А потом он бы обнял меня, закрывая от всех. Знаю, чувствую, что он тоже этого хочет. Я ему пуговицу пришиваю, он мне дышит в макушку. И, кажется, что он целует меня дыханием, не прикасаясь.
Как и предполагал Айболит, проверка безопасности в аэропорту "Бен-Гурион" была долгой и изнурительной. Нас продержали почти семь часов. Наконец, мы вышли из аэропорта. Снаружи уже ждал смуглый и хмурый мужчина лет пятидесяти. Он опирался на серебристый "Майбах". Завидев Амира, он быстро открыл дверь и застыл в почтительном поклоне.
– Это мой водитель и моя машина, располагайтесь, – кивнул Амир.
– А тебя же вроде другой был водила. Наш, горский, – удивился Рафик.
– Был, потому и уволил. По-горски понимал, по-русски понимал, болтал много, – Амир помог Раисе сесть на заднее сидение. – Потому и взял местного. Он только на иврите чешет, да и то строго дозированно. В основном, молчит.
– Как-то кисло для твоих бабок "Майбах", – скривился Рафик. – Мог бы и "Мазерати" взять. Или "Ламборгини".
– Это тебе не Москва, – улыбнулся Амир. – Понторезы здесь не катят. Я тебе покажу моего соседа, которому принадлежат почти все здания в городе. А город – один из самых дорогих в стране. Он ездит на "Мерсе" старой модели и ходит в тапках с базара по два бакса. Не принято здесь бабки светить. У кого есть бабло, дают детям образование, на частных врачей тратят миллионы, скупают квартиры и земли, а не машины.
Видимо, для дома Амир сделал исключение и все-таки засветил деньги. Машина остановилась возле белоснежной виллы в два этажа, которая пряталась за высоким бетонным забором. Весь забор был увит зеленым плющом. А сразу за ним плескалось море.
– Добро пожаловать в славный город Ришон-ле-Цион, – Амир открыл дверь и помог выйти мне и Раисе. – Вот мой, а теперь и твой, Марья, дом.
Он распахнул калитку. Мы зашли в тенистый сад. Здесь было очень красиво. Яркие клумбы, оливковые, апельсиновые и лимонные деревья. И две пальмы, что застыли у входа в дом, как караульные.
Нас встретила Анжела. Я ее знала по Москве. И хотя папа старался, чтобы мы не пересекались, но все же приходилось встречаться на свадьбах и помолвках. Она изменилась, немного располнела. Что странно. Раиса говорила, что у них по женской линии все худые, потому что нет склонности к полноте. И все женщины из-за этого переживают, так как по мнению горских мужчин, много женского тела не бывает. Наверное, это у нее после гормональных препаратов из-за попыток забеременеть.
Черные длинные волосы Анжелы были забраны в хвост. Глаза у нее были в точности, как у ее матери: цепкие, злые. Она мне улыбнулась, а у меня мороз по коже пошел.
– А я уже начала волноваться. Дело к вечеру, обед стынет, а вас все нет и нет.
– Ну теперь-то уже не обед, а ужин. Привет, сестричка! – Рафик наклонился, чтобы обнять невысокую Анжелу.
– А ты уже зубами от голода щелкаешь, – рассмеялась она. – Давайте-ка, руки мыть и за стол. Ай, какой ты стал, Ваня! – она всплеснула руками, глядя на Айболита. – Возмужал, заматерел!
– Ты хотела сказать: постарел? – улыбнулся Айболит.
– Не морочь голову! – отмахнулась она. – Мужчину возраст украшает. Так, все за стол.
Мы сели за большой деревянный стол, который стоял в тени оливковых деревьев. Анжела носилась туда-сюда с тарелками и блюдами. Раиса, наскоро умывшись, ей помогала. Я тоже вышла на кухню. Раиса и Анжела, которые шептались по-горски, замолчали.
– Хочу помочь. Давайте что-нибудь отнесу, – я взяла пару тарелок со стола.
– Нет-нет, – Анжела отняла у меня тарелки и поставила на стол. – Сегодня ты – гостья. Иди к мужчинам. Мы сами все подадим.
Я пошла в сад. Амир с Айболитом и Рафиком сидели за столом и бурно обсуждали футбол. Я подошла к калитке и открыла ее. Прямо за ней шумело ярко-бирюзовое море. Я сделала всего два шага, как вдруг кто-то схватил меня за плечо.
