Отдельно перебросившись парой слов с начальником подстанции, адмирал отбыл стращать и воодушевлять другие посты, не чуявшие грозы.
Чарли прислушался: гудят. Вскоре гул превратился в рев, когда они прибыли – «хейнкели» и «дорнье», волна за волной в сопровождении жужжавших «мессершмиттов». Начался артобстрел: взрывы, очереди и залпы слились в мощный хор, ночное небо озарилось вспышками; лучи прожекторов шарили в темноте, похожие на причудливые серебряные щупы. Первые несколько ночей орудия гремели, лишь создавая шум и показывая лондонцам, что оборона ведется, но дальше дело пошло на лад, и вражеские самолеты стали падать.
Вскоре донеслись взрывы фугасных бомб. Они падали ближе, чем прошлой ночью, и через несколько минут вполне ожидаемо проснулся телефон: первый вызов.
– Сити, серьезный пожар у Ладгейта. За дело, ребята!
Пожары бывали двух категорий. Большим пожаром называлось горение целого квартала, а серьезный относился ко второй категории, но все равно заслуживал тридцати насосов, что означало прибытие дружин со всего Лондона в помощь горстке настоящих пожарных машин.
Дружина Чарли пересекла реку по мосту Воксхолл, миновала здания парламента и достигла Уайтхолла, а после – Стрэнда. Промелькнул Сент-Клемент Дейнс. Затем они присоединились к веренице таких же машин, которые ползли по Флит-стрит мимо газетных редакций по направлению к церкви Сент-Брайдс.
Картина впечатляла. Должно быть, подумал Чарли, упала одна-единственная фугаска, но разнесла она два здания. Заодно свалилась и куча магниевых зажигательных бомб, которые и натворили бед. Сами по себе они были не очень страшны – горели, как шутихи; убрать их бывало легко, порой хватало и пинка, но зато часто застревали в местах практически недоступных, и пожар возникал раньше, чем до них добирались пожарные. В данном случае полыхало уже полдесятка домов. Последний по счету еще не занялся, но зажигалка была на крыше.
– Рукава! – скомандовал ответственный офицер. – Еще рукавов!
Они находились достаточно близко к реке, чтобы качать прямо оттуда. Дюжина брандспойтов уже работала.
– Полезли наверх, – позвал Чарли.
И пока остальные возились с лестницей, они со старшим взбежали по узким пролетам. Донесся треск соседнего здания, но стены толстые, и они знали, что, если пожар разгорится внизу, они пройдут по крыше или спустятся по приставной лестнице.
Очутившись наверху, они без большого труда нашли зажигательную бомбу. Та угнездилась возле трубы.
– Вот она, – сказал Чарли. – Сейчас подцеплю «кошкой».
Он полез к ней; один раз оступился, но успел схватиться за трубу.
– Прелестный пейзаж! – крикнул он и, когда напарник показал, что все чисто, примерился, отвел ногу и наподдал так, что бомба слетела с крыши на тротуар.
Они почти спустились, когда заметили дым, удивленно переглянулись, немного выждали, затем напарник вцепился в перила.
– Голова закружилась! – крикнул он, и Чарли пришлось его подхватить.
Чарли осклабился.
– Ну-ка, держись и идем со мной, – прошипел он.
Они спускались, пока не дошли до подвалов, которые, как часто бывало в этом районе, растягивались на несколько домов. Войдя, увидели пожар в цокольном этаже соседнего здания. Тлеющие угли грозили в любую секунду устроить в подвале пресловутый большой пожар. Пьянящий запах валил с ног, но его источник стал очевиден.
– Спиртное, – выдохнул Чарли.
Да, соседний цокольный этаж принадлежал винной лавке, и полыхали разбившиеся бутылки. Сверху доносились хлопки, и то же самое грозило распространиться на подвал с коробками.
– Не вынести, – буркнул напарник.
– Да, – кивнул Чарли, – но глянь-ка на это.
Шагах в двадцати стояла открытая коробка, полная миниатюрных бутылочек. Не сговариваясь, оба двинулись к ней.
Пожарный сапог широк и высок. Удивительно, сколько туда влезало. Рядом падали обугленные куски половиц, но они не обращали внимания, пока не закончили.
– Ну и везет тебе, Чарли, – шепнул его спутник.
Хелен ехала через Мургейт. Поразительно: на одной улице – адский пожар, на соседней – кромешная тьма. Дважды пришлось тормозить и объезжать воронки. Вторую они еле успели заметить. Их было двое в карете «скорой помощи» – прочном старом фургоне со стертыми метками по бокам. Он выглядел чуть примитивным, но вез носилки и полный комплект для оказания первой помощи. А это куда лучше тех дней, когда Хелен водила собственный маленький «моррис» и сама запасалась бинтами и ножницами.
