Дав отбой, профессор мрачно пояснил: «Надо же что-то делать. Не сидеть же сиднем, наблюдая, как нашу клиентку притапливают». Когда добрались до «Интеллекта», он вежливо, но решительно попросил пока его не беспокоить, поэтому я, не говоря лишних слов, проследовал в комнату отдыха. Есть у нас такое специальное помещение, где оперативники, не имеющие поручений, могут скоротать время за чаепитием и просмотром телепрограмм. Однако едва я успел допить чашку, как в комнату заглянула секретарша и сказала, что Иван Макарович меня к себе просит.
Профессор, когда я к нему зашел, выглядел уже нормально: если и не повеселел, то восстановился, от былой депрессии и следа не осталось. Он, по устоявшейся привычке, бодренько рисовал треугольнички и даже бурчал некий мотивчик, опознать который я не смог бы при всем желании. Первым делом профессор принес мне свои извинения:
— Выбил он меня из колеи, поганец. Расстроил. Хороший наш Рома следователь, но увлекающийся. Однако человек он порядочный и прессовать невиновного не станет, особенно если ему другую версию подкинуть.
— Только она должна быть убедительной, иначе ничего не выйдет. Роман Антонович, похоже, крепко за свою ухватился, хотя, сдается мне, не прав он. Только доказать это мы пока не можем.
— Вот и займемся, не откладывая, поиском убедительных доказательств, время поджимает. И это уже не пожелания клиентки, а наши собственные амбиции. Думаю, пора бы нам встретиться еще с двумя фигурантами, с которыми мы пока лишь заочно знакомы. Я возьму на себя загадочного Аркадия Александровича, а вам оставлю вдову, тем более что женщин вы любите.
— Я их люблю, конечно, но все же не настолько.
— Хотите — поменяемся, хотя мне Аркадий интереснее.
— Да нет, шучу. Я же не собираюсь за ней ухаживать.
— Тогда в путь. Кузьмич доложил, что Катерина сегодня поработать решила, так что двигайте в салон.
— Я могу сказать ей, что мы в курсе ее личной жизни?
— Почему нет? Смотрите по обстановке. Подождите, не уходите, еще один момент, только позвоню. Алло, Аркадий Александрович?.. Добрый день. Меня зовут Иван Макарович, я занимаюсь расследованием обстоятельств смерти вашего друга, Леонида Штерна, и мне нужно бы с вами встретиться… Да прямо сейчас могу подъехать… Спасибо… Да, знаю, конечно. Только должен сразу предупредить, я частный детектив, разговаривать со мной вы не обязаны… Что?.. Ах, вот как? Что ж, весьма достойная позиция, до встречи. — Отключившись, Иван Макарович повернулся ко мне:
— Знаете, что он сказал? Мне, говорит, все равно, частник вы или сам Генеральный прокурор. Главное, что вы профессионал и занимаетесь поисками убийцы моего друга, а я и сам всей душой желаю, чтобы мерзавец получил по заслугам, а потому все дела отложу и чем смогу, помогу. Вот и посмотрим, насколько он искренен. Вы будете с Катериной о встрече договариваться?
— Не стоит. Она человек своеобразный, не хочу ей время на подготовку давать, постараюсь застать врасплох.
— Пожалуй, с ней так действительно лучше. Тогда последнее: полагаю, будет совсем не лишним уже сегодня нам впечатлениями обменяться. Не против?
— Нет, что вы, сам хотел предложить. Давайте так: тот, кто первым закончит, шлет другому эсэмэс, а встретимся в агентстве.
Дорогу к салону «Престиж» я уже протоптал, поэтому добрался быстро. Заходить не стал, меня там уже видели, а маникюрша и вовсе хорошо запомнила, мы довольно плотно общались. Поэтому, чтобы не светиться, я, припарковавшись, позвонил снаружи. Катерина от встречи не уклонилась, согласилась даже поговорить в машине, причем ни удивления, ни вообще каких-либо иных чувств я в ее голосе не уловил.
Долго ждать она не заставила, появилась минут через десять, видимо, клиенты ей не особенно докучали. Госпожа Штерн оказалась крупной пышнотелой блондинкой, из тех, коих прежде называли дебелыми. Объективно говоря, привлекательна, хотя и очень на любителя. Мне, например, никогда не нравились женщины с тупым, овечьим выражением лица, а у свидетельницы оно именно таким и было.
И даже более того. Фотография таких нюансов не передает, но вблизи Катерина выглядела не просто тупой, но совершенно безмозглой. Ее хотелось немедленно взять на короткий поводок, потому что при взгляде на нее невольно возникало сомнение, что она может самостоятельно перемещаться в пространстве, не натыкаясь на столбы и деревья. И хотя я знал, что это всего лишь маска, действовала она безотказно, мне все время приходилось мысленно себя контролировать.
