— Как, старший лейтенант?
Тот решительно запротестовал:
— Нет, нет!.. Спасибо за приглашение. В следующий раз обязательно воспользуюсь им. А сейчас, прошу поверить, у меня по горло дел в своем запасном полку. Моя задержка здесь повлечет за собой нарушение учебного процесса. У нас с этим строго. Мне приказано вернуться как можно быстрее.
Майор задумался. Шварцев заметил его нерешительность и пустил в ход еще один довод:
— К тому же во рту у меня все рассверлено. — Он приложил ладонь к щеке и болезненно сморщился. — Из‑за спешки с отъездом не успели залатать. Ни есть, ни пить не могу.
Если бы Шварцев этого не сказал, наверняка бы его отпустили. Но на фронте не принято жаловаться на зубную боль. Плаксивость Шварцева не поправилась майору, и ои отреагировал на нее хотя и вежливо, но достаточно твердо:
— Ничего, ничего… Побывайте в полку. Это пойдет на пользу учебному процессу. Командир полка, начальник штаба подскажут, на что следует обратить повышенное внимание при подготовке пополнения для действующей армии. Не пожалеете! Вернетесь в свой полк, будет о чем рассказать.
— Товарищ майор, — взмолился Шварцев, — я не могу! Понимаете, не могу задерживаться. К тому же зубы…
Майор, не дослушав его, подал мне руку, с подчеркнутой официальностью козырнул Шварцеву и удалился.
По дороге в полк старший лейтенант навязчиво убеждал меня, что он «только преподаватель», а командир из него «никакой». Мне это скоро надоело, и я уже ругал себя за то, что сам выбрал такого попутчика.
Наконец мы прибыли в расположение нашего штаба. Маршевая рота во главе со Шварцевым построилась в две шеренги у блиндажа командира полка. Я спустился в блиндаж доложить о прибытии пополнения.
— Всех в первый батальон, — распорядился полковник.
— Есть.
— Подожди. Сейчас выйду поговорить с людьми.
Пока полковник собирался, начальник штаба порылся в бумагах, лежавших на столе, и напомнил ему:
— Иван Васильевич, Гаевого надо бы поздравить с лейтенантом.
— Заслужил, поздравляю.
— Служу Советскому Союзу.
— Служи хорошенько.
Я не знал, как ответить, на эту его совсем не уставную реплику, и повернул приятную для меня беседу в другую сторону:
— Товарищ полковник, с маршевой ротой прибыл старший лейтенант Шварцев. Прошу принять его.
— Пусть зайдет.
Я позвал Шварцева. Полковник усадил его, стал расспрашивать о новостях в тылу. Поинтересовался биографией, довоенной профессией старшего лейтенанта. Тот без запинки отвечал на все вопросы, но был слишком многословен и временами забывал, что перед ним кадровый военный, на гимнастерке которого рядом с орденом Красного Знамени была медаль «XX лет РККА». Я заметил, как иногда морщнлся полковник.* И уж совсем его передернуло, когда Шварцев сказал:
— Меня уговорили, товарищ полковник, побывать в полку. Я согласился при условии, что засветло вернусь в штаб дивизии, а оттуда на попутных машинах — восвояси.
— Зачем же так торопиться? Оставайтесь у нас на стажировку. Побудете с месяц, а там и домой можно.
— Что вы, товарищ полковник! — привскочил Шварцев. — Мне приказано немедленно вернуться. Вы меня извините, но…
— Никаких «но», — резко прервал его полковник. — В целях приобретения боевого опыта оставляю вас на месяц командиром роты в первом батальоне. Вы же еще не были на передовой?
— Нет.
— А капитан Кислов, которого вы подмените, воюет с нюня сорок первого. Побывал в окружении. Нажил там язву желудка. Пусть полечится и отдохнет в медсанбате.
Шварцев умолк. Ог его велеречивости не осталось и следа. Он стал жалок. И когда покинул блиндаж, то начальник штаба даже вступился за него:
— Иван Васильевич, может отпустим этого добра молодца на все четыре стороны? Он совсем скис.
— А ты с каких пор поощрять таких стал? — накинулся на него полковник. — Пойдем‑ка лучше потолкуем с пополнением.
Я вышел из блиндажа вслед за ними.
— Смирно! — скомандовал Шварцев и шагнул навстречу командиру полка с рапортом.
Полковник остановил его молчаливым жестом, подал команду «вольно» и начал именно «толковать» с бойцами, а не «речь держать»:
— Видите, хлопцы, как мы здесь живем. Война! Деревья повалены, земля воронками изрыта. Захватчики на нашей земле…
После такого предисловия он незаметно переключил внимание собеседников на боевую историю полка. Потом вкратце рассказал об обстановке в полосе дивизии, о том, чем занимается полк в данный момент и что отсюда вытекает для каждого из них.