– Стой! – раздался за спиной голос Амира. – Ты куда? – вся его доброжелательность улетучилась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Глаза сузились, ноздри затрепетали от злости.
– Я к морю хотела. Вот же оно, рядом, – растерялась я.
– Запомни, что скажу: ты никуда не выходишь без разрешения. Только в сад. Если хочешь к морю, должна спросить.
– Но оно же рядом. Почему нужно спрашивать?
– Потому что ты – моя жена. А море за забором. Оно не на моей земле. Повторяю еще раз: без моего разрешения ты не выходишь за забор. Поняла меня? – он больно сжал мою руку.
– Да, отпусти, мне больно.
Его лицо вдруг пошло красными пятнами.
– Не говори мне эту фразу!
– Какую? – не поняла я.
– Мне больно. Не говори так.
– Но почему, если ты делаешь мне больно?
– Потому что меня возбуждает, когда тебе больно, – прошептал он и вдруг впился поцелуем в мои губы
Я хотела его оттолкнуть, но он сам оторвался от меня, оглянулся на дом и выдохнул:
– Не доводи до греха. Иначе не посмотрю, что здесь Анжела и что скоро свадьба. Я хочу, чтобы все было по правилам, но из-за тебя не получается.
Вот как? А в Москве он что-то не очень-то и думал о правилах и традициях. Наверное, это было написано на моем лице. Потому что Амир пояснил:
– Да, в Москве я себе позволил лишка. Признаю. Виноват. Но там я был один. А здесь моя первая жена. А ты вот-вот станешь второй. Поэтому хочу дотянуть до этого "вот-вот", чтобы не оскорбить дом и жену. И тебя тоже. Но я же не железный. Наоборот, очень горячий. А ты… такая сладкая! Поэтому постарайся не возбуждать меня. Иначе я ни на что не посмотрю. Просто не выдержу и наплюю на все. Слушайся меня, не спорь, не перечь и не говори слово "больно". И все будет хорошо.
Господи, да он просто псих! Только садиста может возбудить слово "больно". Внезапно море перестало казаться безмятежным. Я вдруг поняла, что мы здесь совершенно одни. На побережье никого нет. И если он захочет… ну уж нет! Повода не дам. Тем более, он предупредил.
– Хорошо, – как можно спокойнее сказала я.
Почти не дыша, повернулась и сделала всего один шаг, чтобы вернуться в дом.
– Мммм… – вдруг глухо зарычал Амир, схватил меня и прижал к себе. – Ты меня с ума сводишь, – он прижался губами к моей шее. – Не понимаю, что в тебе такого, что у меня всё горит внутри. Аж голова кружится. Хочу заломить твои руки за голову, держать их одной рукой, а второй схватить тебя за горло и вбить в этот песок! Хочу, чтобы ты кричала подо мной до хрипоты. Вот так выглядит полуденный бес из местных сказок. Тихий, скромный, нежный. Он не приходит ночью, как все бесы. Он приходит днем, когда никто о нем не думает. Когда светит солнце и голубое небо кажется таким невинным. Поэтому его никто не боится. Ведь все знают, что бесы выходят только ночью. И их никто не ждёт в полдень. Но полуденный бес приходит тихо, проникает в человека и сжигает изнутри адским пламенем, заставляя совершать ужасные поступки. И никто потом не понимает, как уважаемый человек пошёл против традиций, закона, семьи и самого себя. Он и сам не понимает, как внезапно сошел с ума. Только помнит этот жар в крови, что высушил изнутри, не оставляя ничего. Ты – бес. Полуденный бес! Ты уже в моей крови! – он укусил меня в шею.
Я вскрикнула, потому что он мне сделал очень больно. Но тут же закусила губу, боясь возбудить его еще больше. Господи, откуда этот псих на меня свалился? Неужели мой папа не знал, что он такой чокнутый? Как? Ведь его дочь замужем за Амиром. Неужели никакие слухи не доходили? Обрывки разговоров? Глаза наполнились слезами. Неужели моему папе настолько всё равно?
– Беги отсюда! Быстрее беги! – шепнул Амир и хлопнул меня по попе.
Я помчалась по песку. До калитки было всего шагов десять. Я остановилась, переводя дыхание. Постаралась зайти в сад спокойно, изображая, что ничего не случилось. Но мне это не удалось. Анжела, которая в этот момент ставила на стол больше блюдо с мясом, взглянула на меня, побледнела и поджала губы. Но тут же взяла себя в руки и сказала:
