– Ой, про пирог забыла! Вот я глупая! – Раиса хлопнула себя по лбу. – Всё подала, а самое главное забыла. А ведь Маша с утра уже с ним возилась. Встала затемно. Хотела дорогой родне приятное сделать., – она вскочила с места.
– Подожди, сестра, – папа схватил ее за руку. – Пирог Машенькин, вот пусть Марья его и подаст. А ты отдохни пока.
– Да, сейчас принесу, – я встала.
– Блюдо возьми большое, с золотой каемкой, – забеспокоилась тетка.
– Знаю, тетя, – я вышла на кухню.
Раиса очень гордилась большим старинным блюдом с каймой из настоящего золота. И сладости для гостей подавались только на нем.
– И нож потом не забудь правильно положить в раковину, хорошо?
Поймав непонимающий взгляд родителей Амира и укоризненный взгляд моего отца, она поспешно пояснила:
– Невестам положено быть рассеянными. Боюсь, как бы нож от молочного пирога не бросила в раковину для мясного.
Она была права. В таком состоянии я могу и мясо сметаной полить и не заметить. Правила кашрута в теткином дома соблюдались очень строго. В кухне было две раковины: одна для посуды, из которой ели молочное, другая – для мясного. Естественно, наборов посуды было тоже по два: чашки, кастрюли, сковородки и прочее четко разделялось на мясное и молочное, и даже хранилось в разных шкафах, чтобы не перепутать.
Я с детства привыкла не класть сыр на бутерброд с колбасой, во всяком случае дома. Но так и не привыкла к этому разделению посуды и иногда путала. В этот момент лучше было выпрыгнуть из окна. Раиса устраивала бурю. Выбрасывала посуду, которую я по ошибке ставила не в ту раковину, жидкой хлоркой мыла саму раковину, а потом звонила отцу и рыдала, что из-за меня приходится всё время покупать новую домашнюю утварь. И что сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит.
– Это хорошо, что вы кашрут соблюдаете, – Натан впервые за всё время улыбнулся. – Я заметил, что в Москве многие отошли от этой традиции, что совершенно недопустимо. Как же можно назвать дом еврейским, если в нем не соблюдают главную заповедь разделять мясное и молочное? Мы поэтому с Беллой здесь, в Москве, крайне редко у кого-то дома пьем или едим. Спросить про кашрут неудобно, но нарушать заповедь нельзя. Поэтому просто отказываемся от всего, что предлагают.
– У нас вам бояться нечего, – заверил их мой папа.
– Да, – подхватила Раиса. – У нас все кошерно.
– Кроме твоего грязного рта, тетя, – очень хотелось сказать мне, – в котором все ругательства на двух языках смешиваются совершенно не кошерным образом.
Я вышла на кухню, достала из холодильника противень с пирогом – яблочным, со сметанной заливкой. Приготовила блюдо и начала аккуратно нарезать и перекладывать на него пирог. И в этот момент в кухню вышел Амир.
– Помощь нужна? – он стал за моей спиной.
– Спасибо, сама справлюсь.
– Ну как же сама? – он провел рукой по моей шее и вдруг поцеловал ее там, где начинаются волосы.
Его губы были горячими, но по моей коже поползли холодные мурашки. – Блюдо тяжелое. Ты хрупкая, нежная. Моя жена не должна напрягаться. Для этого есть я, – он прижался ко мне бедрами.
Я выронила нож и повернулась к нему лицом.
– Пожалуйста, Амир, не нужно. Там родители твои и мои. Это неудобно!
Но взывать к его совести было бесполезно. Он был так разгорячён, что его тело просто пылало. От него, действительно, шел жар, как от духовки. Всегда считала, что это метафора из женских романов, пока не столкнулась сама.
– Ты почти моя жена. Через три недели свадьба, – прошептал он, подхватил меня под мышки, поднял и посадил на стол. – Всё удобно. Все всё понимают. А ты привыкай к моим рукам, – он сжал мою грудь одной рукой, а второй схватил меня за затылок и поцеловал.
