голова высотой 35 см от мраморной статуи Антиоха I Коммагенского, увенчанная армянской тиарой, под которой повязана диадема. Любопытно оформление тиары царя. На ней изображена солнечная розетка в обрамлении виноградной лозы, причем ее побеги перемежаются спелыми плодами фруктовых деревьев[433]. Какой же символический смысл несла эта композиция? Отвечая на этот вопрос, можно полагать, что солнце на тиаре является воплощением Митры, который каждый месяц, сливаясь с царем, способствовал материальному и духовному процветанию царства. Царь же выступает в качестве гаранта благополучия своего государства и своих подданных. Наличие диадемы на голове царя свидетельствует, что статуя, видимо, изображает его в момент празднеств[434], когда справлялся его день рождения, во время которого он становился воплощением Ахура-Митры. Вновь обращаясь к иконографии тиары Антиоха, необходимо отметить, что ее сюжет, вероятно, восходит к древнеиранским представлениям о сущности и характере царской власти, фиксируемым в «Авесте». Согласно Ясне IX, один из главных прародителей иранцев Йима имеет эпитеты блистающий и солнцеподобный – xšaētō, hvarədarəšō, являясь, по-видимому, в какой-то степени воплощением Митры[435] (или Ахура-Митры?). Может быть, и сам Антиох I Коммагенский представлялся в роли нового Йимы – восстановителя Золотого века?[436]. На некоторых монетах Древнего Хорезма чеканился профиль царя, увенчанный кулахом (короной) с солярными символами. Видимо, хорезмийские цари, таким образом, прокламировали божественность своей власти, ее освещенность солнечным божеством (или свое воплощение в виде этого божества?)[437].
На цокольной площадке I был вырублен тоннель в скале: овальный свод тоннеля имеет высоту 9 м, при входе – более 2 м. Он разделен на галерею, переходящую в прямоугольную платформу, и затем квадратную комнату со сторонами длиной 5 м. Общая длина тоннеля составляет 15 м[438]. Выхода тоннель не имеет. Назначение его не ясно. Ф.К. Дёрнер считает, что он связан с почитанием Митры[439]. Более осторожно об этом говорит Э. Швертхейм, замечая, что большой тоннель под цокольной площадкой III (о нем речь пойдет в главе о Артагне-Геракле-Аресе. см. Глава 2. § 4) мог быть сооружен раньше, чем у цокольной площадки I[440]. Это предположение можно принять, если относить барельеф у цокольной площадки III ко времени Антиоха, что очень вероятно. Кроме того, несомненно, что большая культовая надпись, вырезанная у III цокольной площадки, датируется временем Антиоха. В общем, можно согласиться с точкой зрения Ф.К. Дёрнера и Э. Швертхейма, что тоннель у цокольной площадки I служил своего рода митреумом[441]. Может быть, на это намекает 14-я строка из уже упомянутой чрезвычайно фрагментарной надписи, вырезанной на оборотной стороне разобранной выше стелы: φροντὶς ἄντρων ἱερὰ σώµατος ἡρωικοῦ προφυλάσσει[442]. Словом ἄντρων – «пещера» весьма часто называли святилище, где проводились мистерии римского Митры[443]. Поэтому мы думаем, что в тоннеле около цокольной площадки I каждый месяц в 16-й день проводились специальные церемонии, в которых царь через специального жреца получал благодать от Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса. Если допустить, что барельеф с фигурой Митры был заказан при Митридате, а тоннель у цокольной площадки I строился ранее, чем тоннель под цокольной площадкой III, то, возможно, церемонии освящения власти царя Митрой проводились еще до Антиоха.
В свете этого выглядит совершенно неприемлемой гипотеза Х. Вальдманна о том, что помещение у цокольной площадки I являлось гробницей Митридата I Каллиника[444]. Нельзя согласиться и с А. Маркаряном, также считающим, что это помещение у цокольной носило культово-погребальный характер[445]. Как будет показано далее, этот царь был похоронен в специально устроенном мавзолее на северо-западной стороне холма Ески-Кале (см. далее: Глава 3. § 1).
Любопытную параллель тоннелям арсамейского святилища можно найти в том же «Михр-Яште». В нем, в частности, говорится, что небожители строят Митре жилище на мифической горе Харе (Харати), где нет «ни тьмы, ни ночи, ни холода, ни зноя, болезней смертоносных, ни скверны… и мгла не подымается…» (Yt. 10. 50). Эта гора, по мнению М. Элиаде, является мифологическим аналогом земного храма данного божества[446]. Не исключено, что уже мидийская Экбатана являла собой культовый образ архаического митраизма с идеей священной постройки, внутри которой земной царь наделялся чертами Митры[447]. Не эти ли концепции, только значительно более переработанные, мы наблюдаем в Коммагене? В таком случае арсамейское святилище, находящееся на одном из горных возвышений Коммагены, представляется аналогом мифической горы Хары.
Мы полагаем, что сам царь мог исполнять обязанности верховного жреца или являться официальным главой коллегии жрецов культа Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса. Ряд исследователей констатирует тот факт, что Митра являлся наиболее значимым богом для иранской военной аристократии. Л.А. Лелеков, к примеру, утверждает, что Зороастр в качестве реформатора древнеиранской религии боролся прежде всего со жрецами культа Митры, состоящими на службе у военной аристократии, пытаясь поставить на его место культ Ахура-Мазды и утвердить власть жречества, принимающего его доктрины[448]. В «Михр-Яште» говорится, что это божество является главой жрецов, обслуживающих его культ – … zaraθuštrōtəma – «бога – главы общества жрецов» – говорится о Митре (Yt. 10. 115)[449].
Мы уже указывали, что Митра имел важное значение в царской идеологии владык Великой Армении из династии Ервандидов и Арташесидов. Его династический характер также подтверждается надписью на греческом языке, обнаруженной при исследовании священной столицы царей Армении – Армавире[450]. Надпись датируется временем армянского царя Ерванда IV (конец III в. до н. э.). В первых четырех строках ее мы читаем: ὁ βασιλέυς Ἀρµαυοείρων Μίθρας Εὐρόντη βασιλεῖ χαίρειν[451] – «Царь Армавирцев Митрас царю Ерванду шлет привет». По-видимому, названный Митрас был верховным отправителем одноименного культа, так как носил теофорное жреческое имя. Тон обращения Митраса к Ерванду также может указывать на то, что первый был родственником (братом?[452]) царя Армении. Этот факт можно дополнить сообщением Моисея Хоренского о том, что брат этого Ерванда Ерваз был назначен им верховным жрецом храма Солнца и Луны (Митры-Гелиоса и Артемиды-Анахиты) в Багаране около новой столицы Ерванда Ервандшата, находящейся недалеко от Армавира (II. 40). Можно согласиться с Е.Г. Маргаряном, полагающим, что эти события явились поводом для назначения царем Ервандом верховным жрецом бога Митры своего брата Ерваза, который получил при этом жреческое имя Митрас[453].
В этот же круг входит и посвящение, вырезанное на одной из стен грота около местечка Фраши (древняя Фараса) близ древнего капподокийского города Ариарамнея, расположенного около Заманти-Су, от некоего стратега Сагария, сына Магаферна, который участвовал в празднествах в честь Митры по маздеистскому обряду, может быть, в роли жреца-мага: Σαγάριος Μαγαφέρνου στρατηγὸς Ἀριαραµνείας ἐµάγευσε Μίθρῃ[454] – «…Сагарий, сын Магаферна, стратег Ариарамнеи, исполнял роль мага Митры …»
