— Минувшей весной, — горестно сказала Беневше.
— Минувшей весной? — переспросил парень, что-то припоминая…
— А почему вы спрашиваете? Может, что-либо знаете о том проклятом налёте?! — посмотрела она с надеждой на Хаджимурада. А тот принялся словно бы раздумывать вслух: «Это, по всей вероятности, дело рук Довлетяра. Я, уже будучи в плену, слышал, что какие-то разбойники из наших краёв побывали в селе Хабипа-пальвана. Кроме Довлетяра этого сделать никто другой не мог».
Беневше, слушавшая бормотанье парня, впилась в него беспокойным взглядом:
— Вы что, знаете человека, угнавшего моего дорогого Джапаркули-джана?!
— Предполагаю, — произнёс вслух Хаджимурад, а про себя подумал: «Он, подлый, больше некому».
Но Беневше, не сдерживая слёз, допытывалась:
— Кто же он? Кто этот предполагаемый вами бандит? Куда он мог деть моего родного сыночка?..
— Да куда же, как не продать? — снова вроде бы вслух раздумывал Хаджимурад, не поднимая головы, — вот и меня он бесчестным путём заманил и продал Абдулле-серкерде. И село ограбил, и угнал Джапаркули-джана, конечно же, этот негодяй.
День за днём проходило время. Бенерше и её дочери всё больше привязывались к этому трудолюбивому и добросердечному парню. Да и другие жители двора давно уже перестали хмуриться при встрече с Хаджимурадом. А шестнадцатилетняя Шапери начала уже смущённо улыбаться и краснеть при встрече с Хаджимурадом…
Как-то раз в полдневную жару до землянки стали доноситься необычные для этого времени шум и суетня людей. Видимо, во двор съехались сельчане по какому-то важному поводу, «Наверно Хабип-пальван вернулся», — подумал Хаджимурад. Парень приподнялся на несколько ступенек и увидел, что Ризакули со своим усатым братом тащат под урюковое дерево барана.
В это время мимо землянки проносила в кумгане воду Гульчахра и, заметив Хаджимурада, поделилась с ним радостью:
— Папа приехал!
Хаджимурад вернулся к себе. «Теперь, — думал он, — моя участь решится без особого промедления. Да и чего ему медлить со своим врагом?! Правда, он зачем-то ездил в святые места… Но опять же неизвестно, что он просил там у аллаха и его пророков: мягкости или непреклонности для своей запятнанной кровью души…»
Гости стали расходиться. Только вечером Хаджимурад услышал шорох у своей двери. Подняв голову, различил в полутьме Гульчахру, спустившуюся на две или три ступеньки. Затем девочка опустилась ниже и поставила перед пленником поднос с мясом и хлебом. Девушка не удержалась:
— И мама, и Шапери говорили хорошо о тебе папе. Я тоже ему сказала, что ты добрый человек. Папа не сердился, а внимательно слушал нас и в знак согласия кивал головой. Так что ты не бойся, он тебя не тронет. Ешь, Хаджимурад, — ласково сказала девочка и вышла.
Хаджимурад поужинал и прочитал тавир. Спать вроде бы ещё рано. Да если бы и не рано, в такое время не до сна. Сейчас, наверно, хозяин решает, как с ним, Хаджимурадом, поступить. Беневше и девочки, вероятно, на самом деле желают ему добра. Хорошо, если Хабип-пальван прислушался к их мнению…
От печальных мыслей его отвлекла Беневше, впервые переступившая порог его землянки. Хозяйка, подобрав пустую посуду, протянула парню ключ.
— Братишка Хаджимурад, тебя зовёт к себе Хабип-пальван, — сказала женщина и вышла.
Хаджимурад сначала было даже растерялся. Затем всунул в отверстие замка ключ и дважды щёлкнул. После этого не вышел, а, можно сказать, выпрыгнул из землянки. Постоял в раздумье: «Что же делать? Я ведь смелый человек. На дворе уже почти темно. Через несколько мгновений меня уже никто не отыщет. До утра могу добраться в свои края. Вот и воронок рядом. Только бы вскочить в седло да вылететь из ворот. Но ведь это они же дали мне в руки ключ и позвали к Хабипу-пальвану. Значит, были уверены, что я трусливо не убегу. К тому же, если Хабип зовёт меня дом, значит, он не собирается делать что-то дурное…»
Много разных мыслей промелькнуло в сознании парня, пока он проделал этот не длинный путь от землянки к крыльцу. Вот Хаджимурад открывает дверь и склоняет голову, приветствуя хозяина дома.
Хабип-пальван поднялся ему навстречу, отвечая сердечным приветствием:
— Добро пожаловать, проходите, садитесь. Храбрый человек заслуживает уважения. — Хабип-пальван сам налил гостю чаю.
Хаджимурад даже немного растерялся от такого почтительного приёма.
