в регистратуру.
— Запишите мой прием на его полис, — передал он карточку на имя Ивана Терентьева медсестре с идеальной кожей.
Юрий оставил Ивана в холле, широкими шагами спеша в кабинет. Иван занял свободное место около аквариума.
Через полчаса к нему подошел Юрий и сел рядом. Он долго смотрел на рыбок, бездумно плывущих между искусственными преградами.
— Первый раз вижу, чтобы человек сознательно себя так губил, — наконец проговорил Юрий. — Ты же знаешь, что к нам подобный контингент не ходит. Она, кстати, всего на четыре года младше тебя. Поздравляю, наконец, хоть кто-то твоего поколения.
— У нас с ней ничего нет.
— Что, просто друзья?
— Нет, просто, — пожал плечами Иван, подавляя в себе нетерпение от пространных речей друга.
— То, что она почти анорексичка, думаю, ты и так знаешь. Очень плохо с нервами, рефлексы отрабатывает вяло.
— Не грузи, давай по сути.
— Так я и так максимально упрощаю. Я составлю план лечения, но, боюсь, что она не сможет это потянуть.
— Разберемся.
— Уж не решил ли ты за нее заплатить? Я тебя скоро к психиатру сдам с твоим синдромом Дон-Кихота.
— Давай список, Борменталь.
— Нет, список назначений я передам ей, врачебная тайна. А уж как она себя поведет, не знаю. Одно могу сказать, что девочка гордая, имей в виду.
— Разве это плохо?
— Для нее — да. Ладно, в следующую субботу как всегда, а?
— Посмотрим, могу уехать в командировку.
— Давай, созвонимся, — Юрий пожал ему руку и тем же бодрым шагом скрылся в коридорах клиники.
Вскоре появилась Алена, побледневшая и напряженная. Она села рядом с ним, сжимая в руках свернутый в четыре раза лист бумаги.
— Дай посмотреть, — Иван протянул руку к листку.
— Не надо, — Алена помотала головой, отводя взгляд в сторону. — Зачем ты меня сюда привез? Сколько я тебе должна за прием?
— Ты мне ничего не должна, — Иван выхватил листок из ее дрожащих пальцев и бегло пробежался по нему.
— Не делай так больше, — тихо проговорила она, гневно сверкнув на него глазами, но не стала вырывать листок обратно.
Он спрятал лист назначений к себе в сумку и пошел за вещами. Идеальная медсестра вежливо попрощалась с ними, пожелав хорошего дня.
— Что теперь? — спросила она его, ожидая, пока он докурит.
— Надо все это купить.
— Но у меня нет таких денег! Даже представить не могу, сколько это все стоит, — затараторила она.
— Я куплю, ничего страшного.
— Я тебе все отдам, слышишь? С каждой зарплаты…
— Хорошо, только отдашь все сразу, я тебе не банк.
Они сели в машину, Иван набросал заказ на сайте аптеки, переругиваясь с неудобным планшетом. Эта детская непосредственность при общении с техникой развеселила Алену, и она открыто смеялась над его особо выдающимися выпадами. Ее поведение его нисколько не смущало, скорее он сам стал улыбаться своему глупому гневу.
— Завтра все привезу, после двух. Дома будешь?
— Да, конечно. Тогда до завтра? — она дернулась выйти из машины, но остановилась из-за его удивленного взгляда.
— Я тебе уже так надоел?
— Нет, просто ты и так для меня много сделал, не хотела тебя еще больше задерживать. У тебя и без меня есть дела, — неумело, дивясь фальши своего голоса, оправдывалась она.
— Да нет у меня никаких дел! — с досадой проговорил он, уставившись в левое зеркало заднего вида.
— Пойдем, погуляем? Тут так красиво? — она дотронулась до его ладони, укоряя себя за неверие в его искренность.
Они вышли из теплой машины, Алена взяла его под руку и повела вниз по переулку к набережной. Ветер задувал им сзади, подгоняя их неспешную ходьбу, под ногами была слякоть, перемешанная со свежим снегом. Редкие машины проносились рядом, исчезая блестящими силуэтами в закоулках старой Москвы.
— А кем ты работаешь? — спросила Алена, после того, как они перебежали на другую сторону дороги, скрываясь, от потерявшегося на просторе ветра.
— Продавцом.
— Ну и как? Тебе это нравится?
— Как? Вроде успешно. Работа не должна нравиться, она должна хотя бы не вызывать отвращения.
— Фу, какой ты грубый. Зачем же ты этим занимаешься?
— Затем же, зачем и ты, зарабатываю деньги. То, что мне нравится, денег не приносит.
— А что тебе нравится? Расскажи, а?
— Я тебе покажу, но только после того, как ты пройдешь весь курс.
— А ты, оказывается, мужчина с загадкой.
— Тебе не идет такая риторика.
— А какая риторика мне идет? Откуда ты знаешь, что мне идет?
— Знаю. Не выпендривайся, я же ничего от тебя не требую.
— А может это меня как раз и злит?
— Злись, сколько влезет.
— Хорошо, забыли. Давай начнем заново. Меня зовут Алена, а ты Иван.
— Пока все верно.
— А сколько тебе лет?
— Тридцать пять. А тебе?
— Ну, женщинам же…
— Так сколько?
— Страшно и сказать, уже тридцать один год.
— Ты плохо выглядишь.
— А ты хам, тебе не говорили об этом.
— Говорили, но это не меняет сути. Ты действительно плохо выглядишь, хотя и очень красивая.
— Вот и как мне теперь быть? То ли нахамил, то ли комплимент сделал?
— Пусть будет комплимент.
— Все с тобой понятно.
— Что понятно.
— Именно поэтому ты и не женат. С женщинами нельзя так прямолинейно разговаривать.
— А тебе бы хотелось, чтобы тебе все время врали?
— А причем тут я, я же в общем говорю.
— Ну а чего хотелось бы тебе? — он остановился и повернулся к ней.
— Я не люблю, когда мне врут, — сверкнула глазами Алена.
— Тебе не вру, но тебе это тоже не нравится.
— Да, не нравится. И нравится.
Они остановились около небольшого кафе с заманчивыми запахами итальянской пиццы. Не спрашивая, Иван повел Алену на запах. В кафе Иван преобразился, из замкнутого с виду человека он предстал перед ней интересным и веселым собеседником, знающим бесчисленное количество баек про работу на Севере, таежную охоту и зимнюю рыбалку — про все, что было настолько далеко от ее жизни и непонятно, но его рассказы рисовали перед ней небывалые картины, заставлявшие живо переживать порой курьезные приключения героев. Иван не стал лукавить и сразу объявил, что он никогда не был участником этого праздника жизни, большее, на что его хватило, так это на зимнюю рыбалку на омуля в марте на Байкале, в самую темную ночь, когда не видно ни одной звезды. Сначала они долго ехали до «рыбного места», потом, обливаясь потом на тридцати градусном морозе, для Алены это было настолько неожиданно, она никак не могла себе представить, что в такой мороз может быть настолько жарко, ей, как человеку выросшему далеко от северных ветров, в бескрайних просторах Белгородского
