Скопа сказал мечтательно:
— Хорошо бы. На такой байме отточили бы умение делать красивые вещи… Но, увы, нас держит за горло заказчик, так что надо делать то, что делаем. И пищать между молотом бесконфликтности и наковальней суперконфликтности!
Через два дня Королев позвонил снова, сообщил, что Корневицкий, так зовут его знакомого олигарха, прямо сейчас выкраивает время, чтобы приехать к нам. Голос Королева прямо дрожал от холуйского умиления, из-за чего он сам стал еще противнее, а магната я заранее возненавидел.
— И что, — спросил я, — даже речи не может быть, чтобы договориться о встрече? А вот прямо щас, когда тот восхотел?
— Ты дурак? — завопил он. — С такими людьми так не разговаривают! Я же тебе сказал, кто он такой!
— Да знаю, знаю, — ответил я, морщась. — И кто ты, знаю…
Едва я положил трубку, раздался новый звонок. Милый женский голосок, ухитряясь оставаться строгим и деловым, сообщил вежливо и коротко, что согласно предыдущей договоренности господин Корневицкий сейчас выезжает к господу Черноволу и будет у него через тридцать пять минут.
— О’кей, — сказал я обреченно. — Жду.
Положив трубку, я тут же погуглил, инфа только официальная, везде ничего не говорящие мне перечни долей в процентах каких-то активов, акций, пифов, а еще длинный список компаний, которые ему принадлежат.
Вздохнув, я вышел в офис, ровный гул десятков компов действует успокаивающе, невольно подошел к окну и стал смотреть вниз на стоянку. Рядом Тимур темпераментно доказывает Скопе, что нужно создавать силами самих игроков отдельные зоны «для взрослых». Засилье малолетней шпаны в онлайновых играх — одна из причин, по которой в баймы не любят приходить взрослые люди. С другой стороны, эта малышня составляет основной контингент любых игр, индустрия держится на них…
— Пока что на них, — уточнил Скопа.
— Пока что, — согласился Тимур непривычно мирно. — Но еще долго они будут основным составом. Пока сами не перейдут в стаз взрослых. Но и тогда не станут большинством, так как семья, работа, командировки, заботы по обустройству детей, племянников… А у детишек всегда больше времени. Как у нынешних, так и тех, кто придет потом. Но уже сейчас надо создавать благоприятные условия для взрослых.
Скопа спросил безнадежно:
— Как? Пространство баймы едино для всех.
Тимур развел руками:
— Еще не придумал. Давайте поломаем головы вместе. Вон шеф стоит, ни хрена не делает, его запряжем. У него тоже голова есть, значит, ее можно как-то включить. Мы с тобой и шеф — уже два с половиной человека, все-таки больше, чем двое… Может быть, начинать плясать от доктрины закрытых домов? Сейчас вы позволяете заходить в свою квартиру избранным друзьям, одному-двум даже дозволяете двигать мебель. У всех разные степени допуска… А если такое же применить к целым городским районам? Затем — к городам?.. А если нас наберется много? Целые регионы можем объявить «зоной для взрослых»!
— Так не годится, обидятся.
Роман прислушался, вставил и свои пять копеек:
— Да и не определить возраст! Можно только по косвенному признаку: ведет себя прилично — взрослый, а если нет — мальчишка. Вообще мальчишек отличить довольно просто.
— Хорошо воспитанных, — возразил Тимур живо, — трудно.
— Ну, — протянул Скопа, — хорошо воспитанным путь не заказан. Мы же не будем ходить голыми и предаваться скотоложеству…
Гулько фыркнул:
— А почему нет? Отстаешь от жизни. Голыми уже начинают ходить и у нас, а скотоложество узаконено в Голландии, Франции, Швеции… скоро и до нас докатится. Мальчишки это уже знают… в отличие от тебя. И относятся довольно равнодушно к такому времяпрепровождению. К счастью, у них здоровый вкус — предпочитают трахать одноклассниц. Шеф, о чем думаешь? Что-нибудь стратегическое?
Я сказал вяло:
— Да, конечно.
— А можно полюбопытствовать?
— Ладно, любопытствуй, — разрешил я.
Он спросил сердито:
— Мелочами занимаемся мы, серая масса. А начальство изволит подумывать, как увеличить приток инвестиций? Или завлечь больше игроков?
— Верно, — ответил я безучастно и снова посмотрел в окно.
— И какие идеи, если не секрет?
Я буркнул:
— Ну, к примеру, самые большие деньги, просто агромадные, загребет та фирма, которая первой догадается привлечь в игру категорию граждан, которые просто должны играть… так как им вообще делать не хрена!