Если это вообще можно было назвать поцелуем. Я целовалась только один раз в жизни. На выпускном. С мальчиком, которому очень нравилась. Это было так давно, что я почти забыла все ощущения. Помню одно: мне было очень хорошо. А сейчас было отвратительно. Он обхватил мои губы ртом и жадно всосал внутрь словно хотел проглотить всю меня. Жуткая и тошнотворная волна отвращения поднялась откуда-то из желудка и я почувствовала рвотный спазм.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Боже! Меня сейчас вырвет прямо на него! Собрав все силы, я толкнула его в грудь. Он отлетел на несколько шагов. А я соскочила со стола и бросалась в ванную. Открыла кран и жадно припала к холодной воде.
– Это хорошо, что ты такая дикая и непокорная! Мне очень нравится, – Амир зашел за мной в ванную, снял с крючка полотенце и подал мне. – Чую, что в первую брачную ночь нам не будет скучно, – он отобрал у меня полотенце и начал осторожно вытирать мое лицо.
– Можно мне? – я попыталась вырвать у него полотенце.
– Нельзя, – прошептал он. – Сам хочу, – он осторожно вытер виски и шею.
Его рука скользнула вниз, к груди.
– Хватит, всё уже сухое, – я схватила его руку и остановила ее.
– Правда? А у меня нет! – хмыкнул он.
Бросил взгляд на круглую ванну и сказал:
– Моя ванна больше. Я тебя положу в теплую водичку и буду сам мыть, везде, – он прикоснулся к моему животу.
Я вздрогнула.
– Мне так нравится, как ты дрожишь! – он задохнулся от возбуждения и закрыл дверь, повернув защелку.
– Нет! – я попыталась прорваться к двери.
– Да! Всего пару минут и один горячий поцелуй, – он зажал меня в углу между дверью и ванной и впился губами в мой рот.
Ну вот и всё. Сейчас я просто задохнусь от отвращения. Что мне делать? Огромный, мощный, он обхватил меня, заслонив собой всё. Воздух закончился сразу. Ноги подкосились. И в последний миг, когда сознание, не справившись с этим ужасом, уже хотело сделать мне подарок и уложить в обморок, я вдруг увидела Айболита.
Его лицо, голубые глаза, добрую улыбку. Я почувствовала его мягкие нежные руки вместо цепких лап, которые шарили по моему телу. Вот оно, спасение! Теперь знаю, как выжить. Знаю, как не умереть в постели с этим животным. Я буду думать о докторе. А что мне еще остаётся? Неужели все женщины, что замужем за нелюбимыми, так живут?
Айболит
Ранним утром Айболит вышел из родильной палаты, едва держась на ногах. Качаясь от усталости, он спустился в холл, где ждали Дарья и ее брат Григорий.
– У вас сын, – улыбнулся Айболит. – Богатырь. Три восемьсот. Поэтому так сложно было.
– Ах ты ж дорогой ты мой человек! – заорал Григорий, сгреб Айболита в охапку и приподнял.
– Поставь его на место, дурак! – разозлилась Дарья. – Он на ногах еле стоит.
– Да я его сам куда хочешь донесу! – продолжал орать Григорий. – Сын! Сын! У меня сын!
– Как Катерина? – спросила Дарья.
– Стабильна. Подержим здесь немного, подлечим, всё будет нормально. Она оказалась сильнее, чем я думал. И если учесть, что нормального медицинского ухода почти всю беременность не было, не считая хождения по росе, как завещают великие коучи из Инстаграма, то всё гораздо лучше, чем должно было быть.
– Айболит, я тебе по гроб жизни теперь обязан. Проси, что хочешь! Всё сделаю! – в избытке чувств Григорий приложил обе руки к груди. – С меня пацанский подгон. Только озвучь, что нужно.
По гроб жизни. Айболит ненавидел эту фразу. Именно ее он услышал от Рафаэля, брата Дианы, когда ее не стало.
– Ты по гроб жизни будешь виноват, – сказал тогда Рафаэль. – Тебе не отмыться. Ты ее убил!
Айболит, семь лет назад
Он хотел всех спасти, добрый доктор Айболит. Только свою жену не спас. Нужно было выбирать: или жена или ребенок? До родов оставалось пару недель. И этот выбор ему нужно было сделать прямо в палате реанимации. Айболит даже на миг не задумался и выбрал Диану. Но она вдруг открыла глаза и из последних сил схватила его за руку.
– Умоляю! Спаси ее… дочку… мне… без нее… не жить!
По ее разбитому опухшему лицу потекли слезы. Он хотел возразить, что они молоды. Что у них еще будут дети. Но натолкнулся на ее взгляд, который слишком хорошо знал.
