– Дайте-ка мне попробовать, – потер руки Леонид и потянулся к фарфоровой миске.
– Не смей! – остановил его хозяин. – Не трогай.
– Почему? – вскинул брови Деревянко.
– У тебя на ужин икра, – улыбнулся профессор, – кстати, как новые апартаменты? Нравится вид с балкона?
Все перестали жевать и уставились на Леню.
– Роскошный, – гордо произнес тот, – и кровать королевская, телевизор во всю стену.
– Те-ле-ви-зор? – по слогам повторила Алиса. – А мне ска-а-азали, что телеков здесь нет, шоу не посмотришь, а я их люблю.
– В прямой трансляции Леня программы не смотрит, – объяснил профессор, – у него DVD установлено.
– Па-а-ачему у него, а не у меня? – надулась жертва пластической хирургии.
– Леонид – комиссар, – заявил Борис Валентинович, – ему теперь подчиняются все, кроме меня. Сейчас увидите, как это работает. Леня, прикажи Гарри что-нибудь сделать.
– Встань и продекламируй стишок, – после короткой паузы велел Деревянко.
Старичок вскочил и откашлялся.
– В лесу родилась елочка, в лесу она росла, зимой и летом стройная, зеленая была.
– Клево! – восхитился комиссар. – Немного не по сезону, но сойдет. Он выполнит все, что я потребую?
– Не имеет права отказаться, – заверил Борис, – неуважение к комиссару означает пренебрежение ко мне.
Я, воспользовавшись тем, что все смотрят на Леонида, прикрыла свою тарелку салфеткой, сгребла в нее салат, скомкала и засунула в рукав безразмерной блузы.
– Гарри, встань на четвереньки, – велел Леонид.
Старичок, кряхтя, выполнил приказ.
– Прикольно! Теперь залай, – распорядился Деревянко.
– Гав, гав, гав, – протявкал дедок.
– Отвратительно, – вырвалось у меня.
– Эй, ты что-то сказала? – вопросил комиссар и уставился на Риту.
– Нет, – задрожала та, – Даша вякнула: «отвратительно».
– Салат показался гадким? – фыркнул Деревянко.
Наверное, надо было ответить «да», но меня черт дернул за язык.
– Чувство брезгливости вызывает ваше поведение. Нельзя смеяться над пожилым человеком и унижать его.
Леонид повернулся к Борису:
– Она спорит с комиссаром. Какое наказание за это положено?
– Гарри, сядь на место, – неожиданно распорядился психолог. – Леня, ешь икру. Дарья, разложи горячее. Что там в форме?
– Киш по-парижски, – быстро сказала я и принялась орудовать лопаткой, которая лежала возле запеканки.
– Креветка шевелится! – запищала Алиса.
– Тебе показалось, – возразила я.
– Да нет! Она па-а-алзет, – уперлась красавица, – а-а-а-а, вон как шурует. Ва-а-аще торопится!
Я живо бросила Алисе на тарелку кусок сосисочно-овощного месива.
– У тебя зрительные галлюцинации, морские гады сварены.
– А вот мне не понятно, почему Леониду достается все лучшее? – заявил Вадим. – Икру он жрет, в комнатах шикарных поселился, DVD у него пашет, еще и комиссаром стал. Он теперь и мной командовать право получил?
– Да, – кивнул Борис Валентинович.
– Чем дурак такое отношение заслужил? – воскликнул Вадим. – Я умнее, образованнее, талантливее его, могу людьми руководить. На меня работает швея, я выдрессировал бабу идеально. У Леонида нет вкуса! А у меня его бездна.
Я покосилась на модельера. Мне бы не хотелось заказывать одежду у такого человека. У Вадима короткие волосы, но они выкрашены в фиолетовый цвет. Глаза у парня голубые, а брови и ресницы очень черные, похоже, их тоже покрасили, потому что на лице у представителя фэшн-бизнеса пробивается рыжая щетина и такие же усы. Похоже, Вадим натуральный блондин. Губы у него слишком объемные, в них, скорей всего, вкачали гель. Ну зачем мужику проделывать с собой косметические манипуляции? Хотя можно ли считать Вадика представителем сильного пола? Мне кажется, он человек нетрадиционной сексуальной ориентации. Вадик жеманится, часто закатывает глаза, у него явно не мужская жестикуляция и походка. Вот голос у модельера брутально-низкий, он никак не вяжется с его внешностью. Впрочем, мне безразлично, с кем спит модельер, главное, чтобы он вел себя как приличный человек.
– Отчего Леонид у нас генерал? Давайте проведем выборы. Предлагаю в комиссары себя. Кто за? – спросил Вадим и первый поднял руку.
– Никто тебя в начальниках видеть не желает, – захохотал Владимир, – успеха твое предложение не имеет.
