из Коммагены гораздо ближе к Митре Яшта 10 «Авесты», чем к Митре мистерий римского времени, существенные различия в культах которых так удачно подчеркнул Р.С. Зенер[489]. Поэтому положение, высказанное Э. Швертхеймом и отчасти Р. Беком, представляется сомнительным в отношении Коммагены, так как иконография коммагенского Митры к тому же совершенно не соответствует культовым статуям и фрескам с солнечным божеством в позднейшем римском митраизме. Если «римский» Митра, как правило, изображался закалывающим быка – например, на фреске митреума Капуи и на барельефе из Кана[490] – то коммагенское солнечное божество всегда изображалось стоящим рядом с царем, что подтверждает теснейшую связь этого культа с царской идеологией. Тем более никаких намеков на тавроктонию в коммагенском митраизме (в узком значении этого термина) нет. Эти аргументы также опровергают и точку зрения А.В. Елешина, считающего, что коммагенский «митраизм» I в. до н. э. послужил одной из основ для сложения «римского» классического митраизма[491].
По нашему мнению, иконография коммагенского солнечного божества стоит ближе к греко-иранскому миру эллинистического и постэллинистического Востока. Так, фигура стоящего Митры с солнечным нимбом и посохом в левой руке чеканилась на кушанских монетах Хувишки и Канишки (II в. н. э.)[492]. В долине реки Сват (Восточный Пакистан) был обнаружен барельеф I в. до н. э. – I в. н. э., на котором изображено солнечное божество (видимо, Гелиос-Митра или Митра-Гелиос), голову которого увенчивает венец из солнечных лучей, а левой рукой божество сжимает посох[493]. На более ранней серебряной пластине из раскопок Ай-Ханума (Афганистан) запечатлены Кибела и Аттис в колеснице, запряженной парой львов, подъезжающей к фигуре божества. Над всей композицией в небе голова Гелиоса-Митры в лучистой сияющей короне[494]. В более позднюю эпоху (раннее Средневековье) тип стоящего солнечного божества прослеживается в Средней Азии, в частности, в Восточном Афганистане (Фундукистане) среди росписей местных святилищ[495]. Роспись с фигурой стоящего Митры украшает и свод над головой меньшего из двух гигантских Будд в Бамиане (Южный Афганистан) и датируется приблизительно VII в. н. э.[496] К этим же памятникам примыкает изображение солнечного божества на фаларе из Янчокракского клада (II–I вв. до н. э., Северное Причерноморье)[497]. Правда, К.В. Тревер полагала, что это иранизированный образ античной Ники[498], а И.И. Гущина считала, что на фаларе изображена Великая Богиня. Но, по нашему мнению, прав М.И. Ростовцев, попытавшийся доказать, что на фаларе представлена фигура «Митры в виде иранизированного Аполлона»[499].
Скорее всего, мастера, чеканившие кушанские монеты, мастера, изготовившие барельеф из долины реки Сват, а также мастера пластины из Ай-Ханума руководствовались иными представлениями о Митре (как и мастера Коммагены), чем те, кто оформлял сцены тавроктоний. Для них Митра (или Гелиос-Митра) был прежде всего «царским божеством», божеством-покровителем власти земного владыки и в какой-то степени небесным властелином (особенно отчетливо это обнаруживается в Коммагене)[500].
Отдельно следует сказать об одном из типов терракотовых статуэток Согда (Средняя Азия) II–I вв. до н. э. Это фигурки юношей с продолговатыми лицами, одутловатым подбородком, крупным носом, на голове которых остроконечный колпак, а одежда единообразна и проста: короткая рубаха, низко перетянутая поясом с пряжкой впереди, шаровары и сапоги с отворотами. У некоторых фигурок на груди протянута лента[501]. Обломки этих и похожих фигурок встречены, в частности, при раскопках городища Афрасиаб[502]. Можно думать, что терракотовые статуэтки (в том числе и эти) не имели в глазах древних жителей Согда художественной ценности, их роль сводилась к ритуальным, обрядовым функциям[503]. С некоторой долей вероятности можно считать, что этот тип терракотовых статуэток Согда изображает Митру-пастуха, покровителя скотоводства[504]. В целом, это еще один пример Митры – «небыкоборца».