— Да не стесняйтесь, джигит, пейте чай! — успокоил его хозяин. — А одновременно послушайте и то, что мне хотелось бы вам сказать: конечно, в юности, когда ещё не хватало ни сил, ни опыта, меня, случалось, на тоях побеждали соперники. Но позднее, в боях, никогда и никому не удавалось осилить. А вот вам удалось победить непобедимого пальвана. Все мои друзья тому дивились, что я перед таким юнцом не устоял. Да что там друзья, сам я не мог поверить случившемуся, всё переспрашивал себя: «Как это могло произойти?!» Потом только понял, что это аллах ниспослал мне с неба кару за множество совершённых злодеяний на земле. Особенно я это осознал тогда, когда меня постигло невыразимое горе, когда налётчики захватили моего единственного сына! Только после этого страшного несчастья мне полностью раскрылся смысл пословицы: «Не жги, — сгоришь, не рой, — свалишься». Сначала я вроде даже обрадовался, что вы после победы не прикончили меня… Но после, когда понял, что ваша победа, это — кара аллаха за мои многочисленные грехи, жалел, что был оставлен в живых…
Теперь-то вроде мне легче… Я съездил на покаяние, побывал со склонённой головой у многих святых могил. И кругом просил прощения за содеянные грехи, просил аллаха смилостивиться и вернуть мне дорогого и единственного сына Джапаркули-джана. И там же, у святых могил, поклялся больше не причинять людям зла…
Перед самой поездкой Ризакули мне сообщил, что вы попали в плен к Абдулле. Я велел выкупить вас у него за любую цену. Тогда ещё из моей души полностью не выветрилась жажда мести… Теперь же я начисто отказываюсь от своего первоначального намерения. Теперь я знаю: вашей вины нет в том, что со много произошло в поединке. Это, повторяю, была кара аллаха. Вы же в придачу к полной свободе получите от меня и лошадь, и оружие, и одежду, я только просил бы вас погостить у нас денька два-три, рассказать о себе и о том, как вы попали в плен к Абдулле…
Пообедав вместе со всеми, Хаджимурад поведал им о своей горькой жизни.
Парня с интересом слушали и взрослые, в дети. Ризакули, окутанный терьячным дымом, даже несколько раз вроде бы одобрительно крякнул.
Хаджимурад рассказал о разбойничьих налётах Абдуллы на туркменские сёла, о том, как грабят налётчики поселения и угоняют в плен их жителей. Как под видом отместки такие же преступления совершает уже на иранской земле его подлый односельчанин Довлетяр-бек. Сами они оба на подобных разбоях наживаются, но ведь людей разоряют — и ваших, и наших, — разжигают между ними вражду и ненависть…
Хаджимурад с горечью рассказал и о том, как Абдулла угнал двух дочерей чабана Мереда из села Селмели, расположенного недалеко от Гуйма-тепе… Хабип-пальван вспомнил, что и он участвовал в том налёте, и виновато опустил голову. Поведал и о том, как они попросили Довлетяра помочь выкупить девушек, а он, подло обманув, продал Хаджимурада Абдулле, а сам забрал его серого коня и насильно взял третьей женой его любимую девушку. Тут Хабип не выдержал:
— Если Довлетяр твой враг, он является и моим врагом. Ведь по всем признакам похищение Джапаркули-джана — это дело рук мерзкого Довлетяра!..
Домочадцы Хабипа-пальвана слушали парня, скорбно покачивая головами, особенно женщины.
А Хаджимурад взволнованно и нетерпеливо посмотрел на хозяина дома:
— Если вы действительно меня освободите, тогда разрешите, не теряя времени, отправиться домой.
Хабип-пальван молча что-то обдумывал. А Хаджимурад в ожидании ответа не сводил с него взгляда. Беневше и дочери тоже нетерпеливо ждали ответа.
Хабип-пальван тяжело вздохнув, поднял голову:
— Я был в Машеде, побывал у святых могил Хезрета Али-Риза, посетил в Кербеле и Неждепе святые могилы Имама Хусейна, Хезрета Апбаса и Хезрети Али… Там я дал клятву, что никогда больше не стану покушаться на человеческую жизнь, что с этих пор я буду стараться делать людям только добро… Вы, Хаджимурад, свободны, но я прошу вас теперь уже как хорошего друга побыть у нас до завтра. А утром я сам провожу вас в путь. Если бы я перед святыми могилами не поклялся, то вместе с вами бы отправился и отомстил этому скверному человеку за всё, и за ваши несчастья, и за Джапаркули-джана.
— Спасибо вам, Хабип-пальван, — склонил голову Хаджимурад. — Я не забуду вашей доброты и клянусь перед всей вашей семьёй, что сам отомщу беку не только за себя, но и за Джапаркули-джана.
— Спасибо! — донёсся из соседней комнаты голос Беневше. — Есть у меня к вам большая просьба. Если вы бывали чабаном в Каракумах, то, видимо, знаете пески, если вы ездили дважды в Хиву, то, должно быть, и дорогу эту знаете, может, вы в тех местах поищете Джапаркули-джана и как-нибудь поможете ему выбраться оттуда. А мы будем постоянно молиться за благополучный исход ваших дел…