– Не надо шуметь, – попросила Рита, – как Борис Валентинович решит, так и будет, я только его слушаю, он мой учитель и руководитель.
– Босс велел вам подчиняться комиссару, – вздернул подбородок Деревянко, – если мне не повинуешься, оказываешь неуважение шефу. Правда, Дарья? Это логично?
Я решила по мере возможности держать нейтралитет.
– У меня беда с логическим мышлением, в институте не умела ни решать, ни ставить задачи.
– Это просто, – вмешалась Алиса, – сейчас объясню. Привожу пример категорического силлогизма.
У меня отвисла челюсть. Категорического силлогизма? Чудо пластической хирургии понимает значение этих слов?
– Все люди смертны, – продолжала Алиса. – Сократ человек, следовательно, он смертен. Видите, ничего сложного. Даша, попробуйте составить силлогизм.
– Ммм, – протянула я, обескураженная предложением чудовищной красавицы, – ну… ничего в голову не приходит.
– Можно я? – подняла руку Маргарита. – Борис Валентинович, разрешите?
– Слушаю, – кивнул Эпохов.
Рита встала.
– Все помидоры красные, у нашего лучшего на свете хозяина красный свитер, следовательно, он помидор.
– Сядь, два, – объявил Леонид.
– Кто помидор? – поинтересовалась Алиса. – Эпохов или пуловер?
Маргарита смутилась.
– Не получилось?
– Непременно научишься, – подбодрила ее Алиса, – когда я принимаю экзамен у студентов первого курса, кое-кто, как ты, высказывается.
– Ты профессор? – поразился Владимир.
– Пока доцент, – расплылась в улыбке Алиса, – преподаю в вузе.
– А с виду дура, – брякнул Якунин.
– Леонид, ты ешь только икру! – напомнил Борис Валентинович.
Деревянко, тянувшийся к запеканке, замер с занесенной рукой.
– Больше ее не хочу!
Эпохов постучал ножом по тарелке.
– Внимание. За беседой и ужином члены группы успели забыть, почему здесь оказались. Напомню: ради исправления, воспитания души. Леониду нужно научиться отвечать за свои слова. Он объявил за завтраком: «Мечтаю о черной икре». Отныне господину Деревянко предоставлена такая возможность. Все! Ему следует питаться исключительно этим деликатесом, более ничем.
– Но… у меня печень заболит, – занервничал Леонид, – желудок взбунтуется. И вообще, икра мне уже надоела. Хочется хлеба с маслом, картошечки…
– Комиссар должен держать слово, – повторил Эпохов.
– И как долго мне ее жрать? – насупился Деревянко.
– Пока комиссарствуешь, – иезуитски улыбнулся Борис. – Хочешь макарон с сыром?
– Да, – обрадовался Леонид.
– Тогда сложи с себя полномочия руководителя, – усмехнулся Эпохов, – стань обычным членом группы и питайся как все.
– Меня опять переселят в маленький номер? – уточнил Леня.
Борис Валентинович отправил в рот ложку запеканки.
– Ммм, терпимо. Нет, расстригу переведут в спальню Васильевой, она в мансарде, туалет в коридоре. Апартаменты повышенной комфортности отдадут новому комиссару.
– Не хочу переезжать в нору! – заорал Леня.
– В чем проблема? Лопай шесть раз в день черную икру и жируй в роскошных условиях, – отрезал Борис Валентинович, – решай. Пять секунд на размышление.
– А кто вместо меня комиссаром станет? – поинтересовался Леня.
Хозяин показал на Владимира.
– Он.
– Я готов! – закричал Якунин. – И в отличие от этого дурня буду осторожен в выражении желаний.
– Правильно, – кивнул Эпохов, – некоторые люди со временем понимают: самая большая их удача – это то, что заветная мечта не исполнилась. Хотел парень стать военным, а его в училище не приняли. То-то хлопец горевал, плакал, пытался правдой-неправдой в лейтенанты попасть – и Облом Обломыч. Потом смирился, начал яблоками торговать, от тоски на рынок устроился, и поперла ему удача. Через десять лет сидит неудавшийся вояка в своем собственном роскошном доме, и тут ему мысль по башке коромыслом бьет: вот же повезло, в училище не приняли, носи я погоны, сейчас бы кантовался в российской глубинке, водку пил, копейки от аванса до получки считал, не видать бы мне ни Ниццы, ни жены-красавицы, ни личного самолета, спасибо, боженька, что мечту мою исполнил.
– Как вы правильно мыслите, – восхитилась Рита. – Можно блокнот и ручку попросить? Хочу за вами умные речи записывать.
– А фигу ему, – воскликнул Леня, хватая ложку, – не бывать дураку комиссаром.
– Что это? – взвизгнула Алиса.
Я повернулась к ней и увидела, что она держит вилку, с которой свисает ошейник Роджера.
