– Ты идешь на свадьбу к Людочке? – спросил Игорь вдруг, внимательно глянув мне в глаза. – Завтра в семь часов в кафе «Осень».
Я пожал плечами. Из окон задувал весенний ветерок. Впереди что-то брезжило. Я уже которую неделю ощущал приход необъяснимого счастья.
Перово
В школе напротив шел выпускной вечер. Девчонки в кружевных трусах танцевали канкан на сцене актового зала, и я долго смотрел в окна на четвертом этаже. Со времен моей юности ничего не изменилось. Бальные платья, неуклюжие костюмы, перезрелые девы, всклокоченные юнцы. Город благоухал тополиными почками и отечественными духами. Молодежь выходила из здания группами и, прячась за мусорными баками, прикладывалась к спиртному. Парни шутили и смеялись над своими шутками, девушки повизгивали. Школьный ансамбль в актовом зале наяривал Эдит Пиаф, иногда переключаясь на «Марсельезу».
Я вспомнил наш школьный бал. Было нечто подобное, но без французского акцента. Мы учились в немецкой школе и по закону жанра должны были напевать «голарио голо». Не напевали. Не хватало сознательности. К вечеру готовились заранее, пряча водку и шампанское в разных концах города, чтобы угоститься напитками во время прогулок. На бутылку, зарытую в Лагерном саду в прошлогодних листьях, кто-то за время нашего отсутствия справил большую нужду. Но праздничному пиршеству происшествие не помешало. Даже девушки не смутились. У нас были барышни, лишенные брезгливости и буржуазных предрассудков.
Прощание со школой проходило натужно весело. Перед танцами убежали к Лапину – выпить бренди с культовым названием «Наполеон», который берегли к случаю. Лапин, будучи меломаном, включил Баха, потом «Пинк Флойд». Коньяк не шел, музыка раздражала. Светского раута в пиджаках не получилось. В глубине души мы не торопились становиться взрослыми. Совершеннолетие встречали с романтическим надрывом, почерпнутым из эстрадных песен.
Сегодня приезжала Мэри. Нечто вроде первой моей любви. Упущенная возможность юности. Боевая подруга, вечная любовница. Она попросила меня встретить ее в аэропорту. Я ничего не ждал от этой встречи. Она вносила некоторое разнообразие в мою жизнь, но принципиально ничего не меняла. У меня перед глазами стоял образ Мэри времен ее последнего появления. В залитой солнцем комнате она стояла голая и разговаривала с матерью по телефону. Мы только что вылезли из постели: сперма стекала по внутренним сторонам ее ляжек. Она с улыбкой размазывала ее по коже и рассказывала маме об успехах в аспирантуре. Мэри была худая и стройная. Таких теперь фотографируют для журналов моды.
Самолет прибывал ранним утром. Часов в пять-шесть. Общественным транспортом не доберешься. Я решил не спать: погулять по городу вместе со школьниками или хотя бы понаблюдать за ними со стороны. Во дворе сыграл молодежи несколько песен Майка Науменко, но впечатления на девушек не произвел. В моде временно были другие исполнители. Я зашел в винный на Ленинском, где взял десяток «Жигулевского» и пару фляжек коньяка. Посидел на детской площадке. Дошел пешком до Новокузнецкой.
Город был тих и безлюден. В моем немосковском сознании Каширское и Варшавское шоссе являлись одной улицей. Я уехал на станцию «Южная», где с неудовольствием обнаружил, что прямой путь на Домодедово открывается не здесь. Метро уже закрылось, я взял такси.
– Покажи мне город в весне, – сказал я водиле, который взялся подвезти меня. – Мне некуда больше спешить.
Он включил музыку, я открыл пиво. Мы не спеша выдвинулись в теплую придорожную ночь. Километров за пять до аэропорта я попросил шофера остановиться, решив пройтись пешком. Хожу я быстро. Алкоголь придавал мне сил и грел душу позвякиванием в рюкзаке. Минут через сорок я добрел до импровизированного цыганского табора, раскинувшегося под железнодорожной насыпью. Выбросил последнюю пивную бутылку, отхлебнул «Дербента». Ко мне подошла полная баба в засаленном фартуке и беззубой девочкой на руках.
– Погадать? Ты приехал сюда встречать любимую девушку.
– Ошибаешься, – сказал я. – Я приехал сюда встречать двоюродного брата.
– Дай денег.
– Подари мне бусы.
Она неодобрительно посмотрела на меня и высморкалась в платье дочери.
– Ты приехал сюда за девушкой, – повторила она. – Ее зовут Марией.
Она говорил правду, но чары экстрасенсов на меня не действовали. Я презирал низший астрал. Считал, что одной ногой стою в нем, хотя и не придавал этому значения. Я запел ей по-цыгански, но не для того, чтобы войти в доверие, а чтобы разрядить обстановку.
– Раз поешь по-нашему – значит, плати деньги, – нашлась цыганка.
– А ты говоришь по-нашему, – рассмеялся я. – Гони бусы.
