деревню послевоенную, периода страшной разрухи и нищеты, а я знал ее, деревню, еще довоенную, когда тем, кто остался в ней после раскулачивания и репрессий, терять было нечего, им оставалось «быть или не быть», «жить или не жить»!
Они выбрали «жить», взяли кредиты и стали заниматься строительством фирменных коровников, свинарников, конюшен, закупать жатки, сенокосилки, купили «дизель», трактор ХТЗ. И получили в 1940 году небывалый урожай, хлеб возили по амбарам возами, накупили велосипедов, патефонов, костюмов и т. п. Казалось, живи и радуйся, но нашему народу никогда не везло: Финская кампания, Отечественная война отбросили деревню в нищету.
Возможно, Распутин, услышал такие доводы, мог бы согласиться, что получилась все-таки правда, а не ее подобие. Только после драки кулаками не машут. удивительно другое — меня успокаивали: кто тебя раскритиковал? Сам Распутин! И странное дело: я не огорчился ни на грош, будучи уверенный в своей правоте.
Потом во время заседания секции прозы пытался делать в альбоме для рисования наброски с писателей, в том числе и Распутина, которые бережно храню с 1979 года.
Будучи на курорте «Усолье», позвонил Распутину на квартиру с просьбой почитать моего «Дедушку Тирдачку» и дать отзыв.
К великому моего удивлению, Распутин согласился, и вскоре я получил положительный отзыв, правда с пожеланиями еще поработать над некоторыми местами. Вот что значит отзыв маститого писателя, и я увидел «Дедушку Тирдачку» в солидном сборнике иркутских писателей «Повести». Это еще тогда, когда платили гонорары.
Все мои попытки вступить в члены Союза писателей натыкались на невидимое сопротивление некоторых членов. Например, повесть «Поселенец» получила восторженный отзыв Станислава Китайского, который заявил, что «Поселенец» мог бы стать явлением не только в иркутской литературе, но в то же время она попала в руки братчанина Геннадия Михасенко, которые ее беспощадно «зарезал», я уверен, не читая: лезут, мол, в литературу всякие, а мы на что жить должны? «Поселенца» я издал на деньги спонсоров, и повесть пользуется неизменным успехом среди читателей, требующих издания ее в более солидном виде, а не в районной типографии.
Мне говорили: чтобы стать членом Союза писателей, надо иметь две отдельно изданные книги, хотя в сборниках у меня напечатанного было на три и четыре, и пять книг.
Словом, не везло! Я вообще невезучий!..
Бывали ли еще встречи с Валентином Распутиным? Бывали, но эпизодические, кратковременные, случайные. На илимской земле он больше не появлялся с тех пор, как приезжал еще до затопления долины Илима водами Усть-Илимкой ГЭС. Что-то ему требовалось уточнить, проверить, прочувствовать.
Не лежит туда дорога, отвечал он, когда его спрашивали илимчане…
В этом году ряд газет очень широко и подробно отметил 70-летие знаменитого писателя, который в последнее время стал более публицистом, пишущим такие объемные статьи, что не всякий из читателей возьмется за их чтение.
Стал он замкнутым, но простым, «воевал» с любителями гробить природу, бился за нравственность человека и человечества.
Егоркина страсть
Рассказ
Года за два или за три до войны это было. Придя из школы, Егорка набегался, накатался на лыжах, а когда свечерело, вбежал в избу, разделся и в ожидании ужина присел на поленья у топящейся железной печки, на которой мать, невысокая, ловкая, разогревала ужин и кипятила чай.
Грузно вошел в дверь отец, каждый раз поражая Егорчику высоким ростом и сумрачным лицом. Он присел на диван, надел очки и развернул сегодняшнюю газету «Восточно-Сибирская правда».
Мать бросала на мужа недовольные взгляды, словно хотел и не могла обидеться: вот всегда так, себе читает, а до нее и дела нет. Но она побаивалась мужа. Егорка отца тоже побаивался.
Пришел с работы старший брат Михаил, помыл руки, достал из кармана тужурки журнал «Красноармеец» и стал перелистывать поблескивающие тонкие страницы с иллюстрациями.
Егорка учился в третьем классе, являлся членом редколлегии стенгазеты «Пионер» и всегда чувствовал трепет газетами и журналами. Он завидовал отцу, завидовал брату, которые трудился наборщиком в районной типографии и готовился к службе в Красной Армии. Они читали свои газеты, свой журнал, а у него не было ни того, ни другого, и он не мог, набегавшись, сесть за стол и почитать свою газету.
Егорка подскочил к брату:
— Дай посмотреть!
— Молоко на губах не обсохло, — с усмешкой сказал брат и щелкнул Егорку по носу, — рано тебе…
— Рано, рано, — заворчал паренек, — всегда так. А я хочу!
И стал заглядывать в журнал через плечо. Увидел на картинке: два всадника на красивых лошадях сражаются саблями. Внизу надпись: «Кисть руки офицера вместе с клинком отлетела».
Брат сказал строго:
— Не мешай, схлопочешь!
Егорка обиженно поджал губы и отошел в сторонку. Вдруг ему явилась славная мысль: надо выписать себе газету, свою!
Егорка преодолевая робость, приблизился к отцу:
— Тять, а тять!
Отец буркнул, не отрываясь от газеты:
— Чего тебе?
— Дай денег.
— На что?
— Газету выпишу.
— Хорошее дело. Но где я тебе денег возьму? Заработай и выпиши.
— Я еще маленький…
— Ничего себе маленький. Я в твои годы пахал и боронил, двух сестер кормил.
(Отцов отец умер, когда сыну шел двенадцатый год.)
— Как я их заработаю?
— У тебя на плечах кочан капусты или голова? Вот и думай…
Чернобородый коренастый дедушка Филипп состоял в деревне почтальоном, разносил по избам газеты, журналы, письма. Охотно вступал в разговоры.
— Дедушка, а дедушка, — обратился к нему на следующий день Егорка, как на газету подписаться?
— Проще простого: давай мне деньги, а я тебе квитанцию выпишу… Тебе какую? «Пионерскую правду» или «За здоровую смену»?
— Мне был «Илимский партизан». — Местную, значит. Баско!
— Но у меня нет денег.
— Дак о чем разговор…
Пошел дедушка дальше, а Егорка голову повесил и не заметил, как к нему синеглазый друг Колька приблизился.
— О чем задумался? Пойдем на санках с угорка кататься.
— Не, — сморщился Егорка, — мне был денег заработать где.
— Ого-о! — удивился Колька. — А зачем тебе деньги?
— Хочу на газету подписаться.
— А я был складешок перочинный в раймаге купил, — мечтательно протянул Колька, — если бы деньги были.
— Вот я и думаю о них.
— А знаешь, — поднял Колька палец вверх, — я, кажись, придумал!
На следующий день в лесу за деревней, в старой гари, где стояли без коры погибшие сосны, стучал топор и вжикала пила. Ребята валили посильные деревья и пилили их на дрова.
— Вот и будут у нас деньги! — заявил Колька. Завтра выпрошу у бригадира Чалку и продадим дрова Марье Денисовой. У нее муж недавно умер, детей обогреть надо, еду сготовить…
— Будут, будут! — радостно подхватил
