Хрюк: На что не рассчитывал, Гера?
Гера: Хрюк, поздравляю, мы в загробном мире.
Хрюк (огорчаясь): Разве мы умерли?
Гера: Несомненно, умерли – и все из-за тебя, толстый. Надо же оказаться таким неуклюжим: перевернуть лодку.
Маринка (продолжая всхлипывать): Так вы утонули, сволочи? Я сначала подумала, Витёк и вас порезал.
Хрюк: Мы…
Гера (быстро): Повезли тебя в больницу, но лодка опрокинулась.
Мы с Хрюком приказали долго жить.
Маринка: Все из-за водки проклятой. Напились зачем-то…
Хрюк: Гера, Гера, посмотри – я летаю!
Действительно, летает.
Гера: Прямо мотылек.
Хрюк порхает по сектору, в которой находятся они с Маринкой, и даже выпархивает в смежные сектора, где ожидают очереди другие обитатели загробного мира. Внезапно очередь слаженно передвигается в направлении двери, за которой находится… Что находится за дверью, неизвестно.
В загробном мире неизвестного еще больше, чем на земле.
Хрюк: Ух ты!
Кувыркается в воздухе.
Гера (Хрюку): Эй ты, порхающая бегемотина, далеко на всякий случай не отлетай! Мало ли что – место все-таки незнакомое. (Маринке). Слышь, Марин, а что это за дверца?
Маринка: Понятия не имею.
Гера: Народ что говорит?
Маринка: Ничего.
Гера: Так ты, подруга, ни с кем не общалась?
Маринка отрицательно мотает головой. Гера разглядывает очередь, что-то прикидывая, когда ему на голову приземляется повеселевший Хрюк.
Хрюк: Посадка завершена успешна!
Гера: Чуть шею не сломал, толстый.
Хрюк: Здесь ничего не сломаешь, Гера. Мы же на том свете!
Мы в раю!
Садится на пол с блаженной улыбкой, означающей конец земным страданиям и огорчениям. Через минуту с непоследовательностью примитивного существа спрашивает:
Мы здесь надолго?
Гера: Навеки.
Блаженная улыбка сползает с губ Хрюка. На незамысловатое чело ложится печать отрешенности.
Хрюк (доверительным тоном): Гера, я хочу хрюкнуть.
Гера: Технически невозможно. Сам соображать должен, толстый, все-таки несостоявшийся инженер-строитель… Нет, я сочувствую твоим мучениям: вечность без выпивки – так ведь и с ума сойти недолго. Кстати, в самом деле не понимаю, где обещанные райские кущи, нектар, флейтисты, нагие гурии, возлежащие на благоухающих подстилках из живых цветов…
Маринка (ворчит): Нагих ему подавай! Скажи спасибо, одетые есть.
Гера: Спасибо, конечно, но…
Очередь снова приходят в движение: кто-то исчезает за дверцей, тогда как на противоположном конце очереди с легким хлопком добавляются новопреставленные души. Сначала умерший с непривычки стонет и мечется, не осознавая, куда попал, но старожилы что-то ему объясняют, и новичок затихает, прекращает паниковать, успокаивается, словно ожидая чего-то… Не дальнейшего ли поворота судьбы?
Хрюк (печально): Как часто люди умирают.
Гера: А ты думал?
Пробует взлететь и взлетает.
Пойду полетаю, подышу свежим воздухом. А вы сидите тихонько, как мышки. Не шелохнитесь, никуда не ходите.
Хрюк: Куда отсюда уйдешь?
Маринка: Нажрались, сволочи… Лучше бы я вас не встретила.
Размазывает слезы по щекам, вспоминая прошлую жизнь.
Сцена 4
В надежде получить информацию, Гера устремляется в начало очереди.
Сходу минует несколько малоинтересных групп – в основном, уродливых стариков и старух в больничных пижамах, – пока не останавливается напротив своеобразного зрелища: развороченных взрывчаткой вьетнамцев с вещевого рынка. Один из вьетнамцев держит в руках голову – сложно разобрать, свою или чужую.
Голова вьетнамца (видя Геру, приветливо ему улыбается): Все хоросе… Все хоросе…
Гера: Нет, у этих ни черта не разузнаешь.
Перелетает к двум выясняющим отношения личностям – как сразу становится понятным, водилам.
1-й водила: Ты зачем, сука, меня подрезал? Зачем подрезал, спрашиваю?
