своем французском офицерском мундире. Я кричу ему:
– Тебя расстреляют, Серж, надень гражданское! Послушай меня, считай, что это приказ.
В этом неспокойном контексте каждый день может стать последним. Нужно распознавать своих и помогать им по мере возможности.
Когда мне, наконец, удается вернуться домой, я обнаруживаю, что квартира реквизирована. Из-за двери мне отвечают незнакомые голоса. Мое имя, очевидно, ничего для них не значит. Через некоторое время меня впускают. Я объясняю незнакомым людям, которые, кажется, устроились там, как дома, что я – хозяин квартиры. Мне говорят, что я ни на что не имею права, что моя жена приехала несколькими месяцами ранее и взяла то, что хотела. Я замечаю, что многие вещи исчезли, включая столовое серебро. Я пережил все годы войны, имея при себе так мало, что факт пропажи моих вещей меня волнует намного меньше, чем полное исчезновение моего прошлого. Мои жена и сын далеко, моей матери больше нет, все, что я построил с таким трудом и любовью, исчезло.
Мне обязательно нужно ехать в Ивановское. Уже не терпится увидеть своих. Не знаю, дошли ли до них те несколько писем, которые я отправил. Желание найти их, обнять не покидает меня ни днем ни тем более ночью. Но, увы, я не могу получить разрешение для того, чтобы поехать к ним. Как больно снова быть так близко, и опять не иметь возможности их увидеть!
Мне вновь уже пора уезжать…
Мне поручают доставить в Мурманск крупную партию платины вместе с объемистой корреспонденцией из французского посольства в Петрограде, кроме того я имею также поручение, в качестве поезда (Петроград – Мурманск), отвезти князя Арсена Карагеоргиевича, генерала русской армии, а также его адъютантов нашему военпреду.
Моя задача выполнена, я добираюсь до Кандалакши, порта на Белом море, где находится отряд 102-го тяжелого артиллерийского полка. На дворе стоит конец июля 1918 года. Английское командование, зная о моем совершенном владении русским языком, направляет во французскую армию просьбу о прикомандировании меня в разведывательную службу английского экспедиционного корпуса, действующего на севере страны.
Москву я больше никогда не увижу…
Глава 5
Взятие Онеги
Эрнест
Лето 1918
В самый день моего назначения в разведывательную службу английского экспедиционного корпуса мы по приказу полковника Торнхилла вышли из Соловецкого монастыря в экспедицию по Белому морю, на корабле «Архангел Михаил» с заданием высадиться на берег у Онеги, взять город и оттуда отрезать отход большевикам к Обозерской. Одновременно должно произойти наступление союзных войск на Архангельск.
В нашу группу входят полковник Торнхилл и еще шесть офицеров, а также восемь английских унтер-офицеров и солдат, один офицер и пятьдесят солдат и унтер-офицеров из Сербии (бывших военнопленных австрийской армии), тридцать русских офицеров, служащих без звания курсантами в английской армии, а также двенадцать русских солдат-добровольцев из Беломорья. Будучи единственным французом, хотя и младшим офицером, я получил в подчинение русский отряд.
Мы отправляемся из порта Кемь до острова Пурлуда 30 июля 1918 года, чтобы снизить риски мы меняем флаг на красное полотно революционеров. 31 июля в шесть часов утра мы причаливаем в Онеге, где прямо на набережной происходит перестрелка, в результате которой один враг убит, второй ранен. Мы высаживаемся и занимаем порт. Затем, разделившись на четыре группы, под руководством одного из десяти человек, вверенных мне под ответственность, мы перерезаем отходы от города, захватываем телеграфные конторы, демонтируем устройства связи и забираем находящуюся там корреспонденцию. В одиннадцать часов город занят. Оказалось, что мы столкнулись с очень слабым сопротивлением. Но увы, один из наших сербских солдат был ранен в сердце. Теперь, когда Онега в наших руках, мы освобождаем из тюрьмы православного священника, а также семнадцать поляков, они решают присоединиться к нам в качестве доб-ровольцев. Чуть позже находим еще пятерых поляков, в состоянии такого истощения, что их приходится отправить в Кемь.
В два часа дня полковник Торнхилл созывает горожан на собрание и обращается к ним, чтобы успокоить их и объяснить, что город занят временно. Цель захвата – «избавить Россию от террора и от Германии». Все призваны добровольно вступить в легион для защиты России. Мы предлагаем горожанам сформировать временный комитет, который будет отвечать за управление городом и будет избран немедленно. Население встречает выступление с энтузиазмом. Ополчение формируется тут же, и мы приступаем к вооружению и подготовке ополченцев к защите города.
Мы снимаем в местном банке под расписку сумму в 352 000 рублей сроком на два месяца, оставляя в казне частный капитал и деньги, необходимые на общественные расходы (содержание государственных служащих), всего более полутора миллиона рублей. Квитанцию подписываем мы с капитаном Хитчингом. Наша операция в Онеге сопровождается захватом оружия (автоматы, винтовки, сабли), боеприпасов и муки.
Среди бумаг, найденных в комиссариате, мы обнаруживаем удостоверения красноармейцев и списки комиссаров, солдат гвардии, вооруженных винтовками, и добровольцев. В течение дня шестьдесят подозреваемых из этого списка арестованы, одиннадцать из них отправлены в Кемь на борту «Архангела Михаила» под конвоем, остальные отпущены. Членов специальной комиссии по борьбе с контрреволюционными силами, терроризировавшими жителей Онеги, найти не удается. Вскоре выясняется, что они бежали в восемь часов утра на моторной лодке вверх по реке, на борту лодки, в частности, находится Попов, самый грозный из них. Отъезд этого комиссара, человека столь же умного, сколь и умелого, отчасти объясняет относительную легкость, с которой мы взяли порт и город Онегу. К этому добавляется тот факт, что пулеметчики вместе с остальными красноармейцами плясали и выпивали до трех часов ночи, так что к моменту нашего прибытия они по большей части просто спали…
«В этом аромате есть все, что она ищет: женственность, но выраженная иначе чем это делали ранее, неподвластная времени элегантность – это новый, оригинальный аромат, который раскрывает свои многочисленные грани по мере того, как мы знакомимся с ним»
На следующий день, 1 августа, отряд, предваряемый авангардом из пятнадцати поляков, выдвигается пешком в Порог и прибывает туда в шесть часов, сразу же занимает почту и телеграф, при этом раздаются выстрелы с противоположного берега, вероятно, стреляет банда Попова. Нас встречают два члена местной комиссии, чтобы узнать о наших намерениях. Рассказывают, что Попов, приехавший накануне ночью, заявил перед жителями, что мы учинили расправу над населением Онеги. Он предостерег их от любых форм сотрудничества: любая помощь лошадьми и транспортными средствами будет строго пресекаться. Тем не менее мы получаем, несмотря на угрозу Попова, около шестидесяти фур и лошадей, что уже немало. Терроризируемые большевиками жители боятся, что мы также возьмем их хлеб, их скот и