Бомбежка на время стихла. Лучи прожекторов продолжали обшаривать небо, но гул самолетов растаял вдали. Разумеется, ненадолго. «Спитфайры» оставались в небе, выискивая добычу, но большинство вражеских машин не только израсходовало боезапас, но возвращалось на дозаправку для второго захода.
Показались многоквартирные дома. Единственный пожарный расчет трудился на углу, где бомбой аккуратно срезало участок стены, выставив интерьер, как в кукольном домике. Пожарные вынесли престарелую леди и уложили на одеяло в ожидании медиков. Хелен хватило секунды, чтобы определить серьезный перелом ноги. Несомненно, крайне болезненный. Но старушка вела себя необычно.
– Простите, милочка, что со мной столько хлопот, – попыталась улыбнуться она. – Надо было идти в убежище.
Хелен наложила шину и уже перекладывала старушку на носилки, когда пожарный поднял взгляд и прислушался к гулу новой волны бомбардировщиков.
– Поторопитесь, мисс, – посоветовал он.
Она взялась за носилки и тут заметила, что старушка отчаянно пытается что-то сказать. Хелен терпеливо склонилась над ней.
– Прошу вас, милочка, если меня повезут в больницу… Я только-только сообразила. Не пособите мне? Я забыла…
Хелен не пришлось дослушивать.
– Правильно, зубы.
Вечная история. О зубах забывали постоянно. И почти всегда хранили их на каминной полке. Взрывом их неизменно забрасывало куда-то еще. И Хелен, если было можно, всегда отправлялась на поиски. Сохранить зубы – сберечь частичку еще оставшегося у стариков достоинства. «Да и будут ли новые, когда идет война?» – сказал ей один.
Она вздохнула:
– Какой этаж?
– Налет начинается! – позвал пожарный.
– Бомба не падает дважды в одну воронку, – хладнокровно возразила Хелен, хотя не понимала, почему так.
Она вошла в дом, когда гул перешел в рев и где-то сверху заработали зенитки.
Предчувствие, допекавшее Вайолет, было размытым. Ее не посещало видение ни раненой, ни мертвой Хелен – нечто более общее: ощущение, будто заканчивалось что-то важное – она не знала что. Когда Хелен ушла пройтись, оставив Вайолет в кресле, та закрыла глаза и вдруг услышала отрывистый звук, словно захлопнули книгу. Она сказала себе, что ей послышалось, но не могла отогнать мысль о том, что люди склонны к некоторому безумию, едва оказываются на пороге судьбоносных перемен. С уходом Хелен это чувство окрепло.
И только по завершении первого ночного налета она смекнула, что оборваться могла жизнь не Хелен, а ее собственная. Белгравию бомбили мало – лишь несколько раз метили в Букингемский дворец, – но это не означало, что так будет и впредь. Вайолет задумалась, стоило ли ей что-нибудь предпринимать. Она вздохнула. Ей перевалило за семьдесят. Хватит ли сил?
Солонина была ни при чем, поскольку к ней не прикоснулись, но в чем бы ни заключалась причина, к полуночи выяснилось, что вспомогательный пожарный Кларк не в состоянии приступить к обязанностям. Дружина под номером три недосчиталась одного человека.
Получив сообщение о том, что бомба попала в пивоваренный завод Булла, офицер огляделся в поисках кандидата. Он старался не использовать людей пожилых, тех же Флемингов. Поскольку обоим было за шестьдесят, они проходили по ведомству отрядов местной самообороны и находились здесь, хотя не подозревали об этом, лишь потому, что офицер счел музыкальные упражнения Герберта полезными для боевого духа. Однако сейчас ему не хватало бойца, а пожар относился к категории больших. Задумчиво он посмотрел на Перси:
– Я полагаю, вы не хотите остаться в стороне?
– Давай, Перси! – загалдели остальные. – Удобный случай попасть на пивоварню! Закатим пир!
– Ну, тогда ладно, – ответил он. – Я пойду.
Теперь бомбили со всех сторон. Летели зажигательные бомбы – как магниевые, так и напалмовые.[83] Чарли то и дело слышал пронзительный визг, сменявшийся чудовищным разрывом фугаски. Одна упала в Блэкфрайерсе, другая – где-то у Гилдхолла. Небо полнилось расцветавшими вспышками, которые смахивали на фейерверк, устроенный сумасшедшими. От рева, треска и взрывов закладывало уши.
Из Ладгейта их бросили на Сент-Бартоломью. Они миновали высокий купол Олд-Бейли, здания уголовного суда, украшенного грациозной Фемидой с весами и бывшего достопримечательностью этого квартала Сити на протяжении последних тридцати лет. Проезжая мимо, Чарли с напарником обменялись ухмылками, думая о бутылках в сапогах.