2-й водила: Меня самого, урод, с внешней стороны подрезали. Если бы я вправо не вывернул, меня бы фура в лепешку разнесла.
1-й водила: А так не в лепешку, придурок?
Гера: Э, мужики… Случайно что-нибудь о здешних порядках не слышали?
1-й водила: Скажи, парень, ну не западло подрезáть, когда по левой полосе «Ауди» сто восемьдесят выжимает?
2-й водила: Ты, мудила с Нижнего Тагила…
Гера, плюнув, устремляется дальше. Пожилая женщина сидит погруженная в себя, сложив руки на коленочках, и просветленно улыбается.
Гера (вежливо): Здравствуйте.
Пожилая женщина: Здравствуй, сынок.
Гера: Давно здесь загораете?
Пожилая женщина: Часика полтора, как преставилась, спаси Господи и помилуй. Внучонка жалко, без бабушки остался… Тебя как зовут, сынок?
Гера: Германом.
Пожилая женщина: А моего внучонка – Володенькой. Только он помладше тебя будет.
Гера: Случайно не знаете, что за той дверью?
Показывает на дверь, в которую как раз залетают дождавшиеся очереди души. Одна из душ пытается улизнуть, однако насильно втягивается внутрь. После чего дверь наглухо захлопывается.
Пожилая женщина (увлеченно): Володечка у меня в четвертом классе учится, а второй внучок, Степочка, от Людмилы – совсем еще махонький…
Гера (теряя терпение): Бабушка, за чем стоим, не интересовались?
Пожилая женщина (с лучезарной улыбкой истинно сумасшедшей): Ты, сынок, не расстраивайся: все, все там, то есть здесь, будем. У меня знакомая, у ней тоже сынок от ветрянки помер. В институт поступил и сразу помер. Вот и мое времечко приспело, только Володеньку со Степочкой жалко, больно славные ребятишки получились. Понянчить их до окончания школы хотелось, да видно, не придется теперь…
Гера, оставляя бесполезную старуху за спиной, с расстройства минует несколько перспективных душ, приземляясь у следующей, кажущейся на первый взгляд не такой перспективной. Отдельно от всех – в полном одиночестве и прострации – дожидается очереди небритый мужчина в тренировочных штанах.
Гера (с досады не так вежливо): Привет.
Мужчина в тренировочных штанах (неожиданно внятно, даже разумно): Здравствуйте, молодой человек.
Гера: От цирроза печени скончались?
Мужчина в тренировочных штанах: От цирроза.
Гера: Как вам в раю? Не дует?
Мужчина: Здесь сквозняков нет…
Гера взлетает.
Только вы ошибаетесь: это не рай.
Взлетевший было Гера тормозит на полном ходу.
Гера: Так-так-так… А что это за место, по-вашему?
Мужчина (подтягивая спадающие тренировочные штаны): Это распределитель.
Гера: Распределитель чего? Ах, да, догадываюсь… Но вам доподлинно известно, что распределитель?
Мужчина: А по-другому быть просто не могло.
Гера: Почему так?
Мужчина: Долго объяснять. Вы, позвольте спросить, читали мои «Начала темной и светлой сторон бытия»?
Гера (удивляясь): Нет.
Мужчина: А мою «Экуменистическую теодицею с двенадцатью примечаниями»?
Гера: Увы-увы, позорная необразованность. Не читать не только вашу «Экуменистическую теодицею», но и ни одного из двенадцати примечаний к ней! Стыдно признаться, но в последнюю минуту подписался на полное собрание сочинений Льва Николаевича Толстого. Денег на вторую подписку элементарно не хватило. Но может быть, вы мне сейчас все растолкуете – если, конечно, не торопитесь?
Мужчина (подтягивая штаны): Начать с того, что имманентным эквивалентом трансцендентальности до-бытия и после-бытия является чистая субстанциональность, которой, в идеалистическом смысле, противостоит трансцендентная интеллигибельность…
Гера: У меня, видите ли, реальное экономическое образование.
Вас не затруднит пообщаться на более конкретные темы?
Мужчина: Конкретное – специфическое проявление всеобщего.
Очередь движется.
Гера: Полностью вас поддерживаю. Однако, если я правильно ухватил вашу мысль, после изъятия из распределителя, то есть пос ле попадания вон в ту дверцу (тыкает пальцем), нас всех куда-то распределят?
Мужчина (взглядывая на дверной проем, втягивающий в себя очередные души): В то место, которое по христианской теологической традиции именуется адом и раем…
