— Ни хуя себе, совсем обурел, говноед, ничтожество. Да, за такое ебанутое проявление на зоне тебя бы братва уже давно в жопу отъебла дружно, запинали бы и кинули в парашу, а тут скажи спасибо, что тебя еще учат, все объясняют до последнего. И сейчас, урод, у тебя, между прочим, есть еще шанс заработать пару штанов нормальных и булку хлеба, если раскаешься и попросишь как человек, а не как скотина. Давай, можешь начинать.
Рулониты же смотрели на это жалкое зрелище, пытаясь отследить те реакции, которые происходили внутри них.
«Да, действительно, Нарада даже перед уходом не может нормально проявиться. Казалось бы, — стал рассуждать про себя Гурун, — что сложного, просто попроси, ведь в детском садике детей даже учат говорить волшебные слова «спасибо», «пожалуйста» и все, стоит сказать человеку доброе слово, и он для тебя все сделает. Но нет, большинству людей внушают программу неудачника — бесись, требуй, показывай свой ебанутый характер, вредничай. И таким поведением человек не то что не может расположить к себе окружающих, но, наоборот, настраивает всех против себя, такой человек неприятен окружающим. Нет, я так не буду поступать».
— Спасибо тебе, Нарада, что ты есть, через тебя мне многое сейчас открылось, — сказал вслух Гурун и заплакал от состояния искренней благодарности за полученную истину.
«Вот это охуеть, какое знание сегодня открылось, — думала в это время чу-Чандра, — а ведь я всегда точно так же проявлялась и каждый раз получала за это по башке, но никак до меня не доходило, что я делаю не так. А тут в Нараде я как бы увидела себя со стороны и поняла, как это плохо. Да, вот почему всегда Учителя всех времен говорили, что важна группа развивающихся людей, которые помогают друг другу, а так человек обычно отождествлен со своими пороками и ничего сделать не может, не видит, что его развивает, а что ведет к деградации.
— Ты посмотри, Нарада, на кого ты стал похож, — обратился к ничтожеству Мудозвон, — раньше, когда ты думал об истине, о просветлении, ты же буквально светился, из тебя изливался духовный свет, твои глаза горели духовным огнем, а сейчас на кого ты стал похож — жалкий, ничтожный бомж, который задумался о своем говне, посмотри на себя, в тебе ничего человеческого не осталось, ты полон негативных эмоций: зависти, обиды, злобы, ненависти, самосожаления. И мы все видим, как тебе тяжело, как мучается твоя душа, зачем ты издеваешься над собой, ведь ты не есть эта вредность, эта мрачность, которую ты сейчас показываешь всем нам. Давай, начни каяться, если не хочешь для своего же собственного развития, то хотя бы за кусок хлеба покайся.
— Зачем я буду каяться? — пробурчало зомби с надутыми щеками, я не хочу.
— Еще бы, как же раскается он вам сейчас, — встряла чу-Чандра, — раскаяться — это значит отказаться от программы, от негативных эмоций, а для него это самое ценное, — не переставая, пиздела чу-Чандра, причем со стороны можно было заметить, что когда чу-Чандра про себя пыталась наблюдать, отслеживать свои реакции, то у нее возникало более правильное состояние, более истинное, а когда она стала поучать Нараду, то включилась одна из ебанутых ее частей. И, не смотря на то, что вроде говорила-то она все правильно, но уже сама не осознавала того, о чем говорит, не переживала, а все ее внимание ушло на внешнее, как бы выебнуться, показать себя, самоутвердиться, то есть в очередной раз включились механические части центров.
Гурун же в отличие от чу-Чандры не потерял правильного состояния, а наоборот, стал усиливать его, все больше и больше, все глубже и глубже погружаясь в самонаблюдение, в самообличение:
«Господи, как же я невежественен. Спасибо, что ты открываешь в этот миг мне глаза и показываешь мне, кто я есть на самом деле. Ведь я так же, как Нарада постоянно держусь за свое чувство значимости, за свое мнимое величие, и что самое страшное, мне легко пожертвовать чем-то материальным, я готов даже голодать целыми сутками, подвергая страданиям свою сущность, но ни за что не пожертвую тем, что даже не существует на самом деле — своими иллюзиями, дурацкими принципами, болезненным воображением. Какое же я жалкое невежественное существо», — стал плакать Гурун, ощущая в своем сердце глубокое раскаяние за свою ничтожную жизнь.
— Вот, посмотри, урод, уже все раскаялись, кроме тебя, — в точку попала Элен, — долго ты тут нам будешь нервы всем трепать. Мы бы лучше сейчас помедитировали, помолились, а мы с таким дерьмом возимся, как ты.