Таким образом, охарактеризованный выше синкретический культ Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса и его духовная связь с Антиохом I Коммагенским с большой долей убедительности подчеркивает глубокое взаимное влияние греческих и древневосточных (ирано-малоазийских и армянских) начал в религиозной жизни Коммагены в I в. до н. э. А рассмотренные нами барельефы из Нимруд-Дага и Арсамеи и надписи Антиоха I подтверждают существование царского культа в Коммагене, одной из сторон которого было отождествление царя с солнечным божеством, а с другой стороны, сам царь почитал его как одного из своих божественных покровителей. Внесение же в состав царского культа Гермеса должно было подчеркнуть бессмертие владыки и его власти с превалирующим влиянием иранских элементов в культе.
§ 3. Богиня Коммагена и Антиох I Коммагенский
Обратимся теперь к культу богини Коммагены. Мы ставим перед собой задачу выявить сущность культа богини Коммагены и раскрыть характер ее ипостасей в Коммагенском царстве. К сожалению, скудость иконографического материала усложняет эту задачу. Поэтому опираться придется и на данные эпиграфики, которых также недостаточно. Не менее важно определить место, которое занимала богини Коммагена среди женских культов эллинистического времени. В связи с этим необходимо охарактеризовать культовую практику и почитание этой богини.
Мы уже говорили, что в нимруд-дагском святилище на Западной террасе среди прочих статуй имеется статуя богини Коммагены с посвятительной надписью царя Антиоха I: Βασιλεὺς µέγας Ἀντίοχος ‖θεὸς Δίκαιος Ἐπιφανὴς ‖Φιλορωµαῖος καὶ Φιλέλλην, ‖ὁ ἐγ βασιλέως Μιθραδάτου ‖Καλλινίκου καὶ βασιλίσσης ‖Λαοδίκης θεᾶς Φιλαδέλφου, ‖Κοµµαγηνὴν τὴν ἑαυτοῦ‖πατρίδα (OGIS. I. 387).
Перевод: «Великий царь Антиох бог справедливый, явленный, друг римлян и друг греков, происходящий от царя Митридата Каллиника и царицы Лаодики богини, братолюбивой, для Коммагены своего отечества (воздвиг статую. – Прим. авт.)».
Как можно заметить, данные эпиграфики недостаточно способствуют пониманию культа богини Коммагены. Для этого необходимо рассмотреть ее иконографию. Для этого обратимся к статуям богини Коммагены с Восточной и Западной террас Нимруд-Дага. Обе статуи копируют друг друга, поэтому рассмотрим их суммарно.
Богиня изображена сидящей на троне в строго фронтальной позе: в левой руке она держит рог изобилия, который доверху наполнен различными фруктами, виноградом, колосьями. В правой руке, которая согнута и лежит на коленях, богиня сжимает, скорее всего, фруктовую ветвь, пучок колосьев пшеницы и, возможно, цветочные побеги[505]. Она одета в платье, спускающееся почти до щиколоток. Голову увенчивает высокий калаф, переходящий в своеобразный головной убор, в который вкраплены гроздья винограда, яблоки, персики, ягоды; в центре головного убора параллельными линиями показаны колосья пшеницы. Еще одной его частью является достаточно длинное покрывало, ниспадающее с задней части калафа до плеч. В левом ухе богини – продолговатый предмет, весьма похожий на серьгу. Что касается сохранности статуй, то необходимо сказать, что, во‑первых, голова статуи с Западной террасы была найдена отдельно от туловища, ввиду того, что очередное землетрясение не пощадило изваяние, и оно подверглось частичному разрушению; во‑вторых, нелишне отметить, что голова ее статуи с Восточной террасы к настоящему времени разрушилась под действием воды и
