчера у нее и мыслей подобных не было, но сегодня она ужаснулась, когда поняла, что начала забывать о своем долге. Илмар для нее был красивым, сильным молодым зверем, а она — смелая охотница, которой надлежало застрелить этого зверя, — начала вдруг восхищаться его великолепной дикой статью. Он подходил все ближе, вот он уже на расстоянии выстрела, но по мере приближения рука охотницы теряла твердость, у нее больше не было сил поднять ружье. Впервые она в своей авантюрной деятельности не испытывала желания затравить жертву. И представив себе, что вместо нее это может сделать другой, она испуганно вздрогнула: как спасти Крисона?
— Тина, принеси мне воды и порошок от головы… — крикнула Ирена служанке.
Исполнив просьбу, Тина не спешила уходить, наверно, подумав, что госпожа скучает и охотно послушает сплетни, принесенные из мясной лавки и булочной. Ведь все женщины так охочи на подобные вещи, независимо от того, кто они — простые служанки или дамы с классическим образованием, — правда, иные мужчины тоже не лучше, но бог им судья.
— Вчера в семье доктора, что под нами, был, говорят, скандалище!.. — начала Тина. — Сама мадам была во всем виновата.
— Ты насчет ужина позаботилась? — перебила ее Ирена.
— Да, а как же, хозяйка. И господин доктор разошелся во всю, говорят. Но вы представляете себе, кто он, который виновник…
— Когда примешь порошок, надо несколько минут полежать в полной тишине, — напомнила Ирена.
Огорченная тем, что сегодня барышня так равнодушна, Тина пожала плечами:
— Я только хотела сказать, что который виноватый — это сын нашего дворника.
— Ах, оставь ты меня в покое со своим дворниковым сыном, — Ирена начала раздражаться. — На тебе он ведь не женится, так какое тебе дело до остального!
— А я про это и не думаю. Но если вы думаете, что молодой человек, который по вечерам теперь заходит, на вас женится, то я еще очень даже в этом не уверена.
Так, Тина отплатила за ироническое замечание госпожи и могла удалиться, последнее слово было за ней. Но не тут-то было!
— Тина, постой! — вернула служанку Ирена. — Я тебе скажу раз и навсегда: оставь этого молодого человека в покое! Тебя он не касается! Так же, как сын дворника и другие посторонние мужчины!
— Но должна же я знать, чего они кушают, чего — нет. А ежели вы не хотите ничего говорить, откуда мне знать, что готовить на ужин. Ведь в таком деле и еда имеет значение.
— Ты, наверно, полагаешь, что я хочу его раскормить как на убой? — несмотря на злость, Ирена не удержалась от смеха.
— Я только вижу, что он вам очень по сердцу. А коли так, то все может статься. Да бог знает, каков он есть. Хоть на чай дал бы разок…
— Но я ведь плачу тебе жалованье, Тина. Если тебе не хватает, попроси прибавки, но, бога ради, оставь в покое моих гостей. Только посмей ему показать, что ждешь от него чаевых, у нас будет с тобой очень неприятный разговор.
— Господин Черепов, тот нет-нет да расщедрится на полтинничек. Вот потому и держу язык за зубами! А мало ли я тут всего навидалась, мало ли знаю? Вот ежели б я не умела держать язык за зубами… Как, к примеру, тот молодой человек, что раньше сюда приходил… потом его повесили. Разве ж я этого не понимаю? Еще как понимаю! Наверно что и этому будет не лучше. Я ведь все вижу, у меня на все своя сметка. Но я сижу тихонько и помалкиваю. Потому и не надо бы вам быть со мной такой гордой.
Это прозвучало почти как угроза. Скажи это Тина раньше, по какому-то другому случаю, Ирена ответила бы ей, в долгу не осталась бы. Теперь же она смолчала. Повернулась на другой бок, лицом к стенке, и зажала виски кулаками.
Тине стало неуютно. Наверно, сказанула лишнего и сделала барышне больно. Стало ее жаль и захотелось как-то загладить неловкость, но своим, хоть и простецким умом Тина понимала, что каждое лишнее слово сейчас может только навредить. Потому не сказала ничего и тихонько вышла из комнаты. Странно, какая муха сегодня барышню укусила? Они ведь всегда так хорошо ладили.
Позднее, прибирая в комнате хозяйки, Тина заметила, что диванная подушка влажная. От этого ей стало совсем не по себе, но помочь она уже ничем не могла. Зато она извлекла полезный урок — не надо распускать язык, если не уверен в своей правоте.
4
Вечером пришел Илмар. Ирена разрешила Тине навестить родителей, живших в Задвинье, и остаться там до утра. Молодые люди были в квартире вдвоем и могли говорить о своих чувствах и делах, будучи уверены, что ни одно непрошеное ухо их не подслушает.
Изумительный вечер. Ирена пылала, распаляла Илмара поцелуями, ластилась к нему, как котенок, мило интересовалась его делами, его повседневными заботами. Он старался быть искренним и отвечать Ирене той же нежностью, какую ее внезапно пробудившаяся женственность столь обильно излучала на него. Но он не давал уснуть своей бдительности, не доверялся очевидному, его инстинкт самосохранения неусыпно бодрствовал. Чем жарче разгоралась страсть в Ирене, тем меньше он пьянел от нее — он ведь не мог, не смел верить. И временами, когда он видел захлестывающий ее прилив любви, ему становилось трудно удержаться в образе влюбленного. Пришлось собрать всю силу воли, чтобы во внезапном приступе отвращения не оттолкнуть эту испорченную, сотканную из лжи и злоумыслия женщину. О, да! Она была хороша собой, и если бы ее восторгам можно было верить, то это стало бы таким событием, какого человеку всю жизнь не забыть.
Но Илмар не знал. Ирена тоже не знала. Оба они не подозревали, как нелепо то, что они делают. Это был обман самих себя и природы. Но природа мстит тем, кто ее обманывает.
— Мой милый сорви-голова… — шептала Ирена. — Они оставят тебя в покое? Тебе ничто не грозит, ты не нуждаешься в безопасном убежище? Я мало чем могу тебе помочь, но если бы это понадобилось — о, поверь хоть капельку в мою добрую волю!