Со стороны подобные жесткие и далеко недвусмысленные наезды жриц на учеников среднего и младшего звена обычной завнушенной мыши могли бы показаться чересчур какими-то жестокими, бесчеловечными. Но на самом деле это была истинная помощь человеку, чтобы он не держался за свою раздутую ложную личность. И когда к тебе обращались не иначе как «скотина», «говно», «урод», «дебил» и т. п., то уже не получалось думать, что я какой-то распиздато особенный или охуительно Великий, то есть ложная личность разрушалась, а значит, должна была пробудиться сущность, если, конечно человек не давал волю негативным эмоциями и не выставлял буфера логических объяснений.
Провозившись так с уродом целую ночь, все поняли, что дальнейшее обучение не имеет смысла. Остается одно — отправлять в мир, так как таким ничтожествам не было места в Рулон-холле.
— Все, загружаемся, поехали, — скомандовала Элен.
Радостные рулониты стали запрыгивать в здоровый Хаммер. Мудя, как дежурный, пока все загружались в салон джипа, закидывал в багажник здоровые мешки с вкусным для бомжей мусором: шкурки от бананов, яблочные огрызки, засохшие куски хлеба, протухшая черная, красная икра, шкурки от киви и тому подобное.
— Эй, Мудя, ты там место для урода оставь, — напомнила ему Вонь Подретузная, имея в виду Нараду.
— А, ниче, протиснется между мешков.
— Ну, че встал, мы тебя ждать не будем, давай, быстро залазь, — заорала Ксива на Нараду, который с тупым недовольным ебальником стоял сзади Хаммера. Наконец, здоровый джип понесся по широкой идеально ровной трассе. В салоне балдела толпа рулонитов под разбитные песни истины из альбома «ВИА Секта», а в багажнике с мусором ехал урод из уродов Нарада, он же Чахлоеб ебучий, в тот момент похожий на диверсанта, посланного из Эгрегора маминистов в Эгрегор секористов.
Подъехав к помойке, Мудя стал выкидывать мусорные мешки, а вместе с ними и Нараду.
— Давай, вылазь, уже приехали, — рявкнул он на ничтожество.
— А куда я пойду? — забубнило говно.
— Пиздуй к своей любимой погани в вонючую деревню, — заорали рулониты.
— Ой, я же никогда сам никуда не ездил, — заныл придурок.
— А вот теперь жизнь тебя всему научит. Не хотел по-человечески постигать истину, нужда заставит, быстро все поймешь, — сказала Элен.
— Ой, а что я есть буду? — выпучив глаза, спросил Нарада, потихоньку врубаясь, что теперь-то с ним вовсе не шутят, что все это происходит реально, а не в воображении.
— Пороешься в помойке, там много вкусного, — крикнула чу-Чандра.
— А у меня ведь даже и одеть нечего? — не отставал гандон, уцепившись за бортик багажника.
— Помойка теперь тебя и обует, и оденет, и накормит. Все! Гуд бай, Вася! — оборвала его жестко Элен, захлопнув багажник, и Хаммер помчался дальше по дороге просветления, а урод — маминист навсегда остался на помойке жизни.
Вот так каждый человек сам выбирает свою судьбу. И Нарада сделал свой окончательный выбор, став жертвой программы зомби.
ЧАСТЬ 5. СЕЛЕНИНА (NEW)
Панки, хой! — 1
Могла ничего не спрашивать, чтобы не показаться полной дурой. Но впрочем, это итак уже все знали по ее тупому фейсу.
Вот как, оказывается, сильно действует на человека самовнушение. Замараева считает, что она не может жить без бомжа, а ведь по сути, все мужики, которые у нее жили, были бомжами; какой-то придурок думает, что он не может без сотового телефона, без «Мерседеса»; кто-то думает, что ему нужны внуки или правнуки. Кто-то мнит себя строителем коммунизма и т. д.
Но на самом деле человеку все это не нужно. Все эти ценности на самом деле выдуманные, высосанные из двадцать первого пальца. Человек может прекрасно жить и без всего этого! Без бомжа, без сотового, без «Мерса», правнука и строительства коммунизма. Человек счастлив и без всего этого. Ему все эти приложения на хуй не нужны. В детстве все были счастливы и без этого! Без всяких ограничений и условностей. Просто потому, что светит солнце, поют птички, и тебе хорошо! Просто так, без всяких приложений. Тебе ничто не мешает быть счастливым!
Но лишь тогда, когда появились эти приложения, все эти условности, то человек стал по-настоящему несчастным. Потому, что обусловленность — это несчастье, горе, а ее отсутствие, свобода — это большое счастье. Тот, кто это по-настоящему поймет — станет поистине счастливым!
