Он надолго задумался, в первый раз с изумлением осознав, что теперь безупречные лица Валар вовсе не кажутся ему прекрасными. Ни одной неверной черты, словно кто-то задался целью изобразить безупречную красоту, и это ему удалось, но в погоне за точностью и чистотой линий исчезло что-то главное, столь важное, сколь и неуловимое, и в этих лицах не было жизни. Все Валар были разными и – схожими, хотя отличались ростом и чертами лица, цветом волос и глаз. Впрочем, почти все…
Нет, те, кого видел он вокруг теперь, стократ прекраснее. И смуглый золотоглазый мечтатель Странник, и широкоплечий насмешливый Оружейник, Гэллор-Маг, всегда задумчивый и сосредоточенный, и порывистая Аллуа, и почти величественная Оннэле Кьолла…
– А Валиэр?
Пожалуй, красивыми можно было бы назвать двоих: Ниенну и Эстэ. Именно потому, что на их лицах оставили след чувства. Но венец завершенности, совершенная Королева Мира – кто из Людей назовет прекрасной – ее?
– И Король… младший брат Учителя?
Манве. Странно: огромные сияющие глаза и длинные ресницы не делают старшего брата менее мужественным, а черты младшего почти женственны – почему? Снова что-то неуловимое…
– Послушай, Гортхауэр… я только сейчас подумал… – Странник выглядел смущенным. – Какого же цвета глаза у Учителя?
А правда – какого? Светло-серые? Зеленые? Голубые? Разве различишь цвет звезд?.. Ему приходили в голову только сравнения: небо, море, звезды… Но ведь небо не всегда голубое, не всегда зелеными кажутся воды моря… Молния?.. Лед?.. Сталь?..
– Не знаю. Я не знаю.
Разными были они – Ученики Мелькора, Эллери Ахэ. Были те, под чьими руками начинал петь металл и оживал камень. Были понимавшие язык зверей и птиц, деревьев и трав, и те, кто умел читать Книгу Ночи… И тот, кто лучше прочих умел слагать песни, звался – Черным Менестрелем. Девятилучевая крылатая звезда была знаком его: совершенствование души, путь крылатого сердца. Похожи и непохожи были его баллады на те, что пел Золотоокий Майя; может, потому, что жила в них неведомая печаль. И туманились глаза тех, кто слышал песни его. И тот, кто видел знаки Тьмы, нашел способ записывать мысли. Он создал знаки тай-ан, что можно было писать на пергаменте пером и кистью, и те, что можно было высекать на камне и вырезать на дереве. И среди Эльфов Тьмы носил он имя Книжника.
И тот, кто слышал песни земли, облекал их в форму сказок – странных и мудрых, радостных и печальных. Так говорил он: «Наши дети полюбят эти сказки; когда начинаешь открывать для себя мир, он кажется полным чудес и загадок – пусть же будет так в тех историях, что будут рассказаны им…» Мелькор улыбался, слушая его; и назвали его – Сказитель.
Разными были они, но схожими в одном: все они называли себя Людьми, ибо, хотя и были изначально Эльфами, избрали они путь Смертных; но жизнь их была столь же долгой, сколь жизнь Перворожденных, и усталость не касалась их – разве успеешь устать, когда вокруг столько неизвестного, нового и прекрасного? И мир ждет прикосновения твоих рук, и радуется тебе, и твое сердце открыто ему…
И радовался Учитель, видя, как растет мудрость и понимание учеников его.
И был в Арте мир. Но недолго длился он.
ЧАША. 488-500 Г.Г. ОТ ПРОБУЖДЕНИЯ ЭЛЬФОВ
Со времени ухода Артано как-то странно начали смотреть на него в Валиноре, и многие даже сторонились. Он приписал это тому, что Ауле впал в немилость у Короля Мира и Великих, но вскоре ему представился случай убедиться, что это не так. В очередной раз предложив Кузнецу свои услуги, он услышал угрюмое: «Нет».
– Но почему, о господин мой?
– Что ты, что этот – в одной форме отлиты, – мрачно ответил Ауле.
Курумо не понял его, но переспросить не решился. Однако задумался и ответ господина своего запомнил.
Однажды он поймал на себе недобрый взгляд Тулкаса:
– Тебе что здесь надо?
Курумо изящно поклонился:
– Я послан с поручением от Ауле, моего господина, о Могучий…
– Ну, иди… – буркнул Тулкас. И за спиной Майя услышал, – вражье отродье…
Курумо был умен – да и несложно было догадаться об истине.
«Значит, как и Аулендил, я был создан Мелькором. И я – могущественнейший и мудрейший среди Майяр, как он – среди Валар… Ну конечно! И теперь Валар просто боятся меня. Даже Тулкас. Слуга Ауле! Тоже мне – титул. Что меня ждет здесь? Участь слуги? А – там? Конечно, он примет меня, как принял Артано…» Курумо досадливо поморщился. Артано. Соперник.
«Но разве не меня считают самым искусным из учеников Ауле? Конечно, могучий Вала оценит это. А там посмотрим. И, чтобы он не усомнился в моей преданности, я преподнесу ему великий дар, достойный Владыки!»
– …Что ты здесь делаешь?
Курумо вскочил и склонился перед Кузнецом:
– О, господин мой! Задумал я сделать чашу для Короля Мира…
– Почему не сказал мне? – Ауле нахмурился.
– О Великий! Ты открыл мне бездну премудрости, и многие знания дал ты мне. Но усомнился я, достоин ли считаться слугой столь мудрого Валы? Потому, если несовершенно будет изделие рук моих, лишь на мне, нерадивом ученике, будет вина. Если же дар мой будет достоин Короля Мира, станут говорить: сколь же велик Ауле, если его подмастерье, слуга его мог создать такое? И возрастет слава твоя, о мудрый господин мой.
– А ведь и верно… Что же, я доволен тобой, и замысел твой нравится мне. Ты можешь продолжать, – слова звучали так, словно Кузнец говорил против воли.
Курумо вновь поклонился:
– Благодарю тебя, о мудрый. Слова твои вселяют надежду в сердце мое. Я слишком ничтожен, чтобы помогать тебе в твоих трудах; но если творение рук моих послужит славе твоей, не будет для меня награды выше этой…
Он ушел из Валинора тихо и незаметно; Ауле нескоро хватился его.
И у черных врат твердыни Мелькора встретил его Гортхауэр. Он не успел ничего сказать: Курумо бросился ему на шею:
– О, брат мой, как я счастлив, что, наконец, мы вместе!
– Но… – Гортхауэр был в растерянности.
– Веди меня к Властелину, скорее!
Курумо следовал за шедшим впереди Черным Майя:
– Сколь неустрашим ты, брат мой! Я преклоняюсь перед твоим мужеством и решимостью твоей; даже испытывая все унижения и презрение, которыми окружили меня в Валиноре, я не сразу осмелился пойти за тобой…
Они вошли в тронный зал, и Курумо, рыдая, бросился к ногам Мелькора, обняв его колени:
– Наконец-то, господин мой! Наконец-то я пришел к тебе!
Мелькор ошеломленно смотрел на него и, наконец, выговорил:
– Встань, что ты? Как можешь ты так унижаться?!
– Нет мне прощения, о Великий! Я ведь тоже был с ними и служил тем, кто осмелился противостоять тебе! Но я прозрел, я понял все величие замыслов твоих. Мое место здесь, подле тебя, господин мой… Как же я рад, что постиг, наконец, истину!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
