Включая кофеварку, Дебора протяжно зевнула, и снова кожа напомнила о себе. В тот же миг она пообещала себе выбросить треклятое мыло вон. Господи, что они в него добавили?
Она уже хотела взглянуть на себя в зеркало, но Рафаэль, поскуливая, начал отчаянно скрести заднюю дверь.
— Подожди немного. Уже иду. Иду, говорят тебе, — проговорила Дебора недовольно. — Сколько раз просила: закажи дверь с собачьим лазом. «Дорогая, ты знаешь, что чаще всего воры пользуются именно собачьим лазом, чтобы проникнуть в дом», — передразнила она супруга, похрапывавшего наверху, и пригрозила вслед выскользнувшей в дверь собаке. — Не дай бог ты наделаешь на участке Добсонов. Сосед тебе мигом открутит все причиндалы. Что я скажу детям, если ты вернешься кастратом?
Добсоны, Добсоны… Настоящее бедствие для Логан-драйв. Они поселились недавно, но уже успели вчинить соседям три иска. Лично Перишам достался незначительный иск за Ральфа, разрывшего норку крота у них на участке. Иск Добсонов, разумеется, был отклонен, но с тех пор Ханна даже не смотрит в сторону Деборы, если им приходится стоять в одной очереди в местном супермаркете.
«Тощая стерва, — взбодрила себя Дебора, закладывая хлеб в тостер. — Держу пари, каждое утро твой муженек просыпается весь в синяках. Не удивительно, если в твоей постели столько острых локтей и коленок».
Но кроме Ральфа была еще Белобрысая Проблема. Судя по всему, Виктору совсем не понравились Добсоны. И Дебора всерьез опасалась, как бы по почте не пришел какой-нибудь новый иск от склочных соседей. У Белобрысой Проблемы множество всяких пакостных выдумок, и если хоть одна навредит Добсонам… Вряд ли тогда Джон отделается одной вечеринкой для своего хорошего друга из адвокатской конторы, отмазавшего перед судьей Ральфа и его страсть к кротиным норкам на соседских участках.
Во время готовки она тихонько напевала, так как настроение по утрам у нее было более-менее умиротворенное:
— Му Bonnie is over the ocean,
My Bonnie is over the sea.
My Bonnie is over the ocean,
Oh, bring back my Bonnie to me…[8]
Наконец на лестнице послышались шаги Джона.
— Сегодня тебе сливки в кофе лить или поостережемся? — спросила она со скрытой иронией, еще не видя его.
— Будет достаточно простого кофе, — донеслось с лестницы. — Дети встали?
— Ты же знаешь, они никогда не поднимаются в такую рань…
Они повернулись друг к другу и разом вскрикнули. Причем Дебора выронила чайничек со сливками, и тот разорвался на полу маленькой бомбой.
— Иисусе! Что с твоим лицом, Джон?! — от души изумилась она, глядя на своеобразную белую патину, как у японской гейши, покрывавшую лицо мужа от залысин до небритого кадыка.
— А с твоим? — нахмурился супруг, никак не ожидавший от своего голоса такой позорной визгливости. — Ты что, сделала вечером маску?
— С моим?
Она бросилась к зеркалу в гостиной и, снова вскрикнув, обнаружила в его отражении точно такую же маску гейши.
— Господи, что это такое? — Дебора прикоснулась к щекам, соскребла немножко, понюхала и попробовала на вкус. — Это зубная паста. Джон, это зубная паста. Но как…
Она не успела ничего договорить, как с лестницы донеслись крики детей. Оба родителя ринулись вверх. Сьюзи, Тейлор и Питер стояли возле двери туалета и вопили, глядя друг на друга. Лица их неестественно белели в утреннем полумраке.
— Тихо! — предостерегающе крикнул глава семейства, уже успевший стереть большую часть «макияжа» мокрым кухонным полотенцем. — Замолчите все! Это просто зубная паста. Ее легко смыть. Понятно?
— Теперь все ясно! — истерично всхлипнула пятнадцатилетняя Сьюзи. У нее пастой была заляпана челка, которую она завивала весь вечер. — Это ОН! Опять ОН! Мама, папа, я так больше не могу!
Взоры всего семейства вперились в дверь в самом конце коридора.
Дебора с затаенным страхом увидела, как помрачнел муж. Такой вид у него бывал не часто. В последний раз — когда пришлось шлепнуть Питера за выброшенную в туалет действующую кредитную карточку.
— Виктор! — громко позвал он. — Выйди и объясни, что все это значит! Немедленно!
Из двери никто не показался.
— Виктор, не жди, пока я сам войду!
— Джон! — слабо пискнула Дебора, когда муж, опустив голову, с рычанием двинулся в направлении комнаты Белобрысой Проблемы.
Но у самой цели он остановился. Дебора тоже подошла. На двери висело несколько листков бумаги. На каждом было написано по одному слову:
«КТО»
«ЗАДЕТ»
«В»
«ЭТУ»
«ДВЕР»
«БУДЕТ»
«СОВСЕМ»
«ПАКОЙНИК»
«ШУТКИ»
«КОНЧИЛИСЬ»
«КОНЕЦ»
Чтобы прочесть последнее слово, супругам пришлось согнуться чуть ли не до пола. После этого они переглянулись. «Взрывчатка», — похолодев, подумал Джон Периш. «Ядовитые стрелы», — промелькнуло в голове вспотевшей Деборы Периш.
— Дети, отправляйтесь в свои комнаты, — неловко прочистив горло, приказал глава несчастного семейства.
Те подчинились, но оставили двери приоткрытыми.
Ну и что теперь? — спросила Дебора вполголоса.
— Я войду, — неуверенно ответил Джон.
— У тебя семья, — напомнила Дебора.
— Это просто смешно! Не может же он в самом деле… — нервно усмехнулся Джон, отрывая самый верхний листок.
— Ты уверен? — прищурилась Дебора.
— Он же просто подросток! Я тоже в его возрасте писал такие глупости. Он просто играет.
— В этом ты абсолютно прав, — ехидно согласилась супруга. — Он играет. Мы все здесь его игрушки. В конце концов все игрушки ломаются. Или их ломают. Он спокойно мог перерезать всем нам горло.
— Деб, ты сгущаешь краски, — глаза Джона бегали, как две испуганные мышки.
— А ты делаешь их чересчур радужными.
— Я сейчас войду туда, и мы все вместе поговорим. На работу сегодня не пойду. Позвоню в офис и возьму отгул.
— Нет, — покачала головой Дебора. — Я вызываю полицию.
— Ты в своем уме? Над нами будет смеяться весь квартал!
— Пусть смеется, лишь бы им не пришлось всех нас оплакивать. — И супруга решительно двинулась к лестнице.
Джон хотел уже было взяться за ручку двери, но в последний момент у него не хватило духу.
«Черт возьми, а если он действительно не шутит? — подумал он, чтобы спасти хотя бы остатки своей поверженной гордости и авторитета. — Нет, Дебора права. Надо что-то решать».
С этой нелегкой мыслью Джон отправился одеваться. Предстать в пижаме перед полицейскими ему совсем не хотелось. Он предпочел бы вообще не показываться им на глаза, но тогда с авторитетом в глазах детей можно было распрощаться навсегда.
