— Думаю, твой брат был бы не против, — уклончиво ответила я и улыбнулась шире, на что Анька фыркнула и закатила глаза.
— Можно подумать, его кто-то спрашивать собирается!
Нет, все-таки, у Циммерман-младшей тоже порой проскакивает акцент, но эта деталь лишь придает интриги ее образу в моих глазах. Этакая девушка-загадка.
Не успела я и глазом моргнуть, как Анька, хихикнув и мертвой хваткой уцепившись в мою ладонь, потянула меня за собой. Перед глазами с бешеной скоростью замелькали ступеньки. Мы бежали так быстро, что казалось: еще немного и я точно споткнусь! В боку нещадно закололо, а дыхание сперло. Хотя казалось бы: четвертый этаж всего! Стареешь ты что ли, Лида?..
Оказавшись на лестничной клетке, я сразу заподозрила что-то неладное. В груди что-то екнуло, хорошего настроя как не бывало. Едва заметная щель в дверном проеме, смутно знакомый запах женских духов… И меня неуловимо замутило.
— Эге-гей, брательник! Чего дверь открыта?
Анька толкнула дверь, пригласительным жестом пропуская меня вперед. Но не тут-то было! Через долю секунды мы обе замерли, как вкопанные. А точнее сказать — замерли все четверо. Потому что в прихожей, с приспущенной с плеч шубой стояла Софи. В объятиях Штефана. Или точнее сказать — висела на нем? И надо было нам с Анькой прийти в столь пикантный момент — парочка неистово целовалась, явно собираясь продолжить начатое в другом месте.
Софи нехотя, нарочито медленно выпустила губу Штефана, награждая меня взглядом победительницы. А я закусила свою. До отрезвляющей боли, — потому что лишь она была способна удержать меня в пределах реальности. И не дать скатиться позорной влаге по щекам.
Уж не знаю, сколько мы стояли так — в немой тишине. Одну минуту? Может, две? Меня трясло. Эмоции разрывали, буквально требуя освобождения. Но вместе с тем я будто окаменела. Не покидало ощущение, будто меня предали. А может, я просто нафантазировала? Подсунула себе же желаемое подспудно за действительное? И не было с его стороны ничего, кроме потребительского отношения?..
С горем пополам собрав чувства в кучку, я нашла в себе силы заговорить.
— Зачем? — на негнущихся ногах подошла к нему и спросила так спокойно, так просто, но притом испытующе глядя в его бесстыжие синие глаза. — Зачем ты наврал им, будто я твоя девушка? Чтобы переложить ответственность о вашем «расставании» на чужие плечи? Хорошо. Допустим, это я понимаю. Хотя едва ли. Но потрудись объяснить, какого лешего ты морочил голову мне? Зачем было врать? Зачем ты все это время вливал в мою душу яд? Зачем был нужен этот дешевый спектакль?
И еще тысяча «зачем» вертелась на языке. Сердце стучало в горле, в ушах, — где угодно, только не там, где надо. Во рту вдруг пересохло и отчего-то сделалось горько. Я замолчала на короткий миг, бессильно сжимая кулаки. Затем кивнула на довольную Софию за его плечом и усмехнулась:
— Хотел заставить ее ревновать? А я, значит, всего лишь разменная монета. Средство для достижения цели, — кивнула я и снова посмотрела в упор. — Супер, что тут еще сказать. Разве только: счастливо оставаться? Ну, а что. У вас ведь снова идиллия, как погляжу.
Говорила я по-русски. Штефан не перебивал, слушал молча, избегая смотреть мне в глаза. И несмотря на мои старания не пересекаться взглядом с черноволосой гадиной, я все-таки не могла не заметить, как периодически вытягивается ее наштукатуренное лицо. По всей видимости, она пыталась понять настрой нашего разговора, и в большей степени ей это удалось. Хотя разговором это назвать язык не поворачивается.
— Принцесса… — завел он наконец, одной рукой потирая лицо, будто опоминаясь, а другой почему-то держа Софию за спиной.
«Принцесса»?! Как он смеет?!
— Да пошел ты! — в сердцах рявкнула я и пулей вылетела из злополучной квартиры.
Анька тоже отмерла. Она попятилась, и в последний момент я краем уха уловила ее негодующее шипение:
— Ну и придурок же ты, братишка!
