Хорош Расс! Отстоял меня у паладина, не испугался! Я по-новому взглянула на молодого мужчину с горящим томным взглядом…
Не успела додумать мысль, в глазах потемнело. Я повалилась с бревна головой вниз. И последнее, что выхватил взгляд — как мужчины с испуганными лицами бросились на помощь.
40 Запах яблок
Отголоски памяти цветными пятнами заплясали перед глазами. Почудился запах яблочного повидла. Стоял конец лета, и в Ревоше, замке Даренфорсов, заготавливали припасы на зиму.
К ужину обязательно будет яблочный пирог. Мама Генри чудесно его готовит. Вот моя мама никогда даже не пыталась готовить, на это был отряд кухарок, а леди Элизабет была настоящей хозяйкой, и просто доброй и любящей женщиной. Когда я прибыла в их дом, она приняла меня радушно, словно своё дитя.
Ревош был чудесным, и время было чудесным, если бы не одно но…
Я сидела на постели, чем-то сердитая на Генри, и прятала подступившие слёзы. Муж надевал сорочку на разгорячённое тело, отвернувшись к окну.
Постель была раскидана, вербена повсюду чувствовалась слишком явственно, и больше всего на мне.
— Не спустишься, значит, к ужину? — хмуро поглядел через плечо Генри.
— А ты не будешь, значит, меня учить? — язвительно прошипела я.
— Нет.
— И я — нет! — сжала зубы и зарылась в одеяло подальше от глаз.
Генри нахмурился сильнее, продолжая застегивать пуговицы. Оставив распахнутым ворот, из которого торчали тёмные завитки волос, подошёл к постели и сел на край.
Постель промялась, и я выглянула из-под одеяла.
— То, что начало происходить с тобой, слишком опасно. Магия огня убийственна. Нужно зачать ребёнка поскорее, услышь меня.
— Я не хочу лишаться дара, Генри! — выпалила я. — Ни целительного, ни огненного! Это моя суть, и я не променяю её на… на ребёнка! Ходить, как бочка, мучиться родами! Ну нет!
Генри зажмурился, выслушивая колкости.
— Ты же обещала. Прошёл год. Потом ещё один. И ещё!
— Передумала.
— Трис, огонь может погубить! Каждый новый день я просыпаюсь в страхе, чтобы ничего с тобой не сделалось!
— Так научи меня, как покорить его! — рявкнула я, дав волю слезам.
— Это больно. Испытания слишком тяжёлые. И если ты их вдруг преодолеешь, то уже не родишь мне наследника. Я не пойду на это.
— Что ж, — фыркнула я и сложила руки на груди, — не хочешь, не надо!
Снизу из гостиной донеслись мужские голоса и смех.
— Гости ждут, нужно идти, — сдержанно произнёс муж.
— Иди.
Генри заправил сорочку в штаны и покинул комнату, унеся с собой аромат вербены.
В душе разрасталось противоречивое чувство. Я хорошо помнила ту Беатрис, которая любой ценой пыталась спасти свой дар. Но и Генри было жаль. Жена у него была слишком колючей и самовлюблённой. Я такой уже не была.
Шум из гостиной становился всё громче, звенели приборы и доносились голоса, потом Генри поиграл на виоле тягучую, заунывную мелодию. Она раскрывала его настроение, его тоску. Генри мало выражал чувства словами, их выражала музыка, часто быстрая и яркая, но подчас невероятно трепетная и трогательная. В такие минуты он безотрывно глядел на меня, и я знала, насколько дорога ему.
Скоро всё стихло. Генри долго не возвращался в спальню, и я решила выглянуть на лестницу, посмотреть, что они там делают.
Накинула шёлковый халат и выглянула за дверь. С галереи второго этажа открывался вид на гостиную. Генри и Рэндеваль сидели в креслах у камина. А широкий, как шкаф, паладин Грон Гройс занимал диван. Мама Генри леди Элизабет вместе с женой Грона и двумя уже взрослыми, но ещё незамужними дочерями ворковали за столом.
Тоненькие красавицы с белой нежной кожей и тёмно-каштановыми волосами вызывали во мне бешенство и жгучую ревность. Я знала, зачем Грон возит их к нам в гости из столицы!
