Рядом стоял Азиз, и глаза его сверкали: я проиграл – расформировать группу не вышло, а вот Азиз мне начал не нравиться всерьез.
– Еще раз повторяю. – Я грозно нахмурил брови. – Держимся вместе, никто не отстает, и идем очень быстро вот за этим человеком. – Я кивнул в сторону капитана. – Это эвакуация, нам необходимо срочно покинуть город, всем ясно?
– А где наши верблюды?! Там мои вещи есть! – Язык Дроновой слегка заплетался.
– Верблюды уже в точке эвакуации. Живее, живее!
Я искренне надеялся, что все так и есть, как я сказал.
Гомонящей и разболтанной шеренгой вышли мы из отеля «Гладиатор», как я искренне надеялся, в последний раз… Сенька… Да хрен с ним… дуралей… однако он всегда выкручивался…
– За мной, – неожиданно зычным голосом скомандовал капитан, – спокойным, но быстрым шагом!
Видать, он имел опыт общения с колонной гражданских.
Мы напоминали мне заблудившихся туристов, потерявших свой отель, которых ведет некий сейвер[6], призывающий всех к спокойствию.
Шумной толпой мы двигались к центру, за капитаном. Как я ни пытался наводить порядок и тишину – увы, все было тщетно. Наша группа слишком привлекала к себе внимание хотя бы своей массовостью.
Я старался всех раздражать – шел сзади и подгонял, иногда и легким подталкиванием. Ирина предусмотрительно шла рядом.
Я нервничал – глядя на пустынные утренние улицы Персеполиса, я бормотал вполголоса «все-все, до свиданья». Я хотел немедленно оказаться не тут, взять всех туристов, уменьшить их до размера шахматных фигур – и положить к себе в карман… И бежать…
Узкие шлакоблочные стены сменялись кирпичом и пластиком. Гулко отбивали подошвы сапог ритм по мостовой… Редко я видел в отдыхающих такое единство…
Вдруг… у меня случилось дежавю: мостовая… кривые улочки… группа, шагающая почти в колонну… «В Праге был двадцать первый день месяца адара пять тысяч триста сорокового года, полдень, – раздался голос, как я и ожидал, откуда-то сверху, – иначе – март одна тысяча пятьсот восьмидесятого! Ровно в полночь перед этим пражский раввин, великий каббалист Леви бен Бецалель создал своего Голема…»
Но никто не выглядывал из окон.
Кратер притих… Ветер обжигал холодом лицо. Тишину нарушал только треск ветряных генераторов и гулкое гавканье собак…
Всю эту дурацкую поездку меня преследуют одни неприятности… Ничто из задуманного не воплощается. Как мы вообще смогли при таких раскладах остаться живыми? Видно, хаос мешает даже смерти…
Автоматика вырубила вентиляцию в отеле «Гладиатор», мой баллончик уже должен был усыпить всю охрану, и я с Ириной…
– Еще два квартала… – выдохнул облачко пара молодой капитан.
Пару раз мы с полковником отгоняли от группы пьяных попрошаек, которые бесцеремонно хватали туристов за руки и даже пытались дергать застежки карманов на рюкзаках. Мне даже пришлось использовать приклад автомата, чтобы придать убедительность своим доводам.
Дронова, еще не окончательно протрезвевшая, поливала попрошаек отборной руганью, и они отвечали ей тем же. Ирине пришлось ее одернуть.
В вечерней прохладе от туристов уже шел пар – шагали все очень быстро, даже полячка и англичанин.
– Куда бежим, почему бежим? – задыхаясь, бормотала Аюми под топот сапог по булыжной мостовой. Она опасливо озиралась по сторонам и пыталась спрятать голову в плечи.
Свет почти не горел, и только призрачное сияние облаков и краешек неба, где укрылся восход над восточной стеной кратера, давали какое-то освещение.
Капитан свернул во дворы каких-то поржавевших бочкообразных строений неясного назначения (не хотелось бы думать, что там живут люди), и под кудахтанье разбуженных кур и гавканье домашних церберов мы пересекли залитую мазутом площадку с ржавым остовом пассажирского автобуса с заделанными пластиком окнами.
Капитан подвел нас к зданию из гофрированного металла с надписью «Ангар Городского ополчения. Вход по пропускам».
Он отворил массивную дверь, которая резко заскрипела в предутренней тишине.
В ангаре было темно, и поступил приказ зажечь фонари. Наконец наш провожатый осветил ярким пятном света кирпичную будку с дверцей. Это оказался вход в уже знакомое нам подземелье. Оно произвело на туристов неизгладимое впечатление: у Аюми на время даже пропала паника.
Внизу, в тоннеле, никакого транспорта не было, и мы продолжили путь пешком, наполняя пространство вокруг гулким эхом шагов и шорохами. Все притихли, поглощенные этой какофонией звуков.
