у всех была разной, как и консервы в мешке Философа. Кому-то досталась килька, кому-то бычки, кому-то тунец, а Макс урвал себе настоящую тушенку, на которую то и дело облизывался Шакал, давно расправившийся со своей порцией.
– Яр у нас прям король среди кулинаров, – усмехнулся Макс, шкрябая ложкой по дну тарелки.
– Скажешь тоже, – смутился я. Вместо ответа Макс протянул мне металлическую кружку с водкой. – Не, я, наверное, не буду.
– Не обижай, – мотнул головой он. – Хочу с тобой выпить. С каждым, конечно. Но ты первый.
– Ладно, – вздохнул я, понимая, что отказа Макс не потерпит. Затем взял в руки кружку и сделал внушительный глоток. Водка тут же наполнила голову теплом, а кружка пошла по кругу и каждый сделал по глотку. Кроме Философа. Тот шумно выдул остатки и, под неодобрительное ворчание Лешего, которому не досталось, осоловело улыбнулся.
– Расслабься, Лень. Пусть согреется, – махнул рукой Макс. – Водка еще есть. Наливай и пускай по кругу.
– Да будет так, – кивнул Леший, вставая с бревна. Он сходил к озеру, откуда вернулся с полной бутылкой водки, охлажденной самой природой. – Ну, за нас, братушки и сестренки. Будем.
– Будем, – хором поддержали его все остальные.
После ужина веселье продолжилось. Перебравший с непривычки с водкой Славик пригласил на танец Настю и чуть не свалился в костер, когда потерял равновесие во время одного пируэта. Колумб вместе с Максом по очереди пели. От классики фолка в виде «Зеленых рукавов» и «Лунной тени», до хулиганских куплетов Сектора Газа и Гражданской обороны. Леший, похожий на гигантского моржа, искупался в ледяном озере, откуда выбрался довольным и раскрасневшимся. Шакал зацепился языком с Философом и спорил, чьи духи сильнее. Андрей выступил судьей в этом споре и без стеснения подначивал обе стороны, из-за чего до меня то и дело доносилась цветастая ругань участников спора. Я, с Васей, Викой и Катериной играл в «дурака» на простые желания. Тощий гот с погонялом Рэйвен, предпочитавший картам шахматы, налегал на пиво и пытался найти себе соперника. Правда шахматы никого не привлекали и Рэйвен в итоге присоединился к нашей игре, бурча себе под нос про «быдло-развлечения».
В полночь Колумб и Леший развели еще один костер неподалеку от нашей стоянки. Возле него расчистили место и начался «обряд очищения», как сообщил мне по секрету Шакал. Суть обряда была проста – делаешь глоток водки и прыгаешь через костер. Если огонь ужалит кожу, значит, духи приняли тебя и очистили твою душу. Если же нет, то новый глоток и новый прыжок, пока духи не смилостивятся. Я долго отнекивался от прыжка, но в итоге согласился. А вот с Философом вышла проблема. Он прыгал слишком высоко и потом долго ругался, что духи обделяют его своим вниманием. Снова пил и снова прыгал, пока не напился до такого скотского состояния, что попросту рухнул в костер во время разбега. К счастью, рядом стоял Леший, который помазанника древних богов успел оттащить в сторону за ноги и бросил возле колючих кустов.
– Допизделся, парнишка, – резюмировала Настя, смотря, как Философ стонет и пытается почесать обожжённую огнем жопу.
– Факт, – посмеиваясь, согласился Шакал. – Настолько духов заебал, что те его чуть в собственном соку не запекли.
– Я – вторая ипостась… – тонко заголосил из кустов Философ.
– Тише, Илюшенька. Ты в себя сначала приди, а потом за ипостаси затирай, – фыркнула Настя. – Ладно, хуй с ним, с помазанником. Плесните даме водки. Похолодало что-то…
Постепенно народ стал расходиться по палаткам. Те, у кого палаток не было, забирались в спальные мешки или просились потесниться более предусмотрительных товарищей. Ушел спать Колумб с Викой. Настя, загадочно улыбаясь, утащила Макса в свою палатку. Леший увалился спать прямо у костра, причем мне казалось, что бородачу никакой холод не страшен. Знай себе, закутался в ватник, воротник поднял и моментально уснул. Я тоже попробовал уснуть, но Розанову, судя по всему, из необъятного мешка Философа досталась просроченная консерва, из-за чего находиться с ним в одной палатке очень скоро стало невозможно. От удушливой вони слезились глаза и желудок постоянно норовил вытолкать все съеденное. Поняв, что так и не усну, я негромко выругался и выбрался из палатки на свежий воздух.
У догорающего костра мелодично похрапывал Леший, но лучше уж храп, чем ядовитый пердеж Славика. Ночью все-таки ударил небольшой морозец, но он не заставлял дрожать от холода. Наоборот, бодрил и наполнял голову ясностью. Улыбнувшись, я достал из рюкзака Славика термос и плеснул себе кофе. Какой-никакой, но все-таки завтрак.
– Яр, ты чего не спишь? – послышался из ближайшего спального мешка приглушенный голос Василисы.
– Попробуй тут уснуть, когда по соседству играется ноктюрн кишечных труб. Точно тебе говорю – Розанова надо запретить Женевской конвенцией, как биологическое оружие массового поражения, – буркнул я. – А ты чего не спишь? Я разбудил? Сейчас кофе попью и пойду погуляю.
– Не, не. Все нормально. На природе сложно уснуть, – улыбнулась Вася. – Особенно после такого бурного вечера. Не против, я подсяду?
– Нет, не против, – ответил я. Вася застегнула до горла куртку и, присев на бревно, тут же прижалась ко мне.
– Однако, морозненько, – пробормотала она. Чуть подумав, я снял свою куртку и накинул на нее. Глаза Васи благодарно блеснули. – Спасибо. Ты сам-то не замерзнешь?
– Не. Кофе горячий, да и не холодно, на удивление.
– А я всегда мерзну. Как температура хоть чуть ниже нормы, тут же нос красный и дрожу, как сама не своя.
– На, глотни, – ответил я, протягивая Васе кружку с кофе. – Потеплее будет.
– Спасибо.
– Не за что.
– Яр?
– М?
– Можно вопрос?
– Ага.
– А что у тебя с голосом? – спросила она и тут же виновато шмыгнула носом, увидев, как я смутился. – Прости. Сама не знаю, зачем…
– Все в порядке. Интерес понятен, – перебил я, неловко теребя горловину свитера. – Травма горла. Старая, с детства.
– А как… в смысле, что случилось?
– Честно? – невесело улыбнулся я. – Толком сам не помню. Обрывки только. Мама всем рассказывает, что я со стула упал и горлом об шкаф ударился.
– А на самом деле?
– Отец меня душил.
– В смысле? – побледнела Вася. – Как это – душил?
– Просто душил. Я как-то мамину вазу разбил. Случайно, конечно. А его будто переклинило. Будто ваза эта для него самой дорогой вещью была, – тихо ответил я. То, о чем всегда говорить было трудно, вдруг полилось из меня, как из рога изобилия. Наверное, наступил тот момент, когда молчать больше не было сил. А может просто хотелось хоть с кем-нибудь этим поделиться. – Он накинулся на меня и душить начал.
