– Простите меня, простите, пожалуйста. Я не мог вмешаться, это было условием вашего ускоренного пропуска, полного пропуска во все места города, для которого эта процедура является необходимостью. Простите меня. Но теперь все хорошо. Сейчас действительно все хорошо, – обхватив Рурхана за плечи, молил его Гордон. Затем Гордон повернулся к дежурному офицеру. – Что ты тут нес? Я же сказал что он из Страны Волка. Они живут там, в полной изоляции, им нет дела до наших войн. Я думал, что ты в курсе. Географию нужно знать.
– Я знаю, только что Страна Волка где-то на юге. А вот уж кто там живет и как, это меня мало волнует, – ответил дежурный офицер. В ответ Гордон махнул на него рукой, усадил Рурхана на скамью, дав ему стакан воды. – Я к запросу на парня приложу положительную характеристику, чтобы исключить возможные проблемы и задержки. Парень нормальный это по глазам видно, – закурив, сказал дежурный. – Можешь мне врезать, если хочешь, я не против, – посмотрев на Рурхана добавил он. В ответ Рурхан только усмехнулся.
В комнату вошел один из стражников стоящих в коридоре. – Сэр тут еще на досмотр, – сказал он. – Пусть ждут, – ответил дежурный офицер.
– Идемте дружище! – сказал Гордон, протянув Рурхану руку. Они вышли в коридор, где в окружении стражников стояли еще несколько туристов – обычных людей, ожидающих прохода в город. Последние ворота в Армидею с шипящим звуком неожиданно для Рурхана раздвинулись по сторонам. В глаза ударил яркий солнечный свет, постепенно привыкнув к которому Рурхан увидел желанный город.
Атмосфера солнечного дня в Армидее наполнялась золотистыми лучами, повсеместно исходившими от светоотражающих элементов замаскированных под украшение городского интерьера. Лучи солнца отражаясь, окрашивались в золотистый цвет, поэтому солнечными днями город утопал в золотистой ауре уловимой глазом, оправдывая свое название. За воротами утопающая в золотом сиянии армидейского дня, находилась круглая площадь с большим памятником в центре. Площадь, украшенная аккуратными рядами скамеек и деревьев с уже зелеными кронами, врезающимися в глаза на общем золотистом фоне, была пустой, тихой. Уже здесь на самом пороге буквально кожей ощущалось некое все здесь пропитывающее спокойствие. От остального города эту площадь отделяла стена с арочными проходами, за которой возвышались многоэтажные дома. Памятник в центре площади со стороны входа представлял изображение человека с закрытыми глазами смиренно сложившего руки на груди. С обратной стороны изображение смеренного вида человека перетекало в чудовище. Человеческое лицо перерастало в вытянутую усеянную длинными зубами звериную морду как у волка. Чудовище на обратной стороне в одной из рук держало меч, в другой булаву. Они остановились перед оборотной жуткой стороной памятника, где красовалась табличка, на которой было написано: «Вечная память Великому Малдорию, научившему артэонов жить в этом мире».
– Вам что-нибудь знакомо из артэонской истории. Кто мы? Откуда? Кем были первые из нас? – дав Рурхану осмотреть памятник, спросил Гордон.
– Безусловно, что-то известно, но мне кажется, это «что-то» было слишком сильно изменено нашими жрецам, – глядя на странный памятник, ответил Рурхан.
– Первое время наши предки пытались отречься от насилия и построить свою идеальную гармонию. Но этот жестокий мир внес свои коррективы в планы первых артэонов. Углубившись в свои мечты, пытаясь сбежать от реальности в попытках построить свои идеальные общества, первые из нас оказались на пороге полного уничтожения. Вместо того чтобы опуститься до дикости первые из нас предпочитали смерть от рук безумных дикарей. Ибо первые артэоны считали что, убив однажды, отступив от разумности, вернуться к гармонии они уже не смогут.
Но однажды появился артэон все-таки отважившийся омыть свои руки кровью, наплевав на разумность. Первый артэон, признавший невозможность гармонии в условиях этого дикого мира и отважившийся убить во имя выживания. Это он научил артэонов совмещать в себе обе сущности, ужасную для внешнего и прекрасную для внутреннего миров. Он буквально научил нас выживать. Вся наша современная армия, вся наша сила есть его прямое продолжение. Это удивительно, но многие «разумные» артэоны настолько разумны, что не считают его героем, осуждая грехи, которые, по их мнению, не оправдывают его заслуги.