В коридорах горел тусклый и редкий свет, поэтому фонарей не выключали.
Вдруг из-за очередного поворота стали появляться шагающие нам наперерез темные силуэты людей. Нас ослепили встречным светом фонарей.
– Приказ восемнадцать! – громко сказал капитан.
– Приказ одиннадцать, – хрипло ответил голос со своеобразным акцентом.
Я понял, что перед нами Диего со товарищи.
– Все в порядке, Странный? – Диего был облачен в неуклюжий черный комбез военно-космических сил с тяжелым бронежилетом и эмблемой десанта: такие иногда носили паладины. Сзади у него висел здоровенный рюкзак. Со стороны Диего напоминал космонавта, впервые высаженного на Луну.
В окружении здоровяков-телохранителей он даже больше походил на приземистый луноход.
– Все в порядке, Диего-амиго, – заверил я, – все в сборе.
– Тогда надо спешить, – пыхтя, ответил тот.
И мы опять начали спешить. Телохранители Диего выстроились в вытянутое каре, немного прикрывая нашу группу с фронта.
– Я так торопился… так торопился… – тараторил Диего. – Слушай, а может, никакого кипиша и не будет, а, Странный?
– Мне тут делать нечего, – проворчал я, – а ты как знаешь…
– Да вот в том-то и дело… – Судя по всему, Диего слабо представлял себе свои дальнейшие действия. – Ведь мы же не виноваты… а этот хмырь… ну… Дарби… Это даже и неплохо, что убили Тэда: мне его не жаль. – Последние слова он произнес почти шепотом. – Просто мы можем укрыться на время в нашем охотничьем поселке – он тут рядом… Нас в обиду не дадут, да и утрясется все… Я не думаю, что Дарби… Мы с тобой идеально управились бы с городом… Подумай, Странный…
– Слушай, Диего! – не выдержал я. – А людей мне куда девать? Если Охотники будут бросать туристов, у них не будет работы… Одним собирательством на Марсе не протянешь. Да и, прости уж, не больно-то я люблю административные должности…
– Вот так всегда, – пожаловался губернатор. – Умный человек управлять не хочет, а наглый и тупой – рвется… Жалко…
Я посмотрел на Диего с некоторым оттенком уважения…
Пахло сыростью, и где-то стрекотали крысы: мы шагали, как мне казалось, наугад.
Вот коридор повернул влево, и мы увидели в тусклом освещении надпись: «Резервуар токсичных отходов». Железные ворота были украшены черно-оранжевыми полосами, а в центре красовался значок химической опасности.
Кто-то из свиты губернатора набрал нужное сочетание цифр на панели возле двери, что была врезана в ворота, раздался писк на три тона, и дверь отворилась…
Мы вошли в кромешную тьму. Туристы замешкались у двери.
– Черт, генератор законсервирован, – услышал я голос одного из охранников.
– Так пойди и включи его, Барт, – назидательно посоветовал Диего.
Нашлемные фонари освещали бетонный пол, а от двери тянулась бледно-розовая полоса – свет из коридора. Мне казалось, что в темноте порхают красные светлячки, словно огоньки сигарет. От сырости неприятно покалывало позвоночник.
Вдруг света заметно убавилось, и раздался металлический лязг – это захлопнулся вход в помещение.
– Какого хрена!.. – услышал я возглас Диего.
И тут вспыхнули яркие пятна света, осветив большое пространство, прореженное подпорками из сетчатых конструкций, и прозвучал громкий голос, отразившийся эхом от каменных стен:
– Всем оставаться на местах, без глупостей, у нас пять пулеметов, дверь блокирована…
Раздались крики, я зажмурился… Кто-то из охраны Диего выпустил автоматную очередь, которая раскатистым эхом зазвенела в ушах. Одно яркое пятно погасло.
В ответ раздалось глухое прерывистое стаккато пулеметной очереди: кто-то хрипло взвыл, и послышался звук падающего тела.
В это время я скинул рюкзак и нащупал локоть Ирины, повалив ее на пол уже второй раз за этот долбаный день. Она вскрикнула, а вокруг загомонили на разные голоса.
– Не стреляйте! – крикнула Лайла.
– Какого хрена! – взвизгнула Дронова.
– Всем на пол, живо! – приказал я.
– Нет-нет-нет, – бормотала японка…
– Это кому там делать нехрен? – крикнул Йорген, передергивая затвор.
– Я – губернатор Персеполиса! – кричал Диего, закрыв ладонями лицо.
– Вот вас-то мы и ждем, – раздался вновь голос, исходящий из ярких пятен света.
Мои глаза постепенно привыкали к свету, я приподнял голову.
– Чем обязаны счастью встретить нашего любимого пиар-директора из метрополии? – Я понял, что моя антипатия к Дарби приняла совершенно конкретные формы.
