обнародование этих подробностей от имени великих западных держав приведет к важнейшим переменам в структуре мировых сил».
В момент победы над Германией судьба Польши вызывала у западных лидеров глубокое беспокойство. 4 мая Черчилль отправил Трумэну телеграмму, в которой говорил, что, вероятнее всего, после капитуляции немецких армий те области, которые попадут под контроль Красной армии, «будут включать в себя Балтийские провинции, всю Германию до оккупационной линии, всю Чехословакию, значительную часть Австрии, Югославию целиком, Венгрию, Румынию, Болгарию, вплоть до Греции, находящейся сейчас в неустойчивом положении. Туда войдут все крупные столицы Центральной Европы, включая Берлин, Вену, Будапешт, Белград, Бухарест и Софию». Это, предупреждал Черчилль Трумэна, «представляет собой такое событие в истории Европы, которое нечему уподобить и с которым союзники в ходе долгой и опасной борьбы еще не сталкивались. Одни только репарационные требования русских к Германии таковы, что позволят им продлевать оккупацию практически неограниченно долго, в любом виде, на протяжении многих лет, за которые Польша вместе со многими другими странами попадет в обширную зону подконтрольной русским Европы, не обязательно советизированной экономически, но находящейся под их управлением».
Черчилль твердо намеревался предотвратить советское военное наступление во всем, в чем было возможно. Он объяснил Идену 5 мая вдобавок к тому, что он отправил Монтгомери в Любек, чтобы лишить Советы возможности продвинуться от Балтики в Данию: «Мы перебрасываем по воздуху умеренный по силе отряд сдерживания в Копенгаген, а остальная часть Дании с этого времени стремительно оккупируется нашими подвижными танковыми колоннами. Таким образом, я считаю, что, учитывая радостные чувства датчан, а также жалкое смирение и возможность ангажировать сдавшихся в плен немцев, мы помешаем нашим советским друзьям и на этом направлении тоже».
5 мая Красная армия еще вела ожесточенные бои: на севере Германии — между Висмаром и Шверином, в Восточной Пруссии — на узкой прибрежной полосе между Данцигом и Кёнигсбергом, в Чехословакии — в районе Оломоуца, в Австрии — в районе Санкт-Пёльцена и в Силезии. Поблизости от Вансена, в 32 километрах к югу от Бреслау, установлен монумент в память о 469 русских солдатах, погибших в тот день, — тогда немецкая 17-я армия перешла в одну из своих последних отчаянных контратак.
5 мая немцы подписали еще несколько актов о капитуляции; согласно одному из них, капитулировали все немецкие войска в Нидерландах. Капитуляция была подписана в четыре с небольшим часа пополудни в присутствии старшего канадского генерал-лейтенанта Чарльза Фоулкса; в качестве главнокомандующего внутренними войсками Нидерландов там присутствовал и принц Бернард Нидерландский. Генерал Бласковиц, командующий немецкими войсками в Нидерландах, неожиданно выказал принцу глубокое почтение, однако тот не обратил на него внимания.
5 мая в половине третьего пополудни на юге Германии, в Бальдгаме, был подписан очередной акт о безоговорочной капитуляции. На этот раз сдались все немецкие войска на территории от Богемских гор до верховьев реки Инн. Со стороны немцев акт подписал генерал Герман Фёрч, которому американский генерал Джейкоб Деверс объяснил, что это не перемирие, а безоговорочная капитуляция. «Вы это понимаете?» — спросил у Фёрча Деверс. «Уверяю вас, сэр, — ответил Фёрч, — в моем распоряжении не осталось никакой власти, чтобы воспрепятствовать этому».
Хотя война была фактически окончена, тем не менее в Эбензе, неподалеку от Маутхаузена, в 1500 километрах к востоку от Бальдгама, эсэсовцы собирались убить несколько тысяч евреев, большинство из которых были выжившими узниками Освенцима, которых пригнали маршем из Маутхаузена в Эбензе. Заключенным приказали спуститься в один из туннелей местной шахты. Это было нужно, как объясняли охранники, для защиты от бомбардировок союзников.
Среди заключенных в Эбензе был сорокашестилетний русский еврей Лев Маневич, который сидел в немецкой тюрьме с 1936 г., когда его арестовали за шпионаж в пользу Советского Союза. В сентябре 1943 г. он был ненадолго освобожден американцами, когда небольшое фронтовое подразделение американской армии захватило тюрьму в итальянском городе Сан-Стефано, однако, будучи чрезвычайно ослабленным, он снова попал в руки немцев через сорок восемь часов. Теперь же, истощенный и никому не известный, он отреагировал на приказ немцев спуститься в шахту, выкрикнув на нескольких языках: «Не ходите туда. Они нас убьют».
Предупреждение Маневича возымело действие. Все до одного заключенные отказались сдвинуться с места. Историк Эвелин ле Шен, рассказавшая об этом последнем восстании, писала, что охранники-эсэсовцы «застыли в нерешительности»: «Людские толпы волновались и роптали. В первый раз со времени ареста заключенные, еще не находившиеся на грани смерти, увидели возможность хотя бы пережить войну. Разумеется, они не хотели ни того, чтобы их взорвали в шахте, ни того, чтобы их перестреляли из пулеметов за неповиновение. Но они знали, что в эти последние дни многие части войск СС ушли и были заменены подразделениями из этнических немцев».
После непродолжительных переговоров с подчиненными офицерами немецкому коменданту стало ясно, «что им тоже не хотелось ни принуждать людей спуститься в туннель, ни расстреливать их»: «Война почти закончилась, и они думали о будущем, а наказание, которое постигло бы их за убийство столь большого количества людей, было чем-то таким, чего они — пусть даже их руки уже были запятнаны кровью — хотели избежать. Так заключенные взяли верх».
В Эбензе в тот день был и Меир Пескер, польский еврей из города Бельск-Подляски, которого депортировали сначала в Майданек, потом в Плашов, пока наконец он не оказался в Маутхаузене. «Мы видели, что приближаются американцы, — писал он позднее, — и немцы тоже это видели. — Он продолжал свой рассказ: — Затем внезапно появился один из немецких охранников, жирный примитивный зверь, жестокий настолько, что собственноручно убил десятки евреев. Тут он впал в нерешительность, разволновался и стал умолять нас не выдавать его, ведь он „сделал столько всего хорошего для евреев, которым этот безумец Гитлер стремился навредить“. Когда он закончил свои увещевания, трое мальчиков повалили его и убили — прямо здесь же, в том самом лагере, в котором он был единоличным правителем».
Меир Пескер добавлял: «Мы убили всех немецких угнетателей, попавших в наши руки, еще до того, как американцы вошли внутрь лагерного ограждения. Это была месть за наших близких, чья кровь была пролита от рук этих языческих германских животных. Я выжил только благодаря счастливой случайности — пусть даже это было и греховное счастье».
5 мая, в день, когда немцы собирались бежать из Эбензе, там находился и доктор Миклош Нисли, очевидец зверств доктора Менгеле в Освенциме. Как и все его товарищи по заключению в Эбензе, он пережил марши смерти, включая тот, на котором их гнали из Центральной Германии в Маутхаузен, когда вышло 3000 человек, а тысяча погибла в пути. «5 мая, — вспоминал он позднее, — на сторожевой вышке в Эбензе был поднят белый