По-моему он, наш первый защитник, безусловно, беспощадный убийца, но все же личность достойная восхищения. Недаром все солдаты готовы молиться на него как на бога, потому что они видевшие этот мир, его истинное лицо, понимают больше чем эти зажиревшие под их защитой пацифисты. Его звали Малдорий. Как говориться у каждого мира свои герои, или вернее – какой мир такие и герои, – не отрывая взгляд от величественного монумента, сказал Гордон.
– Я сначала подумал, что этот жуткий монумент служит напоминанием входящим сюда туристам о том, что нужно вести себя прилично. А то ведь артэоны добрые, но и чудовищами когда надо могут быть. Я имею в виду ваших солдат. Ну, якобы это своего рода устрашение, – Рурхан повеселил Гордона.
– Этот монумент, прежде всего, напоминает о двойственности не только артэонов, но и человеческой натуры в целом. В каждом есть и добро и зло. И стоит он у входа в наш город, якобы на пересечении двух миров. Ну, еще я согласен. Он хорошенько пугает туристов! – с улыбкой согласился Гордон.
За аркой стены отделявшей превратную площадь начиналась первая улица, дома вдоль которой достигали восьми этажей. Здешние дома также как и в Закхале были сложены из того же желтого кирпича, но здесь все было сделано идеально, дома были ровными, гладкими и аккуратными. Это была главная разница между хаотичными людьми и разумными артэонами, в мире которых все устремлялось к идеалу, было гладким, симметричным, выверенным, все как на картине, на которой нет ни одного лишнего штриха. Эта разница бросалась в глаза сразу. Желтая улица утопала в золотистом свете. В отличие от большинства людских городов возникающих хаотично, получающихся разнообразными, с районами непохожими друг на друга. Артэонские же если и возводились то всегда по плану, от чего жилые улицы разнообразием не отличались, наоборот страдали строгим однообразием. Дома в целом идентичные различались лишь этажностью. Уникальной, изощренной, а подчас и чересчур необычной постройкой и внешним дизайном обладали только находящиеся на пересечении улиц дворцы культуры, спорта, театры, иллюзионы, музеи, библиотеки, и другие требующие выделения сооружения.
– Так вот что значит город, – впервые оказавшись в каменных джунглях Рурхан, прибывал, мягко говоря, в изумлении.
По земле в городе никакой транспорт не ходил, поэтому вдоль улицы хаотично были раскиданы живые деревья, растущие прямо из бетона. Под пушистыми кронами деревьев стояли лавочки. По бокам улицы проходили ряды ночных фонарей. Воздух в артэонском городе на эту неделю был наполнен лимонным ароматом, испускаемым специальным ароматизатором, которым были обработаны улицы. В целом в артэонском городе все было чистым, ухоженным и упорядоченным, замершим в какой-то неестественной тишине и спокойствии, которые ощущались любым пришедшим сюда путником, тем более прошедшим сначала через шум и хаос Закхала.
Следуя по улице за Гордоном, Рурхан увидел первых настоящих артэонов. В Армидее имела место странная общественная тенденция – всегда носить поверх одежды плащи-накидки одинакового фасона, различающиеся лишь цветами. А вот уже под плащи каждый житель Армидеи одевал что хотел, руководствуясь лишь своими вкусами. Уникальными армидейские плащи назвать было сложно, однако их обязательное ношение считалось особенностью Армидеи. Эти плащи изготавливались из мягкой гладкой непромокаемой, блестящей на солнце ткани. Были открытыми, не имели не замков не пуговиц и просто накидывались сверху, закрепляясь лишь застежкой на шее из-за чего индивидуальная одежда, надеваемая под низ, была постоянно видна. Таким образом, в Армидее достигался компромисс между разумным однообразием и естественным для людей стремлением к внешней индивидуализации.
Первое что обычно врезалось в глаза каждого пришедшего в артэонский мир это безупречная, идеальная внешняя красота его жителей. Хоть их внешность и была искусственным творением сверхъестественного разума, все же Духи – создатели этой красоты сделали все, чтобы избежать ее искусственности. Делая своих подопечных прекрасными еще в утробе матери, вмешиваясь в процесс формирования плода, будто создавая произведение тонкого искусства, аккуратно и старательно Духи пытались соблюсти гармонию между идеальной красотой и человеческим несовершенством. В итоге артэоны были прекрасны и идеальны, но все же, как наложенный сверху легкий штрих в чертах их лиц была заметна легкая асимметричность свойственная людям. Рурхан не стал исключением, его, как и любого путника пришедшего со стороны пленила красота и безупречность артэонов.