Я выбежала на улицу, по пути едва не подвернув ногу на лестнице. Прохладный воздух остудил горящее лицо. Согнувшись пополам, я постаралась отдышаться, сбросить с груди балласт обиды и неоправданных надежд. Но не разрыдаться. Ни в коем случае не разрыдаться!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вдох, выдох…
Вот так-то, Лида. Хотела малость развеяться, а по итогу почти влюбилась в донжуана и оказалась втянута в Санта-Барбару местного розлива. Что теперь? Да ничего. С Костей у нас хотя бы были отношения и планы на будущее, а тут что? Имела ли я вообще хоть какое-то право требовать от него объяснений? Не знаю. В любом случае, остается просто жить дальше… без него. Зато с еще одним разочарованием в копилке таковых.
Анька подбежала и крепко обняла меня, буквально заставляя разогнуться. Потом отстранила на расстояние вытянутых рук и, не выпуская моих плеч, тихо-тихо попросила:
— Лид, прости дебила. Дай ему шанс. Пожалуйста. Я уверена, во всем вино…
— Не надо, Ань, — поморщилась я, прерывая. — Я видела то, что видела. Он взрослый человек, в конце концов, если бы был против — ее бы там не было.
Воцарилось тяжелое молчание. Анька сверлила меня взглядом, в котором плескалась надежда.
— И что теперь? Ты же любишь его, — козырнула наконец, очевидно, понимая, что простыми уговорами тут не поможешь. — Вы оба друг друга любите, это видно даже слепому!
— Ничего, — меланхолично изрекла я, хотя при других обстоятельствах обязательно бы поспорила насчет любви. Со стороны ее братца так точно. — Любовь — не опухоль, рассосется. Время лечит многое, так что… Все хорошо. А пока — в аэропорт, в аэропорт…
Анька снова обняла меня, на сей раз без былой горячности, и прошептала:
— Мне жаль, что так вышло.
— Твоей вины тут нет, — заверила я машинально, тут же ловя себя на мысли, что не мне в сложившейся ситуации утешать.
— Напиши, как долетишь.
Говорить становилось труднее. Я молча кивнула, закрыв глаза. И в тот же миг поняла, что проиграла: по щеке скатилась одинокая слезинка.
28
«Ну, вот и все.
Родная земля под ногами.
Впору вдохнуть поглубже и забыть об очередной глупой затее, обернувшейся, как всегда, ничем», — это были первые мои мысли по прилету, а точнее, по выходу из самолета. Думать же о том, что мне второй раз повезло с билетами (пришлось поменять свой на более ранний рейс) категорически не хотелось. Равно как и о Штефане, Софии…
О тех днях в принципе.
В груди ширилась пустота. Тихая. Тоскливая пустота.
«Казалось, мы достигли дна, — как снизу постучали». Очень к месту, черт возьми.
Ну почему мне так не везет на мужиков? И главное, что один, что другой, — как под копирку. Что со мной не так? Что я делаю не так? Неужели среди семи миллиардов никогда не найдется второго такого же идиота, как я?..
Мысли метались.
Придя домой, первым делом я набрала горячую ванну и, уже нежась в ароматной пенке, набрала подруг. То есть пока только Ваську, на том простом основании, что из всех подруг Беда была мне ближе. Значительно ближе. Как называли это в школьные годы — лучшая подруга. Да, что-то вроде того. За исключением всех этих наивных обетов в духе: «клянусь, что мы никогда-никогда не поссоримся» со скрещенными пальцами и важными минами.
— Какие люди, — нараспев сказала Васька, даже не стараясь скрыть иронии в голосе. — Ты где была, мать? Звоню тебе, говорит, недоступна. Уже весь твой профиль на Фейсбук заспамила, а ты туда даже не заходишь! Дома тебя не найти, на работе не появляешься. Нормально вообще?
Я в изнеможении закатила глаза. Конечно, мне было стыдно за свое поведение, но каяться прямо сейчас не было никакого желания.
— Прости.
Васька если и намеревалась устроить мне бучу (а она явно намеревалась, судя по недовольному тону «мамочки»), то услышав одно короткое слово и мой бесцветный голос — насторожилась.
— Лидок?.. У тебя все хорошо?
— Да, все отлично, — отозвалась я. — Просто устала с дороги. Звоню, кстати, сказать, что я вернулась.