Мы сторговались за бесценок. Я рассказал ей, что живу сейчас с полуцыганской женщиной, проведшей младенческие годы в таборе.
– Ее носили в корзине, – говорил я. – Она у меня маленькая. Маленькие женщины – для любви, большие – для работы.
Я оставил Азалии глоток «Дербента», и мы расстались друзьями.
– И все-таки ты встречаешь девушку, – крикнула она на прощание.
– Как ты догадалась?
– У тебя торчат цветы из рюкзака.
Мэри плюхнулась на заднее сиденье такси и растянулась, как на пляже. Она никогда не занималась спортом, но имела спортивную фигуру от рождения и навсегда. Легкий человек. Во всех отношениях.
– Всю дорогу мечтала разогнуться, – протянула она, зевнув. – Дай глотнуть. Нам в Перово, – скомандовала она таксисту и положила голову мне на колени. – У меня появился офигенный мужик, – объяснила причину своего приезда. – Прикольный чувак. Тебе понравится.
– Рад за тебя. Я думал, мы поедем ко мне на Шаболовку.
– Потом на Шаболовку. Сначала в Перово.
Избранником ее оказался фарцовщик с пшеничными усами, похожий на подкулачника из кинофильма «Тени исчезают в полдень». Юра, Юрий, Юрочка. Когда он знакомился, изгибал ручку, как для поцелуя. Делал губки трубочкой и по-вурдалачьи причмокивал. У него был музыкальный центр с двумя огромными динамиками, видеомагнитофон. Все дела. Он подарил Мэри коробочку с розовым бантиком на крышке.
На шум голосов из спальни вышла полная блондинка с томным взором. В ее помятости чувствовался недавний разврат. Она была рада приезду Мэри, но смеялась излишне весело. Блондинка пригласила нас на кухню и собственноручно открыла шампанское. Буквально свернула голову бутылке, изрыгнувшей в щелчке жидкую холодную пену.
Перед употреблением вина Юрочка вынул из пошарпанной джинсовой жилетки пенсне. Я провел рукой по волосам. Мэри присвистнула. Пили за вечную молодость. Тост предложил я, разглядывая подругу детства.
Только мы опорожнили бокалы, за стеной раздался стук отбойного молотка, словно кто-то пытался продолбить ход в квартиру. Яростный грохот то стихал, то нарастал с садистской страстью. Блондинка попросила Юрия сходить к соседям. Он молчаливо кивнул и удалился. За время его отсутствия мы с Мэри допили шампанское, чтобы залить горе шумовых помех. Юры не было минут десять, но когда он вернулся, отбойник продолжал работать. Теперь к нему подключился второй источник шума – то ли дрель, то ли перфоратор. Две гитары за стеной.
– Я не смог дозвониться, – сказал Юра.
Я задумался: что же в нем прикольного? Чувак как чувак. Пластинки, видеофильмы, импортные сигареты. Разве что прикид. Джинсы от Wrangler, жилет, черный батник с накладными карманами. Пенсне никак не облагораживало его крестьянской рожи. С другой стороны, я впервые видел живьем человека с пенсне. Может, он был филателистом? Нумизматом?
– Ё-моё… – сказала Мэри разочарованно. – Я же не спала всю ночь. Юрочка, сделай что-нибудь. Или купи мне беруши.
На бой с соседями отправилась белобрысая дама. Через мягкость повадок в ней проступало нечто удрученно решительное. Она ушла со шваброй в руках. Через несколько мгновений все стихло. Юра увлек мою одноклассницу в спальню. Я остался на кухне слушать бодрое радио. Блондинка вернулась, сделала приемник тише и сообщила, что тоже хочет спать.
– Вчера как-то не получилось, – добавила она с торжеством в голосе. – Не получилось поспать.
Я кивнул головой, соглашаясь с ее решением. После ее ухода отхлебнул «Дербента» из фляжки, послушал последние известия. Наши войска уходили из Афганистана. Я был скорее за, чем против. Двое из моих друзей там погибли. Те, кто вернулся, нещадно пили. Я помянул товарищей и прошел в комнату к даме. Она устроилась на диване в гостиной, напротив телевизора. Из спальни раздавались сладострастные стоны Мэри, знакомые до дрожи. Я прилег к женщине и взялся за изучение ее ночных рубашек. Пеньюар был сложным. Кажется, она надела сразу несколько халатов. Дама радостно вздохнула, так и не открыв глаз. Я добрался до предмета поисков и разложил ее ноги по подушкам. Девушкой она оказалась абсолютно стационарной. Перевернуть блондинку в какое-либо иное положение за все время моего проживания в Перово мне так и не удалось. В этом было что-то монументальное, последовательное, даже оригинальное. Почувствовав на себе мужчину, она охватывала его шею двумя руками и начинала шептать нежности. Меня она звала Юрой, что было вполне закономерно. Ее имени я не запомнил. Во сне вспоминала какие-то романтические моменты на Черном море.
