стороны ученика, так и со стороны родителей».
В истории Мэри нет ничего необычного, мы слышим что-то похожее довольно часто. Когда у нас нет культуры заботы о ментальном здоровье, мы можем сталкиваться с подобными психическими расстройствами. Получается, что в этой ситуации Мэри становится одиноким обезличенным нытиком.
Но это не так. Выгорание среди педагогов все более распространенное явление. Число детей с ограниченными возможностями растет, а программы поддержки учителей сокращаются, в связи с этим их рабочая нагрузка достигла невероятных масштабов.
Система не справляется, и потому культура ломает Мэри, а не наоборот. В данном случае ответственность за выгорание лежит на работодателе, а не на сотруднике. И когда дело доходит до оплаты труда – основной причины эмоционального выгорания, – учителя находятся не в лучшем положении.
Согласно трудовым нормам большинства стран, учителя считаются работниками, освобожденными от налогов, что означает, что они не могут зарабатывать сверхурочно. Но это не значит, что они не работают больше сорока часов в неделю. Бюро статистики труда США недавно провело исследование, которое показало, что учителя с большей вероятностью будут работать в выходные, чем среднестатистический американец. А это примерно 1900 часов в год (35).
В одном из отчетов говорится, что учителя зарабатывают на 18,7 % меньше, чем другие специалисты с высшим образованием, что вынуждает по крайней мере каждого пятого искать подработку (36).
В 2018 году после выхода статьи в журнале Time в заголовки газет попала история Хоуп Браун. Она пролила свет на разницу зарплат учителей в США. В статье под заголовком «“Я работаю на 3 работах и являюсь донором плазмы, чтобы оплачивать счета” – вся правда о том, каково быть учителем в Америке» говорится о том, что Хоуп Браун может заработать 60 долларов, сдавая плазму дважды в неделю, и немного больше, если продаст часть своей одежды в комиссионном магазине. «Обычно этого достаточно, чтобы оплатить счет за электричество или кредит за автомобиль. Это жонглирование деньгами стало частью ее повседневной жизни. И она никак не ожидала этого два десятилетия назад, когда получила степень магистра и устроилась учителем истории в школе» (37).
Отчет Института экономической политики за 2017 год показывает, что работники сферы образования и здравоохранения чаще всего сталкиваются с тем, что работодатели не оплачивают им фактическое количество отработанных часов или не платят за сверхурочную работу (хуже приходится только работникам сферы питания и розничной торговли) (38).
По данным Национальной ассоциации образования, «в среднем учителя преподают около 50 часов в неделю, а 12 тратят на внеклассные занятия: проверка контрольных работ, дежурства и консультации» (39).
Благодаря тому что я потратила много времени на общение с профессионалами в области образования, у меня была возможность узнать об их опыте преподавания из первых уст. Еще до начала исследования я испытывала к ним огромное уважение. Но оно превратилось буквально в благоговейный трепет, когда я стала свидетелем того, какие нагрузки они испытывают и какой уровень культуры и образования передают своим ученикам.
Но когда классные комнаты превратились в виртуальное пространство, уровень выгорания стал стремительно расти. И в этом нет ничего удивительного. Представьте, что было бы, если бы вы предложили веб-дизайнеру писать программные коды, или врачу стать медсестрой, или автору нонфика писать художественные произведения. Кажется, что между преподаванием офлайн и онлайн не должно быть огромной разницы, но спросите учителей и они ответят вам, что это не так.
«Я начала чувствовать выгорание примерно в ноябре того года, – сказала учительница из Канады. Она предпочла сохранить анонимность, поэтому давайте, к примеру, назовем ее Энн. – Я продолжала бороться с ним, иногда прибегая к алкоголю. Я пила больше, чем обычно (к выходным прибавились вечера рабочих дней), и говорила себе, что это было “только для того, чтобы снять напряжение”. Я думала, что все наладится, но к трудностям добавлялись семейные проблемы – сын страдал аутизмом – и напряжение только росло. И все-таки я продолжала работать и двигаться вперед. В феврале я столкнулась с серьезными трудностями после ряда неприятных разговоров с учениками и родителями, а также в связи с тем, что сын попал в больницу. Тогда я взяла три выходных подряд (что мне совсем несвойственно). Мне нужно было перезагрузиться и начать все сначала. К марту мне потребовался более длительный перерыв. Я не спала, была измотана, совершенно не думала о себе и много пила. В итоге я взяла больничный. Мне нужно было осознать, что я стараюсь изо всех сил и никого не подвожу: ни учеников, ни семью, ни саму себя».
После двухмесячного перерыва Энн почувствовала себя отдохнувшей, но этого хватило ненадолго. Она сказала: «Отдел кадров начал задавать вопросы о моем отпуске и о том, был ли он законным или нет. Даже несмотря на документ от врача. Я вернулась к работе, но это опять выбило меня из колеи. Однако я все-таки довела своих учеников до конца учебного года. Сейчас я понимаю, что мне не стоило возвращаться, по крайней мере до сентября».
И снова виновата система, а не конкретный человек. Корень этих нерешенных проблем в устаревшем мышлении.
Энн сказала, что за семнадцать лет работы она заметила, насколько сильнее стали выгорать ее коллеги. А во время COVID-19 это стало еще очевиднее, потому что работу и личную жизнь разделить было практически невозможно: приходилось быть онлайн с учениками и их родителями чуть ли не круглосуточно. Стоит отметить, что некоторые действительно умели ограничивать рабочие часы, но многие (как и она) испытывали трудности с установлением этих границ, а это в свою очередь и приводило к выгоранию. «То, о чем нас просят, порой выходит за рамки разумного. Справиться с психологическими проблемами сложно, поскольку нас не особо обучают этому и не сильно поддерживают. Требования к учителям довольно высоки. Хотя я знаю, что у нас много перерывов и свободного времени, все равно – мы испытываем огромный стресс, пока находимся на работе».
Энн также описала физические последствия своего эмоционального выгорания: «Меня постоянно тошнило, я не спала и испытывала головные боли, ела кучу вредной еды и пила слишком много алкоголя. Мой вес тоже колебался без всякой причины: я могла на пустом месте сбросить 3–4 килограмма, а потом резко их набрать».
Но, возможно, самой тяжелой проблемой для Энн был стыд. Я слышу подобное от многих людей, столкнувшихся с эмоциональным выгоранием: «Мне было стыдно за все. Например, за то, что взял отгул. Я чувствовал себя неудачником, хоть и понимал, что именно это мне сейчас необходимо. По крайней мере, я понимаю это