Личина и впрямь оказалась хороша настолько, что даже вызывала невольное восхищение. Не подумайте, что мне нравилось увиденное, вовсе нет, но порой даже уродливые, безобразные вещи могут восхищать, если выполнены мастерски. Например, фигурки жутковатых африканских божков, кои были в большой моде в недавнем прошлом. В каждой второй квартире на стене что-то такое висело, и хотя подавляющее большинство было тем, чем и казалось, — безвкусными, дешевыми поделками, изредка попадались и настоящие шедевры, приковывающие взгляд, несмотря на нарочитую уродливость, а может, и благодаря ей.
Вот и Катина маска проходила в моем восприятии по такому же разряду. Даже захотелось узнать, когда она свою личину впервые примерила и как долго шлифовала? Если глаза — зеркало души, то души у Катерины Штерн не было вовсе, как нет ее у животных, потому что более всего ее глаза напоминали потертые оловянные блюдца, в которых ничего не отражалось, да и отразиться не могло. Впрочем, сравнение с животным не совсем точное, ей-богу, у любой дворняги взгляд куда осмысленней.
Первым делом Катерина спросила, есть ли у меня какое-нибудь удостоверение. Я тут же предъявил его, но она лишь скользнула взглядом по корочкам, видимо, понимая, что, проявив осведомленность в юридических вопросах, из образа выпадет. Не вымолвив более ни слова, она уселась рядом со мной на переднее сиденье, тупо уставившись прямо перед собой остановившимся взглядом.
Осознав, что просидеть так госпожа Штерн способна хоть целый день и первой не заговорит, я начал задавать вопросы и очень скоро понял, что имела в виду Алла Жилина, говоря о Катерине. Мои вопросы имели тот же эффект, что и плевки горошинами из трубочки по пуховой подушке, то есть ровно никакого. Катерина либо таращилась на меня (мол, не понимаю), либо глупо хихикала, отвечала невпопад, переспрашивала, оставаясь неуязвимой в своей броне тупой безучастности.
Как же, думаю, тебя расшевелить, стерва этакая? Намекнул, что знаю о ее отношениях с Андреем Федотовым — не понимает, точнее, делает вид, что не понимает. Правильно, с такой надо говорить простыми, доступными сознанию дебила словами, иначе так и будет продолжать дурочку валять.
— Давно с Федотовым встречаетесь?
— Да мы уж давно знакомы, он ведь друг моего мужа. Как в гости друг к другу приходим, так и встречаемся. Часто, а точнее не упомню.
— Я имею в виду, как давно вы с ним трахаетесь? — спросил я напрямик, мысленно содрогаясь от такой грубости, которую прежде ни с одной дамой себе не позволял.
— А что значит, «трахаетесь»? — наивно захлопала глазками Катя.
— Это значит, спать вместе, — чуть не закричал я, начиная натурально звереть.
— Нет, сплю я только дома, раньше с мужем, теперь одна. — Я уже готов был взорваться, как она неожиданно добавила: — А с Андрюшей мы сексом занимаемся. Знаете, что такое секс? А-а-а, поняла: «трахаться» означает заниматься сексом? Какое странное слово, никогда не слышала, надо запомнить. Так что с Андрюшей мы не спим. Это ведь глупо встретиться с мужчиной для секса и ложиться спать, вы не находите?
Ну, что сказать? Непробиваема, ничто ее не берет. Ничего, не на того ты, девочка моя, напала, я тебе не интеллигентная Алла Константиновна.
— Но ведь Зинаида Федотова ваша подруга, а вы спите, пардон, сексом с ее мужем занимаетесь. Нехорошо, как думаете?
— Я женщина простая, глупая, мне думать трудно, голова болеть начинает. Да только Зина при муже, а я нынче бедная вдова, кто обо мне позаботится? Мне мужчина нужен.
— Ну, не такая уж вы бедная, хотя могли бы быть гораздо богаче, если бы Леонид Федотович завещания не оставил.
— Завещание? Какое завещание?
— Обычное. Вас он, конечно, не забыл, оставил свою долю в фирме, а вот квартиру сестре отписал.
Ага, проняло, наконец. Оловянные блюдца Катиных «гляделок» вдруг стремительно обрели объем и цвет, где-то в глубине как будто огоньки зажглись. Впечатление, надо признать, жуткое, будто передо мной вдруг появился монстр с лицом, составленным из половинок лиц двух разных людей. Нижняя часть с вялым, безвольным ртом резко контрастировала с горящим, каким-то даже яростным взглядом.
— Это неправда, этого быть не может! Я не раз просила Леню завещание написать, но он всегда отказывался, не собираюсь, говорил, умирать, а время придет, все и так тебе достанется. Признайтесь, вы специально врете, чтобы меня позлить?