— Генри, я, как твой наставник, прошу, чтобы ты, наконец, решился! От этого зависит наше будущее и будущее страны! — Грон выдохнул дым трубки и испытующе поднял бровь, поглядев на Генри. — Заведи любовницу!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вот это наглость, Гройс! Да я под суд тебя отдам! За выступление против короны! Я принцесса, а ты подбиваешь моего мужа на измену!
Я разозлилась и чуть не выкрикнула это вслух, стоявшая в неглиже на лестнице, но слова Генри вовремя меня утихомирили.
— Нет-нет, — помотал головой муж, неспешно отпив вино из бокала.
— Даже, если король этого сейчас не поймёт, через двадцать лет скажет “спасибо”! — наклонился к нему Грон. Но как он ни старался говорить тихо, грозный голос сдерживать не удавалось. — Мы все любим принцессу, но если она не хочет детей, сделай их уже с другой леди! Пойми, сейчас нет ни одного ребёнка с даром. Малышу Самуэлю уже некого будет брать в ученики. Послушай, многие так живут, в этом нет ничего такого. Тем более, столько красавиц по тебе с ума сходит!
Сэр Гройс поглядел на дочек и улыбнулся.
— Ну да, совершенно ничего такого, — ухмыльнулся Рэндеваль, поджигая курительную трубку. — Только вот Беатрис ему яйца отрежет.
— Дядя, — фыркнул Генри. — Не в этом дело.
Генри поёрзал в кресле. Он был самым младшим из беседующих мужчин и к тому же хозяином дома, поэтому старался быть учтивым, даже если разговор ему не нравился.
Таков был Генри. Сдержанным и правильным.
Тепло растеклось по телу от мысли, как я люблю этого мужчину. Крепко, жадно, до дрожи внизу живота! Я не хочу его ни с кем делить!
— Между боевыми походами сидишь в Ревоше, в полной глуши, вместо того, чтобы светиться при дворе. Тебя все любят и ждут! Король приглашал тебя жить в столице: там маги, орден, там я, в конце концов, твой наставник!
— Суета не для меня, Грон, пойми. А на твоё настойчивое предложение я вот что скажу: я уважаю свою жену и не стану изменять ей.
Ох, Генри! Сердце сжалось от его слов, и горячие слёзы затуманили взор.
Всё поплыло, начало растворяться, запах яблок рассеялся. Я поморгала и увидела перед собой уже другую комнату, с другой мебелью и гобеленами на стенах с орнаментами… Вейгарда.
41 Очнулась
Разочарование вырвалось протяжным стоном. Наполнив грудь воздухом, ощутила знакомый аромат вербены и невольно улыбнулась.
Скрипнула дверь и раздались неторопливые шаги. Я повернула голову и увидела Генри, вышедшего из уборной с накинутым на голову полотенцем. Он тщательно вытирался, направляясь к постели, на которой я лежала.
Генри!
Сердце трепетно забилось, я подтянулась повыше и села.
Паладин повесил полотенце на спинку стоявшего рядом кресла и расширил глаза от удивления.
— Трис! Ты очнулась! — Он бросился ко мне, присел рядом, погладил по голове и поцеловал в лоб. — Я так волновался!
Волосы Генри были влажными, лицо выбрито. Я, наконец, увидела ямочку на упрямом подбородке, по которой успела соскучиться.
— Где мы, Генри?
— В доме, который я снял. В Вейгарде.
От движения в теле разлилась слабость, и я откинулась на подушку. Генри заботливо поправил одеяло.
— Есть хочешь? Я позову Бриджит.
— Бриджит? — я стрельнула взглядом так, что мужчина невольно вздрогнул.
После того, что привиделось во сне, я страшно боялась увидеть Генри с другой женщиной.
— Служанку, — уточнил паладин.
— Не надо, я совсем не голодна.
— Снова зря отказываешься. Ты столько дней лежала в горячке. Нужно поесть. Я позову.
— Постой, Генри, — схватила его за рукав халата.
Паладин сел обратно, уперев тяжёлые ладони в постель.
— Кто я тебе? — со страхом вглядываясь в его лицо, прошептала я.
— Ты… — паладин поднял бровь, осмотрев моё накрытое тонким покрывалом трепещущее тело. — Ты моя любовница.
— Любовница? — дыхание перехватило.
Сказать, что рассчитывала на большее, — ничего не сказать! Разочарование чёрной тучей накрыло небо над головой.
— Что с тобой, Трис? — посмурнел Генри.