— Хотя мы в обороне сейчас, но и оборона должна быть активной. И в обороне каждый день, каждый час, каж
дую минуту обязаны бить врага. Вам это ясно, товарищ старший лейтенант? — внезапно обратился он к Шварцеву.
Тот, размышляя о чем‑то своем, откликнулся не
сразу.
— Я вас спрашиваю, старший лейтенант! — чуть повысил голос командир полка.
— Да, — не очень уверенно ответил Шварцев.
— Вот сегодня, — продолжал полковник, — каждый из вас займет свое место в боевых порядках. Каждому стрелку и автоматчику будет выдано определенное количество патронов. А завтра утром извольте сдать стреляные гильзы. Такой у нас давно заведен порядок.
— Сдельная работа? — пробасил правофланговый.
— Так точно. Еще вопросы есть?
Полковник прошелся перед строем, дожидаясь вопросов. Их не последовало.
— Ну что ж, — сказал он, — если вопросов нет сейчас, зададите потом, когда появятся. Я часто бываю в ротах… До скорой встречи!.. Лейтенант Гаевой, ведите роту…
В батальон от командного пункта полка была протоптана в снегу узенькая тропинка. Я зашагал по ней впереди роты. За мною Шварцев, за ним все остальные, гуськом. По обе стороны тропинки давно образовалось полковое кладбище. Одну из могил еще не успел запорошить снег. На дощатой пирамидке химическим карандашом было написано: «Капитан Сафонов В. И.». Шварцев остановился, прочитал эту запись, спросил:
— Кто он?
— Уполномоченный «Смерша».
— Они тоже бывают на передовой? — удивился старший лейтенант.
— Чаще многих других, — ответил я. — И, как правило, там, где очень трудно или совсем невыносимо…
За кладбищем был лесок. Но деревья здесь превратились в голые жерди, местами обугленные, как после пожара. И чем ближе к передовой, тем больше они были посечены пулями и осколками снарядов.
— Держись проводов, — сказал я Шварцеву, а сам приотстал, чтобы побеседовать с Шипиленко. Не выходил он у меня из головы.
Малорослый боец едва поспевал за растянувшейся
ротой.
— Устал, наверное? — спросил я его.
— Да нет… Так, немного ноги гудят.
Сказано это было с детской застенчивостью.
В ходе дальнейших расспросов выяснилось, что родом он с Кубани. Вырос на хуторе, вдали от больших дорог. Ни разу не был в городе. Окончил семь классов в соседнем селе. До призыва в армию работал в колхозе пастухом. Дома остались мать и сестра. Старший брат на фронте. Отца, хуторского активиста, убили бандиты в период коллективизации.
Мне стало жаль парнишку. Мелькнула мрачная догадка: не жилец он в окопах. Чересчур стеснителен и безответен, слишком ошеломлен необычной для него обстановкой. Захотелось помочь ему, уберечь от скорой и напрасной гибели. Стал думать, как бы и где малость придержать его на некотором удалении от переднего края, чтобы огляделся вокруг, обвык, приобрел фронтовую сноровку.
Внезапно в воздухе завыли мины. Я подал команду: «Ложись!».
Не знаю, услышал ли кто мой голос. Мины уже рвались, чуть перелетая через нас. Шипиленко лежал с зажмуренными глазами. Залп повторился. На этот раз разрывы были подальше.
— Встать! — скомандовал я. — Шагом марш!
На ходу спросил у Шипиленко:
— Не боишься?
— Боязно, дядя.
— Что? — непроизвольно вырвалось у меня. «Дядя», повторил я про себя. — Да ведь мы почти ровесники!
Подошел Шварцев.
— Скажите, где можно взять каску? У меня же ничего
пег.
— Все будет, не беспокойтесь.
Указал ему кивком на семенившего вслед за ротой Шипиленко:
— Не могли подержать такого еще два — три месяца в запасном полку?
На этот вопрос Шварцев ответил встречным вопросом:
— А вы можете сделать для него что‑нибудь подобное?
— Попытаюсь.
Шварневу, наверное, показалось, что он ослышался.
— Как вы сказали?
— Попытаюсь.
— А чем он лучше других?.. Скажете, жестоко расссуждаю? Может быть… Где сейчас разбираться: кого вперед, кого назад? Меня вот не без вашего участия сунули вперед, а почему его считаете возможным оставить позади? Всех надо вперед!..
Для продолжения дискуссии у нас недостало времени. Я увидел командира первого батальона, уже поджидавшего нас у своего блиндажа. Он поздоровался со всеми и сразу объявил:
