— И чем же тебе нравится Ламетри? — спросила Есения, садясь рядом с Джойсом на диван и забирая у него листок с ручкой.
Умник уселся в кресло напротив и внимательно читал «вверх ногами» то, что пишет девушка.
— У меня всегда вызывали восхищение люди, которые имели смелость следовать своим путем, невзирая на общественное мнение, — в это время сказал Джойс.
— Странное мнение для командира — человека, который так или иначе действует в интересах общества, — произнесла Есения, пододвигая листок Джойсу.
Ей было тяжело вести параллельно два разговора на совершенно разные темы, и она удивлялась тому, что у Джойса это не вызывает никаких видимых трудностей.
Я не смогу все время контролировать то, что говорю, с учетом того, что это услышит Бледа. Жучок нужно поскорее снять! Может быть, сделать вид, что я просто случайно его содрала?
После этого «крика» Есении Умник потянул листок к себе.
— Мне кажется, я тебя еще не раз удивлю, — ответил Джойс, а его друг уже пододвигал им бумажку.
.
Я подумаю, как его можно снять, но в идеале нужно добиться, чтобы Бледа сам его снял за ненадобностью. Ты можешь почесывать это место, как будто оно вызывает дискомфорт. Но очень ненавязчиво. Содрать его у тебя не получится, зато будешь создавать шумы и помехи. И может быть, Бледа в итоге решит, что от жучка больше проблем, чем пользы. Думаю, пару дней тебе все равно придется потерпеть и быть осторожной.
Прочитав, Джойс кивнул. Есения вздохнула и произнесла вслух:
— Ты меня удивляешь постоянно! Может быть, ты меня еще удивишь и тем, что вдруг возьмешь и расскажешь о том, что произошло с Ником? Обещаю Бледе ничего не говорить.
Джойс показал, что оценил ее шутку, но ответил с серьезным видом:
— Моя история ничем не отличается от официальной. Я был вне корабля, когда Ник решил починить поврежденный отсек. Мы все были в… панике. Корабль в прямом смысле трещал по швам. Каждый из экипажа делал все, что мог. Пробоина, о которой идет речь, была совершенно мизерная. Теоретически Ник вполне мог успеть наложить заплатку, остановить утечку и при этом не пострадать. Он успел загерметизировать пробоину, но не успел выйти из отсека. Не знаю, почему это заняло у него столько времени, и почему он не вышел из отсека раньше, как только почувствовал первые признаки декомпрессии. Может быть, сказался стресс, усталость… я не знаю. Когда я его нашел, он уже был мертв.
Есения открыла было рот, чтобы задать вопрос, так как в рассказе Джойса присутствовали явные неувязки, но тот снова поднес палец ко рту и написал на листе:
Не хочу говорить об этом при Бледе.
— Ладно, — кивнула Есения, отвечая сразу на оба высказывания Джойса, и снова потянулась к листочку. — Я поняла.
Вы уверены, что он только подслушивает, но не подсматривает?
Умник кивнул, а Джойс сказал:
— Давай-ка я прямо сейчас позвоню Бледе и скажу ему, что принимаю его предложение. Зачем выжидать полные сутки, все равно я уже свое мнение не изменю, — и начал набирать номер.
Есения написала:
Бледа мне вчера говорил, что видит меня, и что вы тоже подсматриваете.
Джойс взглянул на листок, усмехнулся и начал что-то говорить Бледе, потому что тот уже ответил на вызов, а Умник написал:
Бледа блефовал. Он тебя не видел. Просто предположил, что ты можешь быть не одета. Даже если бы ты была в тот момент в одежде, он сослался бы на то, что видел твое белье, например, когда ты переодевалась или принимала душ, и т. д.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Есения покачала головой. Бледа ее развел, причем уже не один раз. А она-то ему почти поверила.
— Нет, — в это время отвечал Джойс Бледе. — Я уже ушел от Соли, так что могу говорить свободно, она не услышит.
— Тогда скажи мне честно: что тебя в большей степени подвигло на то, чтобы принять мое предложение? Страх за нее, желание отомстить за Ника или страх, что тебя будут считать трусом, если откажешься?
После продолжительной паузы Джойс ответил:
— Ты получаешь меня как помощника капитана, и я обещаю, что буду честно выполнять свои обязанности. Но открывать перед тобой душу я не собираюсь.
— Ты мог бы меня просто послать, — услышала Есения хохот Бледы. — Но нет, мы слишком правильные для этого, да? Ладно. Завтра после занятий в Центре.
— Соль ты тоже позвал? — спросил Джойс.
— Не прикидывайся, что ты не подслушивал, — хмыкнул Бледа. — Ты же к ней неспроста после моего ухода полетел, верно? Хотел все объяснить со своих позиций?
— Я не понимаю, о чем ты. Я подслушивал, но слышал не все. Умник не сразу взломал экранировку.
— Аттила, ты можешь девчонку водить за нос, но не меня. Можете завтра прийти вместе. Если, конечно, Элери снова не заревнует, — он засмеялся своей шутке и отключился.
— Мое прозвище не склоняется, — сердито сказала Есения.
Глава 6
Провожали их с Джойсом до Центра подготовки полета всем отрядом. Шли рядом, говорили какие-то слова напутствия, предлагали помощь, обещали поддержку, просили «показать этому Бледе». Есения впервые почувствовала себя членом коллектива, потому что сейчас ее не оттесняли в сторону, не игнорировали, не говорили гадости и не кривились при ее виде. Ее включили в общий круг, обступив ее и Джойса со всех сторон, с ней считались. Теперь она была не «член отряда с самым низким статусом», теперь она была «половиной группы», которой придется «держать удар» в стане врага и отстаивать честь отряда.
Ей бы радоваться и гордиться, что ее признали за свою, но мысли и чувства Есении находились в полном смятении. Когда Джойс вчера разговаривал с Бледой по планшету, ей показался странным их разговор. Все выглядело так, будто Бледа действительно не знал, что Джойс находится у Есении, и вел себя так, словно не он подсадил ей подслушивающее устройство. Конечно, он мог играть роль, девушка отдавала себе в этом отчет. Но вот эти его слова, сказанные Джойсу: «Ты можешь девчонку водить за нос, но не меня», — посеяли сомнения в ее душе. Почему она решила, что она ошиблась в Бледе? Корила себя за то, что поверила ему, его рассказу, его горю. А что, если она ошиблась в Джойсе? Что если они вместе с Умником разыграли этот спектакль, и Джойс, пока водил руками, сам посадил ей жучок? Да, он не прикасался к ней, но потом, когда подвел к зеркалу, довольно ощутимо нажал на родинку, показывая, куда смотреть. Он мог сам ее прослушивать, а сделать вид, что это делает Бледа. Или же это вообще не был жучок, а просто нашлепка, и сделано это было лишь для того, чтобы заставить ее засомневаться в Бледе. Может быть, Джойса испугала та возникшая близость между нею и командиром вражеского отряда. Может быть, Джойс хотел добиться, чтобы Есения не верила ни единому слову Бледы, в том числе и его рассказу о брате. Может быть, в этом рассказе все же было что-то, чего Джойс опасался? Что-то, чего она не заметила?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Да и рассказ самого Аттилы вызывал массу вопросов. Как Ник мог не успеть дойти каких-то несколько шагов до люка отсека и потерять сознание? Допустим, это, в принципе возможно, если он заделывал пробоину, уже находясь в полуобморочном состоянии, и тут же рухнул, как только довел дело до конца. Но если Ник наложил заплатку, то герметизация была восстановлена, и в отсек должен был автоматически начать нагнетаться воздух. Почему Ник все же умер? Прошло более полутора минут, в течение которых еще можно спасти человека, пострадавшего от декомпрессии? Ладно, допустим. Возможно, нужное давление восстанавливалось дольше. Но вот эта фраза Джойса: «Почему он не вышел из отсека раньше, как только почувствовал первые признаки декомпрессии?» вызывала у Есении недоумение пополам с тревогой. Если пробоина было небольшой, а утечка воздуха медленной, отсек вообще можно было бы не закрывать. И тогда такая ситуация с потерей сознания и смертью от декомпрессии вообще бы не случилась. Если же утечка была достаточно большой и грозила понижением давления во всем корабле, тогда отсек бы закрыли. Но в этом случае было бы верхом глупости идти в такой отсек без скафандра, так как в маленьком объеме давление падало бы быстрее. Но допустим, Ник уже плохо соображал и все же сделал такую глупость, зашел в отсек без скафандра и задраил за собой люк. Тогда в этом случае он не мог бы выйти ни при первых, ни при последних признаках декомпрессии, так как люк после закрытия не открывался бы до тех пор, пока давление не восстановится.