Гулько спросил с недоумением:
— О ком ты?
— Подумай, — ответил я злорадно. — Что это я всегда самый умный? Мне на Олимпе совсем одиноко…
Гулько подумал, спросил нерешительно:
— Инвалиды?
— Тепло-тепло, — сказал я поощрительно, но, так как Гулько и Тимур со Скопой ничего больше не смогли выжать, сжалился: — Эх вы… программисты! Я говорю о пенсионерах. Во всех развитых странах их четверть населения! Представляешь, каждый четвертый ни хрена не делает. Это же самое то для нас! Беда в том, что пенсионеры в молодости компов не видели, а теперь боятся непонятного инета, которого все еще называют интернетом, даже с прописной — Интернетом! Вот если пенсионеров охватить… эх! Их только в России двадцать пять миллионов. Но ни один не играет, хотя это наши потенциальные игроки…
Гулько насупился, буркнул:
— На пенсию наших пенсионеров не поиграешь.
— Но могут западные, — сказал Тимур, моментально подхватив мою идею, — у них пенсии высокие, а время девать некуда. Им нужно только всобачить как-то нашу игру, старики все недоверчивые, а потом их за уши не оттянешь.
Гулько возразил:
— Нет, для стариков нужно создать сперва условия в байме. Их вряд ли заинтересует спинномозговушка. Им что-то вроде клуба знакомств, чтобы собраться и попи… поговорить о вконец опустившейся молодежи, о бесстыднице Ане Межелайтис, что вышла на сцену без платья, к тому же забыла надеть трусы, о восьмой жене Авделая Иванова…
Глава 14
Внизу, с улицы, свернули и въехали во двор два черных «мерседеса» с темными стеклами. Из них быстро вышли крепкие поджарые парни и, разойдясь в стороны, встали спинами к середине. Все в добротных темных костюмах, в одинаковых солнцезащитных очках, осовремененный вариант тонтон-макутов. Третья машина подъехала к самому подъезду. Один из парней моментально очутился около правой дверцы и распахнул, прикрывая выходящего широкой спиной.
За моей спиной появились Тимур и Роман, прилипли к окну. Из машины вылез солидный мужчина лет пятидесяти, вид хозяйский, в светлой рубашке с легкомысленным рисунком, в светлых брюках и в мокасинах. Нимало не опасаясь, что подстрелят с крыши или из окон, он с интересом осмотрел двор и наше здание. Телохранители взбежали по ступенькам и распахнули дверь.
Затем он поднялся на крыльцо и пропал из виду. Тимур спросил благоговейным шепотом:
— Это кто?
— По слухам, денежный мешок, — ответил я.
Он скривился:
— Ой…
— Что случилось? — спросил я.
— Володя, — сказал он тихо, — только не продавайся.
— Дешево?
— Ну да. Мы ж не голодаем?
— Почти.
— А худеть полезно…
Дверь распахнулась, первым заглянул телохранитель, тут же исчез, в коридоре послышались ровные шаги. Через порог шагнул тот, кого Леонид называл слонярой. Мы встретились взглядами, я ощутил, как по телу пробежал озноб. На меня смотрел сильный и беспощадный человек, умеющий ломать любые преграды с силой слона и целеустремленностью ящера. Мне он показался больше похожим на капитана команды футболистов, чем на бизнесмена.
— Владимир Черновол? — спросил он. — Я — Герман Корневицкий. Герман Юрьевич. Мне о вас говорил ваш старый школьный приятель. Думаю, обо мне тоже сказал.
Я указал на дверь моего кабинета:
— Проходите, а то здесь слишком шумно.
Он кивнул, оглянулся, только сейчас я заметил, как через порог переступил и скромно остановился низенький толстенький человечек в больших очках и с толстой папкой в руках.
— Мой помощник, — сказал Корневицкий небрежно, — он в курсе всех моих дел. Его жена и дети у меня в заложниках… га-га-га!.. так что не заложит.
Я кивнул, признавая право олигарха ходить с оруженосцем или пажом, а может, и с личным виночерпием, как любил прогуливаться всемогущий Зевс.
Они молча прошли в мой кабинет, я придержал дверь и крикнул:
— Тимур, Тарас!..
Когда они вошли, немножко стесняясь, я сказал твердо:
— Мои помощники и доверенные люди. И тоже в курсе всех дел.
Корневицкий кивнул им снисходительно-дружелюбно, обошел стол и солидно опустился в мое жалобно скрипнувшее кресло. От олигарха волнами пошла мощная аура силы и власти. Я вдруг ощутил желание щелкнуть каблуками и потому, озлившись на себя, сел в кресло напротив и, тоже развалившись, посмотрел на него в упор.
